 Недавно обратился ко мне один блогер. На своём сайте он собирает материалы наших современников, пытается написать историю нашего времени по воспоминаниям своих друзей, знакомых, коллег по работе. Дав положительную оценку литературного оформления некоторых моих комментариев, он предложил написать мне статью, где описать свою жизнь, или какой-то запомнившийся, характерный эпизод из жизни. В тематике никаких ограничений нет, предложил написать, что хочу или о чём захочу. Ну, естественно, материал должен быть как-то связан с нашим поколением, учёбой, или профессиональной деятельностью, не возбраняется, а только приветствуется описание уникальной природы нашего Приуралья.
Признаюсь, что какими-то особо значимыми событиями моя жизнь не отличается, я вполне обычный человек, но идея «оставить свой след в истории» мне импонировала и я начал листать свои старые записи, перебирать фотографии, отыскал несколько дневников. Неоднократно пытался вести дневник регулярно, но надолго «запала» не хватало, то был ограничен в свободном времени, то работа не давала, то семейные заботы и обязательства. Но, в общем, хоть записи мои и носят бессистемный характер, но имеют в себе достаточно информации для осуществления задуманного. Остановился я пока на одном эпизоде, который навеял воспоминания о молодости и обострил ностальгические воспоминания, так характерные в моём нынешнем возрасте.
 Работал я одно время в пароходстве, толкали мощным буксиром по Уралу баржи. Как-то нас проверяла отраслевая комиссия, один из инспекторов оставил предписание, в котором руководству нашего пароходства указывалось на недостатки в прохождении ежегодного медицинского освидетельствования плавсостава. В частности, при движении по маршруту «Уральск-Гурьев», мы преодолевали зону, неблагополучную по такому серьёзному заболеванию, как чума. Зона эта начиналась выше Калмыково и продолжалась практически до Гурьева. В Калмыково и Ганюшкино (Гурьевской области) работали даже противочумные станции. На остановках мы часто сходили, разгружали грузы, задействованы в этих операциях непосредственно. Я не знал, как в этом плане обстояло дело раньше, да и не задумывался об этом. Выдали нам направления, и мы перед отходом всем экипажем поехали на прививки в областную больницу. Всё было хорошо организовано, нам быстренько поставили по уколу, никаких болезненных ощущений и негативных последствий.
В коридоре больницы к нам подошла одна девушка. Все мы, можно сказать, «вырядились», одели всё, что у кого было, что здесь выдавали, что осталось от службы. Широченные клёши, тельняшки, кители с блестящими пуговицами, расстёгнутыми так, чтобы было видно тельняшку и обязательный атрибут – белая капитанская фуражка с «крабом». В таком виде было трудно не обратить на нас внимания, мы это всегда ощущали, особенно при общении с девушками, можно даже сказать, воспринимали как вполне естественное и даже должное явление. Посыпались «дежурные» в таких случаях комплименты и шутки, но просьба девушки была несколько необычной для подобных случаев.
Девушка говорила с заметным акцентом, рассказала свою историю. Она была студенткой из Эстонии и принимала участие в турпоходе. Группа была сформирована из любителей со всего Союза. Они сплавлялись по Уралу на байдарках из Оренбурга до Гурьева. В районе Уральска она подвернула ногу и вынуждена была обратиться за медицинской помощью. Ждать, когда она поправиться в планы руководителя группы не входило, весь график был расписан «от и до», её привезли в больницу и рекомендовали попытаться догнать группу, когда поправится. В Гурьеве надо было сдать байдарку, здесь её не оставили, негде хранить. Пролежала здесь она неделю, повреждение оказалось не серьёзным, нога практически уже не болела и она рассматривала возможность догнать своих товарищей на теплоходе. Не обещая особых комфортных условий в пути, мы с удовольствием её пригласили, чему она была несказанно рада.
 Тёмно-русая, скандинавского типа, голубоглазая девушка была, высокого роста, на первый взгляд хрупкого, но вполне спортивного телосложения и, как оказалось, обладала недюжинной силой. Когда мы попытались ей помочь донести до нашего УАЗика её громадный рюкзак с вещами, то она просто попросила приподнять его. Взвалила на спину и грациозно, правда, чуть прихрамывая, понесла сама. Некоторые мои «друзья-маломерки» смотрели на неё, не скрывая своего восхищения. Звали её достаточно оригинально – Ынне. Я попытался уточнить, но она, видимо уже из своего опыта общения с русскими, достала небольшую ручку с гелиевым стержнем и на клочке бумаги написала: «Ынне, Эмари, Сууркюль, Тарту, Эстонская ССР».
