 Прошло два года после смерти Гены, смерти неожиданной и глупой. Если к смерти брата Володи я был готов, так как он был болен болезнью неизлечимой, в 2003 году ему сделали операцию. О том, что Вова болен я узнал, при встречи с Геной в сентябре 2012 года. Последний раз я был в Москве в 2001 году. О серьезной болезни Вовы некто не писал, как и не сообщили о смерти тети Маруси и Дяди Коли. По версии Вовы, чтобы я не переживал. Я его попросил впредь не беспокоиться о моем здоровье таким образом. Тем не менее, все так и продолжалось. Для Гены и Вовы я был младшим братом, и они меня жалели таким образом. В нашей семье не принято было «плакать в жилетку». Никто из моих близких родных: отец, мать и братья не знали, что мне пришлось перенести в армии. Сколько пришлось пережить, я это им не рассказывал, чтобы не переживали.
Однажды Гена ехал поездом через Оренбург на Байконур. Он, неоднократно бывал в нем на пусках космических кораблей, но в данный момент ехал на очередной тур соревнований по ракетному моделированию. Поезд в Оренбурге стоит более 30 минут, ночью. О встрече я пытался с ним договориться, но Геннадий ничего конкретно не сообщал, не хотел, чтобы я ночью беспокоился. Я этого не понимал, ведь у меня машина, какое может быть беспокойство, тем более, предстояла встреча со старшим братом. объяснил всё это ему по телефону и вот встреча состоялась. Я приехал с ним встретиться, так как давно уже не виделись, с 2001 года.
Смерти Гены ничего не предвещало. После похорон Володи мы решили, что очень редко встречаемся и, наверное, надо это изменить. Умер брат неожиданно, на соревнованиях в Болгарии, где судил юниорские соревнования по ракетному моделированию. После того, как усилиями М. Горбачева, Б. Ельцина и других «реформаторов» космонавтика в нашей стране активно и целенаправленно была разрушена, Гена заниматься ей перестал, но остался на преподавательской работе в МАИ и увлёкся моделированием. Геннадий всегда и везде был только первый. Он и в этом виде спорта достиг больших успехов. Не вдаваясь в тонкости этого вида спорта, о его успехах говорят многочисленные кубки. После смерти на память я взял себе один из его кубков, на нём была выгравирована красивая надпись: «Чемпион мира 2013г». Кубков у него было более 50.
Жизнь Гены прошла у меня на глазах. Он оставил воспоминания о своей жизни. Так что есть материал, на основе которого можно описать ее. Да и в многочисленных поездках в Москву, я всегда останавливался у него. Вова жил в г. Жуковском и в Москву от него надо было ехать на электричке, что неудобно и более затратно. Естественно, я с ним встречался, но жил всегда у Гены. В Жуковском же жила и семья уважаемого мною дяди по маминой линии, Скирды Николая Федоровича. Был я у Геннадия около 10 раз.
В нашей семье не принято было говорить о работе, тем более, что работа братьев была секретной. Ещё в институте Гена занялся космонавтикой. Даже не поехал в Рим в 1960 году на Олимпиаду, в качестве борца классического стиля, запасным, так как в то время людей побывавших за границей к «секретке», под любыми предлогами, старались не допускать, предполагая, что они вполне могут быть завербованы иностранной разведкой, что, в общем-то, недалеко от истины, интерес к космонавтике был во всех странах был огромным. Однажды я его спросил: «Почему ты нечего не рассказываешь мне о своей работе, ведь она очень интересна и мне будет приятно, что и ты к этому приложил свои усилия»? - на что он ответил: «Ты где-нибудь повторишь мой рассказ, а всё, что связано с космонавтикой у нас секретно. Тебя сразу же «вычислят», а у меня будут неприятности на работе». - Ты и с Володей не делишься работой? – Нет! С ним я говорю, но его работа же близка к моей работе по тематике. Он специалист, сам обладает секретными сведениями по авиации, «лишнего» не расскажет, даже если и узнает.
 Вова уважительно к нему относился. Когда у него возникали проблемы на работе, то он приезжал и советовался с Геной. Один раз, будучи уже взрослым, я был очевидцем их спора по работе. Суть была в том, что надо было научно обосновать, определить, назначить, а потом ввести в соответствующие документы ресурс безопасной эксплуатации воздушного судна до выполнения очередных регламентных работ. Володя привез и ознакомил Гену со статистикой отказов и неисправностей самолетов этого типа, предлагая при этом установить сроки выполнения технического обслуживания по усреднённом налету часов до возникновения отказа или неисправности. Получалось, что у двух самолетов отказ наступил раньше. Гена сказал ему, что такой, чисто «арифметический» подход к проблеме порочен, так делать нельзя, иначе неизбежны случаи, которые произошли с этими, недолетавшими до усреднённого налёта самолётами, регламент надо делать раньше, чем налетали эти два самолета. Это же будет дорого – возразил Вова, - Но жизнь людей дороже, в этом надо убедить твое руководство.
