Когда я работал в авиационно-технической
базе, был такой случай. Был у нас на участке трудоёмких регламентов вагончик,
где мы обедали, курили, переодевались. Вагончик стоял между двумя тепляками, в
которых стояли самолёты. Тепляк это не ангар, в который самолёт полностью
входил, с целью экономии средств, в тепляке можно было достаточно комфортно
обслуживать только двигатель самолёта, а обслуживание его планера производилось
на улице. Да и комфортность обслуживания двигателя была условной, просто была
крыша над головой, створки тепляка закрывались, а в это примитивное рабочее
помещение дул воздух, который подогревался моторным подогревателем МП-85,
расположенным рядом с тепляком. Печки эти были очень хорошие, эффективные, но
уже старые, часто неисправные и вместе с горячим воздухом гнали в тепляк и
выхлопные газы, к концу смены голова от них болела. Работали, значит, мы в тепляке всей бригадой делая регламент
самолету. И кто-то крикнул, что вагончик наш горит... В это время в нём никого не
было. Мы все выскочили из тепляка, и побежали спасать свое имущество. Я почти
последний выбежал из тепляка, потому что работал на стремянке, наверху. Когда я
выбежал на улицу, то в среднем окне, где у нас стоял самодельный электрический
котел водяного отопления, и где был умывальник, было видно пламя во все окно.
Забегаем, значит, мы всей толпой в вагончик, Иван Мокшин кричит, чтобы вызывали
пожарную машину. Новоженов подбежал к телефону, он у нас стоял на полочке в
углу на стенке, снял трубку и кричит: - А какой номер телефона пожарки?... А
номера этого, оказывается, никто и не помнил. Дело в том, что в аэропорту стоял
свой телефонный коммутатор, прямой выход в город был только у командира,
замполита, в бухгалтерии, всего пять номеров было таких, в внутри аэропорта
практически никакой системы в назначении номеров не было, и пожарку по
классическому «01» вызвать было нельзя. Тогда Новоженов бросив трубку, схватил
ведро с питьевой водой и широким размахом вылил на горящий котел отопления. Видимо
по благоприятному стечению обстоятельств, его не ударило током, пожар был
потушен. Когда мы успокоились и стали делать «разбор полетов», то
Иван спросил: - А какой на самом деле номер телефона пожарки? И мы все
машинально посмотрели на телефон. А рядом с телефоном на стене висит плакат,
чуть-чуть побольше листа из тетради размером, а на нем написано: "ПРИ ПОЖАРЕ ЗВОНИТЕ 01". Но плакатик
этот был стандартный, который мог бы висеть в другом предприятии, а наши
пожарные располагались по номеру «81», которого никто не знал и только потом в
нашем ПАРМЕ изготовили дюралевые таблички с этим номером и развесили на всех
участках. Новоженову кто-то сказал: - Ты что с ума сошел, водой
плеснул на электрокотёл, током же могло убить. На что Анатолий Новоженов
ответил: - А я как-то в суматохе и забыл про это. Но ведь даже и не ударило
током. Инженер ОТК Смирнов пояснил, что он успел выключить рубильник. Оказывается,
когда мы все «рванули» в вагончик спасать одежду, Виктор Сергеевич оценил
ситуацию и побежал выключать рубильник общего питания, а он находился на
вагончике ПАРМа, в стороне. Смирнов был высококлассный специалист, с большим
стажем работы, настоящий наставник. В этой обстановке он сориентировался
грамотно. И вот тот момент, когда он выключил питание, Анатолий и плеснул водой
на котел. Иван Мокшин говорит: - Вот
если бы прошляпили, то пришлось бы через весь город вот в этой одежде, в
которой работали, ехать домой. А пламя во все окно было видно, потому что
кабель, который вспыхнул, проходил как раз по подоконнику. Почему-то вспомнился мне этот случай. На первый взгляд вроде
бы ничего интересного, случай рядовой, однако это была наша молодость, можно
сказать начало осмысленной жизни и эти воспоминания характеризуют то время и те
условия, в которых мы работали после перебазировки со старого аэропорта. Этого
вагончика, который мы более или менее оборудовали, в нём было тепло, помыться
можно было подогретой водой, в первый год на новом аэродроме не было. А до
этого, после перебазировки, мы вообще переодевались в землянке, которую
выкопали осенью 1973 года неподалёку от единственного тепляка, второй в зиму оставался
ещё в старом аэропорту. Участок был разделён на две группы. Наиболее трудоёмкие
технические регламенты, замены двигателей, ещё одну зиму выполнялись на прежней
базе. В старом аэропорту работали «старики», а более коммуникабельная молодёжь
осваивала «целину». Старые техники, прошедшие войну, говорили, что даже на
войне обустройство работы и быта технического состава было организовано лучше,
техников тогда ценили. По рассказам друзей, тепляки оставались в аэропорту до конца эксплуатации
самолётов Ан-2. Александр Тихонов, Сердобск, июль 2012 |