Когда готовил этот материал, «наткнулся» на эту бумажку, посмотрел на её сохранившиеся фотографии. К сожалению, когда мы с супругой соединяли наши фотоархивы в единый семейный, большинство фотографий Ынне были утеряны, осталось только две. Навернулись слёзы, защекотало в горле, как это было давно и как мы были молоды.
Показали, где бросить вещи, разместили мы Ынне в каюте и пригласили в нашу столовую пообедать перед отплытием. За обедом, в знак благодарности, она угостила нас пивом, две бутылки которого она предварительно достала из своего «неподъёмного» рюкзака. Помню только, что пиво было не эстонское, а рижское, «Ригас алус». Но тут и мы «расстарались», подливали ей в стакан нашего, «Жигулёвского», которым традиционно «запаслись» с учётом продолжительности предстоящей командировки. Постепенно чувство смущения и некоторой настороженности пропадало, повеселели, возникли элементы взаимопонимания. Но старались держаться корректно, её реакция на наши «шуточки», не давала никакого повода, или даже намёка к попытке дать волю не только рукам, но даже и мыслям.
 Немного рассказала о себе. Родилась она на хуторе в пригороде города Эмри, что в сорока километров от Таллина. В семье были одни женщины, бабушку звали Кюллике, маму – Биргитте, они работали в своём хозяйстве на хуторе, в колхоз не вступали, несмотря на активную агитацию. С детства разговоры и вопросы о дедушке - отце матери, как и об отце Ынны, были темой запретной. В доме не было никаких мужских вещей, фотографий мужчин, были, наверное, какие-то документы, но малолетней внучке ни мать, ни бабушка их не показывали.
Училась она в русской школе, была круглой отличницей по всем предметам, по окончании поступила в знаменитый университет в городе Тарту на экономический факультет. Изучала бухучёт и финансы, успешно перешла на второй курс. О своей «альма матер» она рассказывала с любовью и восхищением. Университет является самым главным ВУЗом Эстонии и даже одним из важных центров образования и науки в северной части Европы, входит в число 600 лучших ВУЗов мира. Расположен в городе Тарту, на юге Эстонии, в 180 км от Таллина. Тарту – второй по величине город Эстонии. Он является старейшим городом Балтийских стран, всегда был интеллектуальной столицей Эстонии. Ынне сетовала, что учиться поехала далеко от дома, свыше 100 километров, мы только улыбались, будучи жителями области протяжённостью более 500 километров и соответствующей транспортной инфраструктурой.
Как отличница, активная студентка, спортсменка по водным видам спорта, была премирована этой туристической путёвкой. Не успела толком познакомиться с другими участниками сллава, собранными со всего Союза, как произошёл этот случай. Потом, уже при выполнении рейса, когда мы лунными ночами все «выползали» на палубу, на прохладу (иллюминаторы в каютах всегда были плотно задраены, спасались от комаров), Ынна рассказала нам о своём романтическом появлении на свет.
В окрестных посёлках, хуторах существовал оригинальный промысел. Пользуясь тем, что на аэродроме всегда было достаточно много неучтённого керосина, местные жители массово ходили туда с вёдрами и керосин выпрашивали. Происходило это почти легально, к аэродрому и зимой и летом было протоптано много тропинок, а его ограждение было «условным». В каждой семье был свой «поставщик» - это и солдаты срочной службы и постоянный состав авиаторов. Бабушка Ынны, потом и её мама, потом, когда Ынне подросла, то ходила на аэродром и она. Делом этим занимались только женщины, раньше ходили всегда к одному пожилому дядьке. Он без лишних разговоров наливал ведро керосина и брал, положенную в таких случаях половину бутылки «колючки» - крепкого самогона слегка желтоватого цвета. Из ячменя в Эстонии не только варят пиво, но и гонят этот довольно популярный напиток. Если самогона не было, то он давал керосин в долг, в следующий раз надо было принести уже полную бутылку.
Такая система сложилась давно, со времён, когда самолёты стали заправлять керосином и в керосиновые лавки керосин уже не завозили, так как его обеспечение было налажено и без помощи торговли. Смущает, конечно, явная переплата при расчёте, керосин стоил копейки, а водка всегда и везде была «в цене», тем не менее, так традиционно сложилось. Возможно, были и какие-то другие факторы, способствующие тому, чтобы «керосиновый бизнес» у авиаторов не угасал, но каких-то предположений и выводов Ынне не озвучивала, оставляла нам право «додумывать» самим.