Я не помню особо больших аварий с самолетами с 80 годов. Вова мне говорил: «85 % лётных происшествий происходит по причине ошибок, допущенных специалистами, людьми, это, так называемый, «человеческий» фактор, в 10 % отказывает техника и 5 % связаны с плохими погодными условиями» А он это знал по собственному опыту, так как расследовал около 60 аварий крупных самолетов, как у нас в стране, так и за границей.
 Люди, по жизни «недалекие», любят прихвастнуть своими близкими отношениями с «великими мира сего». Гена не был подвержен такому пороку, всегда старался скромничать, хотя дважды встречался с С.П. Королевым в формате «один на один» в его кабинете. Напоминаю, Сергей Павлович умер в январе 1966 года, когда Гене было всего 26 лет. Он дружил и со следующим генеральным конструктором в области ракетостроения, академиком Мишиным. Его с ним познакомил С.П. Королев. На общественных началах братом была создана инженерная школа при МАИ, куда приглашались одаренные школьники со всего Союза. Гена на встречу к ним пригласил Мишина, одна их школьниц задала академику вопрос: «А как вы познакомились с Геннадием Афанасьевичем?». Вопрос был провокационный, так как Гена им рассказывал, что с Мишиным его познакомил С.П. Королев, девочка, наверное из любопытства, хотела уточнить, насколько правдивы рассказы их преподавателя. Но Мишин не забыл эпизод знакомства, репутация «подмочена» не была, авторитет Геннадия среди его воспитанников повысился.
В космонавтику был влюблён, с возрастом даже стал похож на Циолковского. У него был двухтомник советских и российских космонавтов, практически на всех фото были их подписи. На защиту его кандидатской диссертации должны были приехать космонавты Юрий Гагарин и Павел Попович, защищал он ее в 1968 году. Гена дружил с Павлом Поповичем, Павел Попович давал ему служебную машина, когда он работал в Евпатории, там находится Центр управления космическими кораблями, а рядом отдыхала Мила (его жена) с детьми, а их у него было пятеро: Ирина его падчерица, Сергей, Андрей, Татьяна и от второго брака Кирилл. Юрий Гагарин в день защиты диссертации погиб, и космонавты не приехали.
Защитил он кандидатскую диссертацию в 29 лет, а докторскую - в 36 лет, что по тем временам было большой редкостью. О его встречах с «великими мира сего» я узнал уже тогда, когда люди забыли обо всех наших былых успехах и глаза «зашорили» деньги. Сами деньги Гену не очень интересовали. Одно время он коллекционировал марки. У него была марка, за которую один академик давал 500 рублей. Это три его зарплаты, но Гена марку не продал. В пользу продолжения работы в области космонавтики, он отказался от звания член-корреспондента Академии Наук СССР. Это 500 руб. пожизненная стипендия (академики получали 700 руб.). А у него в то время было 3 детей и эти деньги не помешали ему, но для этого надо было ехать во Владивосток и поменять направление работы и место жительства. Он надеялся, что этот пост ему предложат и в Москве.
Наверное, это бы и произошло, если бы неожиданно в 1976 году не умерла Мила и не оставила ему на попечение четверых детей. Годовалого Андрея забрали родители, Татьяна, Сергей и Ирина остались жить с ним. Гена очень любил Милу, хотел жениться на ней ещё на втором курсе. Родители благословления не женитьбу не дали. «На что собираешься кормить семью»? – спросил его отец. -Уйду учиться на вечерний факультет. - Жениться не когда не поздно, но тогда зачем столько надо было тратить усилий на поступление в МАИ. Вечерний институт не дает таких знаний, как дневной. Вот перейдешь на пятый курс и женись. Мы не сможем содержать твою семью, еще и Володю с Николаем надо выучить. - Мила сильно расстроилась и, видимо «в сердцах», вышла замуж за другого, родила Иру и вскоре с мужем разошлась. В 29 лет они все-таки опять нашли друг друга и поженились, Ире тогда было уже 7 лет. А потом с перерывом в три года родились Сергей, Татьяна, Андрей. В 1976 года Мила умирает. К этому времени Гена успел защитить докторскую диссертацию, но аттестат получил уже после смерти Милы.
Каким образом он женился на Марине, я не знаю, но по характеру она была копией Милы. Только Мила закончила Строгановское художественное училища, а Марина только училась и была моложе Гены лет на 15. Жизнь у них не удалась, родился Кирилл. Гена его своим ребенком не признавал, однако фамилию свою дал – Полтавец. Воспитанием детей Гена не занимался. Нельзя сказать, чтобы совсем не занимался, занимался, но своеобразно. Он уезжал на работу в 6 утра и приезжал в 22 вечера, когда дети уже ложились спать. Когда мы с Олей в очередной приезд в Москву, увидели тетрадь, куда дети заносили, как кто вел себя днем, то у нас «волосы дыбом встали». На вопрос мой: «Зачем ты воспитываешь сексотов»? Он ответил: «А как я узнаю, что они делали днем»? – Пусть сами честно рассказывают, и ты их не наказывай за проделки. - Так я не смогу – Ты помнишь хоть раз мы что-то говорили отцу о себе? – Нет! – А он все равно все знал? – Ты же доктор технических наук, что у тебя меньше ума, чем у нашего отца, «отщипни» от него чуть-чуть на воспитание детей. Они же сгруппируются и будут друг друга шантажировать и у тебя будут сведения об их поведении, резко отличающиеся от действительности. Гена некогда некого не слушал, не послушал и меня. Произошло то, что я и говорил. Ира была старшая и стала ими руководить. Она считала Гену виноватой в смерти матери, она знала, что он ей отец не родной. Воспитывать не своего дитя, это не каждому дано. Нам Полтавец, это не дано. Когда у меня возникла аналогичная ситуация, я сказал: «Нет»! У меня перед глазами стоял опыт общения брата с падчерицей.
Направление работы Гене все равно пришлось поменять, но инициатором этого был не он, а «реформаторы» от власти. Столько вреда нашей стране не смогли нанести наши враги, как они, в течении длительного времени, и не старались, люди, задачу это успешно выполнили люди пришедшие к власти. И опять об этом я узнал уже на похоронах Гены и Володи. Хотя было видно и так, что творилось тогда в стране. На его похоронах было всё как в фильме «Москва слезам не верит». Академики, доктора и кандидаты наук были настоящие.
На похороны Володи прощаться с ним пришел тоже весь институт ЛИИ им. М. Громова. На груди у тех, кто стоял в почетном карауле, блестели звезды Героев СССР и России, знаки заслуженный летчик-испытатель, штурман СССР или России. Столько героев и летчиков - испытателей я видел первый раз в жизни. Институт, где Володя проработал всю жизнь, это ведущий авиационный институт в нашей стране, специализирующийся на разработке мероприятий по обеспечению безопасности полётов.
 Родители нас воспитывали в духе непочтения авторитетов, если собственные убеждения противоречат официальным или общепринятым. Когда в Америки создали «Шаттл», у нас намечалось отставание в космонавтике. Гена написал Генеральному секретарю Политбюро Л.И. Брежневу, предлагая в противовес американскому «Шаттлу» создать отечественный корабль, стоимостью в несколько раз дешевле. Резолюция Л.И.Брежнева: «Рассмотреть и принять решение». Тогдашний Министр Обороны СССР Д.Ф, Устинов, тоже член Политбюро, вызвал генерал-лейтенанта, директора института, где работал Гена и попросил охарактеризовать деятельность подчинённого ему Геннадия Афанасьевича Полтавца. Генерал, будучи не в курсе того, что брат обратился в Политбюро минуя, руководство, ответил, что это молодой перспективный ученый, недавно защитил докторскую диссертацию, самый молодой доктор технических наук в СССР. Д. Ф. Устинов предложил рассмотреть письмо Геннадия в недельный срок и доложить о возможности реализации предлагаемого.
Генерал прочитал и ужаснулся, какую работу Геннадий задал его институту. Вызвал Геннадия и начинал его отчитывать: «Как Вы посмели, не посоветовавшись ни с кем оправить такое письмо»? Гена ему в ответ: «Прежде, чем обратиться в Политбюро, я советовался с замполитом». Немедленно вызванный замполит подтвердил своё согласование, добавив, что член партии имеет право писать в любые партийные органы ни с кем, не советуясь, тем более, что ничего крамольного в его предложениях он не нашёл. В назначенное время генерал прибыл в Министерство обороны на доклад к Д. Ф. Устинову: «Полтавец выскочка, еще молод, он еще не может адекватно оценить наши возможности». На что Министр ответил: «Ещё неделю назад это был перспективный ученый, а теперь молод и глуп, прибыть ко мне через месяц с готовым техническим решением». Генерал понял серьезность вопроса. Он собрал совещание и довёл ситуацию до всех, предупреждая, что если хоть «волосок упадет с головы» Геннадия, то…
В своих воспоминаниях Гена пишет, что это было лишнее предупреждение, его и так никто бы не осмелился тронуть. Специалистов то время ещё ценили, начальник отдела его поддерживал. Закипела работа, так родился «Буран», он на самом деле оказался намного лучше «Шатлла», но смогли выпустить всего два корабля. Потом началась чехарда с руководителями страны, и к власти пришёл откровенно «прозападный» человек М. Горбачев. Видимо по настоянию американцев, программу «свернули». «Бураны» совершали полеты в автоматическом режиме, что конструктивно намного сложнее и, вполне естественно, дороже, чем в ручном режиме.