Каждый самолёт на аэродроме стоял в своём отдельном гараже с тяжёлыми железными воротами. В день, когда самолёты летали, они, с ревущими двигателями, выезжали из своих гаражей и улетали, а когда прилетали, каждый подъезжалл к своему гаражу, этот вывод мама Ынна сделала, запоминая номера самолётов. Потом произошёл случай, который в рождении Ынны сыграл решающую роль. Придя однажды к «своему» гаражу, она не увидела здесь своего знакомого, вместо него был молодой парень, который проинформировал её, что «старый хозяин» ушёл на пенсию, а он какое-то время будет выполнять его обязанности. Посмотрев на ведро, которое мама Ынны держала в руках, он сказал, что про керосин ему всё рассказали, и он не против традиции продолжить.
Напрямую, может быть излишне прозаично, без особых условностей, мать потом рассказывала, что она принесла долг за предыдущий керосин, фактор неожиданности сыграл свою роль, когда она вместо пожилого, дряхлеющего мужчины увидела молодого и красивого парня, а может быть и «двойная» порция «колючки», обострившая чувства. Короче, молодость «взяла верх», свершилось. Он был рижанином, окончил Рижский авиационный институт, будучи ещё студентом, выгодно и удачно женился, что позволило ему войти в круг довольно высокопоставленной столичной элиты и избежать «принудительного» распределения. Он остался в Риге, устроился на работу далеко не по специальности, но военкомат его призвал на один год отслужить в военной авиации и в офицерском звании, так он и появился в Эмари.
Мама Ынны ходила на аэродром практически ежедневно, пока позволяло её состояние. Он был русский, но мама, слегка исказив имя, звала его на эстонский манер «Армас». С самого начала он ничего не обещал, а она ни на чём не настаивала, она просто его любила. Бабушка тоже не видела особых проблем, поворчала, но активно не противодействовала, а мужчин в семье не было.
Глубоко уважая мать, Ынне её не осуждала, несмотря на то, что никогда не видела своего отца, хотя на встречу надеялась, но решила отложить это событие до момента, когда окончит университет и полностью самостоятельно определится в жизни, чтобы своим появлением не внести какой-то сумятицы в жизнь отца. После этих рассказов, все мы зауважали Ынне ещё сильнее. Несмотря на то, что она была моложе некоторых из нас, от глубины её мышления мы чувствовали себя маленькими детьми, внимающими указаниям опытного старшего человека.
  Вообще, в пароходстве работали романтики, здесь не было людей, которые плавали, чтобы только заработать. От денег, конечно, никто не отказывался, но привлекало общение с природой, рыбалка, всё свободное время (да и во время несения вахты, между делом) все рыбачили. К буксиру всегда была пришвартована лодка, а то и две, которые штатно выполняли функции аварийно-спасательных средств, а использовались исключительно для рыбалки. Рыбачили обычной удочкой или примитивным спиннингом (удилище, леска и блесна из ложки), прямо с борта во время движения. С помощью лодок (здесь их называли «бударами»), использовали и более производительные снасти, ставили подпуски, сети и даже крючья, для ловли рыб осетровых пород.
  Вполне естественно, мы были просто обязаны угостить Ынне нашей добычей. В первый же день наловили небольших судаков и сварили настоящую рыбацкую уху. Кроме уральной воды (тогда она в реке была кристально чистой), рыбы, нескольких крупных луковиц и соли, в это блюдо ничего добавлять не полагалось. Когда она попробовала хорошо отваренной рыбы, а потом наваристого бульона с пышным белым хлебом (чёрного тогда в Уральске почему-то не пекли), прямо из большого бокала, было видно, что она просто в восторге и ничего подобного никогда не ела. Рассказывала, что в Эстонии тоже любят рыбу, но это, чаще всего треска и, мелкая салака в разных видах, хотя однажды пробовала и балтийского осетра, которого привозили рыбаки сейнеров, продавали «из подполы» и стоило это очень дорого. Редкими и дорогими были угри (миноги) и форель. Много было разных видов селёдки, которой и в Уральске тоже тогда было «навалом».
Получив одобрение и высокую оценку, мы, вообще, расстарались. После того, как приблизились уже к границе области, решили поставить крючья. Этот инструмент требует особой квалификации рыбака, работать с ним опасно, много жизней он унёс, когда остро заточенные крупные крючки цеплялись за одежду, снасть запросто могла утащить рыбака на дно Урала. Кроме того, уже тогда добыча осетровых у нас была запрещена, в посёлках ниже Уральска в редкой семье не было человека, который не отсидел бы одного года. Больше, правда, не «давали», но часто в разговорах говорили, сколько месяцев осталось кому-то отсидеть.