У Гены вышло более 300 научных трудов. Он подготовил несколько кандидатов и докторов технических наук. Понимая важность значения кадров для космонавтики, им была создана школа при МАИ. Он вел вместе с дважды Героем СССР космонавтом Н.Н. Рукавишников всесоюзную передачу для школьников. По жизни был общительным человеком. В его друзьях были и американские космонавты. Амстромнг подарил ему костюм американского аэронавта. Я одевал его, по росту и фигуре мы были схожи, что нельзя сказать о Володе. И по характеру Володя был дипломат. И я и Гена всегда шли напролом. Мне это дважды «вылезло боком». Один раз в школе, второй раз в армии. В армии мне это могло стоить жизни. И то, что я еще жив, это не по, а вопреки. Гена шел напролом с умом, а я нет.
В нашей семье никогда и ни о ком не говорили плохо. Мы все были воспитаны, что плохих людей нет. У Гены было очень много друзей. В друзьях у него были не только известные люди, но и простые рабочие. Родители нас всех трех очень рано научили читать, писать и считать. Поэтому всем троим было не совсем интересно учиться в школе. По этой причине много времени уделялось дополнительным увлечениям. Все три брата занимались авиамодельным спортом. Авиамодельный кружок дал путевку в небо многим бурлинцам. В этом большая заслуга Пелепец Александра Семеновича. Кроме этого Гена еще занимался борьбой и играл на мандолине, практически не имея слуха. Прочитав мемуары авиаконструктора Яковлева, Гена решил тоже стать авиаконструктором. Вова кроме авиамоделизма еще занимался радиоконструированием. Все трое рисовали. Изначально всему этому учил отец, а потом если было желание, то продолжали в школе или Доме Пионеров. Прошу принять во внимание, что жили и учились мы в обычной школе районного центра. Сильно и обоснованно сомневаюсь, что современные гимназии и специализированые школы, как бы они не назывались, способны дать детям подобные знания. При определенном желании и умении, можно выпускать грамотных и нужных стране специалистов в любом селе. Это подтверждает и анализ, сделанный автором этого сайта, ведь он освещает жизненный путь учеников нашей школы, положительных примеров на сайте предостаточно.
В то время космонавтики еще не было. Для того, чтобы заняться авиацией, надо было закончить ВУЗ. Основным ВУЗом в стране по авиации был МАИ (Московский авиационный институт). Вот сейчас в результате хорошо спланированной акции значимость ВУЗов намного уменьшилось. Сильные мира (точнее нашей страны) сегодня стараются учить своих детей за границей. В то время мы были великой державой и величие это создали выпускники наших ВУЗов. Почему упал престиж ВУЗов. Сравните 1978 год. Я, работая на заводе, получаю зарплату 180 руб. Гена, работая заведующим кафедры в Мытищенском текстильном институте, 540 руб. Деньги были необходимы всегда. В 1994 году моя зарплата инженера 200000 руб. и зарплата профессора тоже 200000 руб., основы научного потенциала страны подорваны. К власти пришли бездари, лодыри и жулики. Главной задачей их было набить карманы, унижая при этом тех, кто своим самоотверженным трудом, на благо Родине, представил им теперь такие возможности. Поэтому полученные в наших многочисленных ВУЗах и университетах (этакие «Рога и копыта») знания «ни о чем», очень удобны, специалисты, оканчивающие их абсолютно неконкурентоспособные, с получившими образование за границей, кроме того, из -за границы многие не возвращаются.
Гена едет поступать в МАИ, но при сдаче вступительных экзаменов не набирает необходимое количество баллов. Посовещавшись с родителями, решил, что он поедет в г. Оренбург и будет готовиться к поступлению в институт. Тогда еще не было подготовительных курсов. Он представил табель за 9 класс и стал посещать вечернюю школу. Так что у него два аттестата об окончании средней школы. Дополнительно готовился по учебником с расширенной программой. На следующий год он поступил в ВУЗ. Окончил его в 1963 году. В институте занимался борьбой, судил многие соревнования, занимался авиамодельным спортом. Но конкуренции была большая, надо было попасть в сборную Москвы, чтобы выполнить мастера спорта СССР по авиамоделизму. Уже на первом курсе Гена занялся научной работой. Когда понял, что «десять дел» не получится делать, стал больше времени уделять научной работе, постепенно сворачивая остальные увлечения. Только борьбой продолжал заниматься и шахматами. Борьба, это для «прочистки мозгов». Шахматы для отдыха. Правильное распределение умственных и физических нагрузок, помогает повысить работоспособность человека. У него в друзьях были и чемпионы Олимпийских игр и руководители Спорткомитета СССР. Любил рисовать, но занимался этим только в минуты отдыха. В том, что я не стал заниматься научной работой, есть заслуга Гены. Приезжая в Бурлин, с семьей и детьми, он три дня отдыхал, а потом работал по восемь часов. Меня он называл бездельником. Я же месяц отпуска загорал, помогал родителям по огороду, и по ремонту дома. Увидев его напряженный график жизни, я решил, что диссертация, это не по мне, слишком уж тяжело. Я же тогда не мог предположить, что многие кандидаты и доктора защитившись, через несколько лет забывали, о чем шла речь в их диссертациях и жили потом нормальной жизнью, не перенапрягаясь.
Очень много ему для жизни дал Дом Пионеров. Это было место, где сельские школьники реализовывали свои способности. Каких там только кружков не было. Руководил тогда Домом Пионеров Блинцов Василий Николаевич. Он был очень инициативным человеком, немного рискованным и настойчивым. Все эти черты появились и у Гены. Это ему во многом помогло в будущем. От отца он взял упрямство и трудолюбие. От матери доходчивость в объяснение задачи.
Отец наш был обязательным и честным человеком, требовательным к себе и другим. Обладал необычайным спокойствием. Я никогда не видел его разозленным и кричащим. Некогда не выслушивал никаких жалоб, для него не было слова не могу, не умею. Так как жили мы бедновато, то всю мебель дома он сделал сам. Всех научил столярничать, играть в шахматы и шашки. Привил любовь к чтению книг. Научил быть обязательным во всем. Мы не могли пойти в школу, не приготовив уроки. Это считалось не только не уважением к учителю, но и неуважением к себе. Действия учителей в доме не обсуждались. Они принимались за аксиому. Мама преподавала в школе физику. Папа преподавал рисование и черчение, а потом работал лаборантом. В нашей школе были все приборы, что я встретил в ВУЗе, кроме, пожалуй, радиоактивного кобальта. Все это «вышибал» отец, надо отдать должное, руководство школы шло ему на встречу, хотя за его принципиальный характер не любило.
Бурлин во время учебы Гены был районным центром, сообщение с другими селами было отвратительное. Об этом характеризует один пример. Гена работал во время каникул в МТС на комбайне, Одно время они косили в селе Облавка. Мы с мамой хотели съездить в гости к дедушке и бабушке в Облавку. Это 20км от Бурлина. Комбайн ремонтировался в МТС. В обед Гена приехал на велосипеде и сказал: «Сегодня вряд ли получится поездка» Желание мое попасть к бабушке было настолько велико, что мы решили пойти пешком, а там кто не-будь подвезет. Вышли в обед и, представляете, пять часов мы шли и ни одной попутной машины. Это я пишу для тех, кто не представляет жизнь без машин. Мне было тогда 6 лет. Насколько мы устали я описывать не буду, так как задача описать жизнь брата, о себе я уже написал много. Велосипед был купен на деньги, ранее заработанные Геной в МТС. Зарплата учителя всегда была мала. Так что мы некогда не шиковали. Тем более через два года окончил школу Володя и вслед за Геной поступил в МАИ. Тоже не с первого раза, а только через год. Он год, как и Гена, работал в Оренбурге на Машзаводе токарем. И это не смотря на то, что наша школа давала хорошие знания.
В первый год Гена не поступил в МАИ. Поехал жить в Оренбург. Здесь он работал, сначала кочегаром на паровозе. Когда разобрались что ему только 16 лет, то перевели в слесари. Продолжил бороться, был чемпионом Оренбурга. В Оренбурге у него появилось много друзей. И когда Володя тоже поехал работать в Оренбург, так как поехав поступать в Свердловск, в политехнический институт, на факультет радио, тоже не прошел по конкурсу. Устроился он токарем на Машзавод по протекции Гены. Володя год жил в Оренбурге.
Гена неоднократно мне писал и говорил, что знаний, особенно по математике, что дает наша школа, для МАИ недостаточно и надо готовиться еще и самому. Поэтому сдав экзамены в школе в 1966 году, я сразу же поехал к нему. Он был ущё не женат и жил в общежитии в Болшево, это рядом с Калининградом под Москвой, сейчас переименованным в г. Королево. В Болшево еще была закрытая зона, где и находились общежития и жилые дома. Там же был и институт, где он работал. Закрытая часть города охранялась солдатами, в ней был даже пруд с проточной водой, магазины и т.д. Он мне сделал пропуск, правда, на свое имя, но с моим фото. Я два месяца по этому пропуску ходил. Добираться до Москвы было неудобно. Автобус, электричка, а потом метро. До МАИ ехать 2-2.5 часа. Перед экзаменами, «погоняв» меня по школьной программе и убедившись в явной недостаточности моих знаний, он разгневался сказал: «Я тебе неоднократно говорил, учи сверх программы. Вероятно, хочешь походить в сапогах, ничего поумнеешь в армии, приедешь поступать снова» . В принципе он мог бы и сам сдать за меня все экзамены, фото в приёмной комиссии очень уж пристально не рассматривали, тем более, что тогда я был сильно на него похож, но он не пошёл на этот подлог. Видимо только из-за того, что ему бы тогда родители, да и посторонние люди, сказали бы, что и ты, Гена, и Володя (Володя к тому времени уже тоже закончил МАИ) умницы, а вот твой младший братишка бездарь. Не хотел он меня выставлять в таком свете, любил.
Я «завалил» первый же экзамен по математике, письменный. Что бы у меня не пропал интерес к институту и авиации, братья договорились на допуск меня в секретную лабораторию, где с Володей я пробыл около полутора часов. Мне было очень интересно, хотя я уже был достаточно взрослым человеком, тем не менее, все трогал, кругом лазил. Около 10 минут просидел в кабине МИГ-21, который был самым современным самолетом в то время, его некоторые параметры он превышали параметры самолета США «Фантом -16». Володя мне сообщил, что самым секретным в самолете является то, что летчик ощущает насколько отклонились элероны крыла и хвостового оперения. Самолёт управлялся гидравликой, если управлять «напрямую», то ни один пилот с такими нагрузками не справится, поэтому специальный механизм передавал только часть усилий на ручку управления и пилот ощущал определённую нагрузку, соизмерную с реальными силами, пилота попросту «обманывали». Такого конструктивного решения тогда не было ни у кого в мире. Чтобы не раскрылся секрет при вынужденной посадке на территории другого государства, был установлен взрыватель.
Здесь стоял самолет-разведчик, аналог американского «У-2», с очень длинными крыльями. Много было бомб, особенно меня удивило наличие химических и биологических бомб. У меня не укладывалось в мозгу, что официально мы были против химического и биологического оружия, а как оказывается оно тоже разрабатывается, как адекватный ответ на имеющуюся угрозу. Уже в армии, на Новой Земле, я увидел на аэродроме два МИГ-21. Зная его дальность полета, я понял, что находятся они здесь для защиты от авиации противника. Долететь до границы без дозаправки в воздухе он не мог. А это очень опасная операция, как и для самолета заправляемого, так и для заправщика. Заправщики я видел в Североморске, когда мы работали на аэродроме. И об опасности мне рассказывали моряки его обслуживающие.
Надо отдать должное, посещение этой лаборатории на самом деле еще больше меня подвигло к поступлению в МАИ. В том, что это не произошло, виновато Минобороны СССР, не организовав должным образом прохождение моей службы в армии. На что способно это ведомость, так это на уничтожение документов подтверждающих свою вину. Имея на руках «белый» военный билет, я автоматически лишился права, как учиться в МАИ, так и работать в областях хозяйства, связанных с секретами страны, к коим относятся космонавтика и авиация. Я не предал свою мечту, обстоятельства не позволяли мне ее осуществить.
Я снова приехал поступать в МАИ в 1968 году, но документы у меня не приняли. После того, как мне не разрешили учиться в МАИ, что естественно расстроило меня, Гена мне сказал: «Ты чего раскис? У нас работают ребята, закончившие лесотехническую академию. Получишь высшее образования, и я помогу тебе в устройстве на интересную работу. Он взял у главного врача больницы справочник для служебного пользования с перечнем болезней и теми ограничениями, которые они предполагают для поступления в ВУЗ. Оказалось, что много ВУЗов Москвы могут меня принять. Я переписал эти ВУЗы, их оказалось около десятка, выбрали мы вдвоем эти институты. Время еще позволяло проехать по ним в Москве. Выбор пал на Станкостроительный институт. В то время медицинскую справку формы №286 надо было получать в том ВУЗе, куда поступаешь. Врач института сказал, что я не годен к учебе в ВУЗе по состоянию здоровья, но этого не написал. Этот вывод он сделал, просмотрев мой воинский билет, Гена понимая, что он не правомочен это делать, попросил написать основание. Врач, по внешнему виду еврей, этого не сделал, но заявил, что все равно приложит все усилия, чтобы, даже в случае успешного поступления приложит все усилия для исключения меня из института. Гена на это внимания не обратил, я же воспринял всерьез. Поэтому вместо подготовки к экзаменам стал читать «Золотого теленка и Двенадцать стульев».
Естественно, при таком отношение к сдаче экзаменов, я не добрал баллы и не поступил в «Станкин». Скажу честно, что не очень об этом жалею. Тогда бы я не встретил свою супругу Ольгу, не было бы у меня дочери Натальи, не учился бы я в Оренбургском политехническом институте. Об учебе в нем у меня остались только самые приятные воспоминания. Я там нашел многих друзей, как среди студентов, так и среди преподавателей. Несмотря на мое брюзжание, своей жизнью я доволен. Надо отдать еще одно должное Гене, он регулярно оповещал родителей о своих достижениях, продвижениях по должности, повышение зарплаты и т.п. Отец с матерью гордились успехами сына. Его карьерный рост был быстр, через 5 лет после окончания ВУЗа он защищает кандидатскую диссертацию, еще через 8 лет защищает докторскую. О том что его уважали коллеги, я убедился, когда был у его в Болшево и готовился к поступлению в институт.
В звании майор и выше. Когда я с ним куда-нибудь шел, то приветствия были очень дружественные, чаще заканчивались небольшой беседой. Я был любопытен и всегда спрашивал: «А это кто»? Часто в Болшево приезжали люди на дорогих машинах и Гена знал практически всех. Он не называл мне фамилий, но должности и звания говорил. В нем не было, ни грани зазнайства. Уже будучи профессором, дружил со слесарем ЖЭУ, очень лестно о нем отзывался и как о профессионале своего дела, и как о человеке.
В Жуковском жили наши родственники, брат мамы, Скирда Николай Федорович и его жена Мария Васильевна, с детьми Капой и Вовой. Гена часто ездил к ним в гости и за советом. Тетя Маруся один раз его отругала, когда он сообщил, что приехал с совещания из Министерства, где был с директором института, генералом. Ты что в таком виде позоришь генерала. Купи себе приличный костюм, в таком виде в высоком обществе появляться нельзя. Гена купил костюм и приехал показать его тете. Вот это другое дело сказала тетя.
Он очень уважал родителей и всегда слушался их совета. После смерти Милы у него с отцом зашел разговор, что делать. До работы Гена добирался около 2.5 часов, уезжал из дому в 6 часов утра, а приезжал в 22 – 23 часа, так как по работе надо часто было задерживаться. Естественно процесс воспитания детей был упущен. Он ужу был доктором наук, с его слов его очень ценили на работе. На что отец ему ответил. Если ты нужен предприятию, то они могут тебе выделить машину, для поездки на работу с работы. Если это не возможно, то увольняйся, Москва большая ищи поближе к дому работу, так нельзя детьми надо заниматься. Что впоследствии и произошло, Гена перешел работать в Московский текстильный институт заведующим кафедрой математики в Мытищах. Честно сказать я сильно не понял, разницы, до Мытищи тоже надо было ехать часа два. Правда, зарплата было намного выше, 540 рублей. Я получал тогда рублей 180, так как только окончил ВУЗ.
Когда в1994 году я всей семей ездил в командировку в Москву (я в командировку, а они погостить, по магазинам «пошататься»), то у брата была зарплата профессора , доктора технических наук такая , как и у меня, простого инженера. Вот и ставьте теперь памятники реформаторам от власти. А что такое написать кандидатскую, а потом докторскую, я думаю не стоить об этом говорить.
Написав все это, я пришел к выводу, что лучше о его жизни расскажет он сам. Тем более нечего кого-либо порочащего в его воспоминаниях нет, ни его, ни близких ему людей. Вот только он о семье нечего не пишет, я думаю, что он всю жизнь считал себя виноватым в смерти жены, которую очень любил. Врачи не советовали рожать Андрея. У Милы было слабое сердце. У нее уже было трое детей, вполне достаточно, для нормальной семьи. Поэтому и упоминает о семье очень редко и о детях тоже. Да и умерла она, когда его не было дома. Я считаю, что это неправильно, мы не вправе себя корить, за то, что жизнь нам преподносит. Особенно нести ответственность за жизнь и смерь близким нам людей. Так Богу угодно, я не отношусь к верующим людям, но отвечать надо за свои поступки, а зато, что происходит помимо нашей воли, пусть несет ответственность Он, Господь Бог.
Полностью печатать воспоминания я не нахожу нужным, являюсь инициатором этого, я взял на себя смелость подредактировать и убрать, что считаю не нужным. И отредактированные воспоминания брата.
Находимся в Москве, сели есть, Гена выдает реплику: «Да в Америке было трудно», естественно, я спросил, почему. Он начинает рассказывать о том, как живут американцы. В Америке он был два раза. Один раз у космонавтов, где подружился с Амстронгом, побывавшем на Луне. Про космонавтов он не стал рассказывать, все они генералы, а генералы они «и в Африке» генералы. А вот о поездке с дружеским визитом к учителям, он немного рассказал. Он и ученики получили предложения посетить в Америку, точно также группа американских детей приезжала к нам. Жили они в семьях. В это поездку он взял Татьяну, а вот у Андрея не было загранпаспорта и за его оформление потребовали солидную сумму денег. Андрей этого не понял и на отца обиделся. Я считаю, что в данном случае не надо было брать и Татьяну. Правда, совета моего никто не спрашивал. Тем не менее, в поездке произошло знакомство с простыми американцами. Американские учителя высказали благодарность русским коллегам. Впервые за 25 лет совместной работы они все собрались после работы, благодаря русским. У одной учительницы муж был миллионер и у него был участок, где они и провел пикник. Это говорит о большой разобщенности американцев. Гена как раз и сделал упор на это. Я его спросил, а поему он не уедет в Америку, что его здесь держит? Гена ответил, что не приемлет их образ жизни, ему и здесь хорошо, деньги для него никогда не были основным мерилом качества жизни.
В жизни брата несколько человек были людьми, можно сказать, судьбоносными. Кроме родителей, это Блинцов Василий Николаевич, директор Дома Пионеров, преподаватель военного дела, а потом завхоз школы. Почему Анатолий не описывает яркую личность отца, я е знаю? Далее Александр Семенович Пелепец, руководитель авиамодельного кружка по совместительству, а так основное место его работы было главный инженер колхоза миллионера «40 лет Октября», Князев его преподаватель в МАИ и Митрофанов, работник спорткомитета. Мне наиболее запомнилась личность Митрофанова, Жаль, что Гена со мной его не познакомил. Надо отдать должное ему, в этих вопросах он никогда меня всерьез не воспринимал, как младшего брата любил, жалел, но не более, протекционизма с его стороны по отношению ко мне не было. Воспитаны мы были так, что необходимо было самому «застолбиться» в жизни, а у меня этого не произошло. Поэтому душещипательных бесед со мной не было. Его не сильно интересовала неординарность моей работы, моего места в ней, хотя, как старший брат, мог бы и поинтересоваться, что и как я мыслю. Как то это ему было не нужно. Вероятно, это издержки воспитания и характера.
Как я уже ранее писал, в 1962 году летом я ездил со школьниками на экскурсию в легендарный наш город Ленинград. Две недели без отдыха, утром экскурсия, потом обед, потом опять «мотались» по городу. А потом я остался в Москве, жил вместе с Вовой в студенческом общежитии. Мне дана была полная свобода перемещения по Москве, Володя был занят, а Гена был на всесоюзных студенческих играх в Тбилисе. В 23-00 я должен быть в общежитии, это одно ограничение. Меня представили, как абитуриента, хоть и не было еще 15 лет, но вполне мог сойти за окончившего школу. Здесь я познакомился с его друзьями, они приходили в комнату к Гене и Вове. Других студентов в комнате не было, вероятно Володя попросил их перейти временно в другие комнаты, а может они были на каникулах, средина июля.
Я запомнил Неймарка Мишу, с которым Гена и Володя дружили всю жизнь. А я его встречал на всех печальных событиях Гениной семьи, похоронах близких и на похоронах Гены и Володи. Ещё помню одного армянина, а так же старшего лейтенанта, бывшего летчика. У армянина был великолепный голос, аккомпанируя себе на гитаре, он пел. Я потом спросил у Гены через несколько лет о его судьбе. Оказывается, что отец его был прокурором Армении и не хотел, чтобы сын стал певцом. Но он все равно бросил МАИ и поступил в консерваторию, стал оперным певцом.
Николай Полтавец, октябрь 2015, Оренбург |