  Всё у нас сложилось удачно, места, где можно ставить крючья наши «старики» знали, поймали несколько голов, приготовили икру, засолили балыки (несколько мешков соли все экипажи всегда возили). Ынне была сильно удивлена, как будто мы экзотических крабов на Камчатке ловили, смотрела на это молча, удивлённо, с широко открытыми глазами. Не ожидала она увидеть здесь подобное, только говорила, что ребята, когда они спускались по реке с Оренбурга до Уральска, тоже ловили рыбу и даже поймали щуку. Правда рыба была мелкая и попадалась очень редко.
 Она старалась нам помогать, всегда была активна, делала что-нибудь полезное, а не просто отдыхала, как должно было быть, наверное, будучи в отпуске. Собрала сучья, развела костёр, в большом котле вскипятила воду для «тузлука», насыщенного раствора соли, который потом используется при приготовлении икры. Поранилась о колючки осётра, потом мы дали ей брезентовые рукавицы. Потом, уже под нашим руководством и наблюдением, но практически самостоятельно готовила «царскую» уху. Отнеслась к этому делу очень ответственно и даже что-то потом записывала.
Основное в этом деле – добиться прозрачности и наваристости бульона, а достигается это тем, что от котла нежелательно отлучаться, нужно всё время снимать пену. В первую очередь, прямо в кипяток, бросают несколько крупных, но не резанных, луковиц, потом их и не вынимают, а некоторые «любители» даже и не чистят шелуху, находя в цвете бульона и наваре свои преимущества. Предварительно рыбу почистили, удалили жабры и выпотрошили.
 Такую уху варят в три приёма, то есть, по мере готовности рыбы, её аккуратно и осторожно вынимают, чтобы в котле только бульон оставался, закладывают следующую порцию и опять снимают пену. Сначала мы подготовили мелких судачков, окуней, был один довольно крупный ёрш и несколько чехоней. Ерша даже не чистили, только выпотрошили, мороки с ним много, колючий очень, но в ухе даёт несравнимый ни с чем навар. Для второй очереди почистили пару «приличных» (по 1,5-2 кг. каждый) жерехов, два крупных язя и куски только что выловленного сома. Карася и сазана в такой ухе использовать нежелательно, бульон мутнеет и отдаёт тиной. Ну а потом, когда и эту рыбу выловили из котла, то заложили в него несколько крупных кусков осетра. В ухе они называются «частями». Когда и эта рыба хорошо проварилась, но не «развалилась», в уху добавляют немного водки (в зависимости от объёма котла), она вкусовые качества ухи улучшает, а последствий можно не бояться, алкоголь моментально испаряется в горячем бульоне. Хотя для нас это было и не особенно важно, автомобиль водить никто не собирался, а управлять буксиром в таком состоянии даже привычнее.
 Ужинали поздно, за полночь, выпили «под уху» две бутылки «Vana Tallinn» - (Старый Таллинн - символ всего эстонского алкоголя), которые Ынне достала из своего знаменитого «рюкзачка». Не хватило, потом даже перешли на «свои запасы». Звучал ещё катушечный магнитофон, пели песни, Ынне тоже нам подпевала, не скрывала своего восторженного состояния. Обещала нас угостить эстонскими блюдами, только просила «добыть» молока и яиц. Ынне подробно рассказывала, что для традиционных эстонских блюд характерным является некоторое необычное сочетание пищевого сырья (рыба со свиным салом, яблоки с бычьей кровью, горох с молоком). Стараются сохранить чистый, без примесей, естественный вкус пищевого сырья, что обязывает использовать самые свежие, самые качественные продукты. Молочный привкус, поскольку молоко в том или ином виде присутствует во всех или по крайней мере в большинстве эстонских блюд - от мясных до сладких включительно, будь то компонент или основа, или же молочная подливка.
Совсем скоро, буквально дня через два, Ынне варила нам суп с пивом. Мы у местных колхозников сумели приобрести молоко и яйца, пиво у Ынны было своё, рижское, к тому времени мы ещё не успели его выпить. Она большой вилкой долго сбивала яйца с САХАРОМ, потом вскипятила на костре молоко, смешала взбитую до пены смесь с пивом и горячим молоком. Довольно продолжительно всё «томила» на огне, после чего мы помогли ей поднести котёл с супом к берегу, сделали углубление во влажном песке и оставили остывать. Нарезала аккуратными кубиками белый хлеб, насыпала каждому в его кружку и залила супом, сверху понемножку посыпала тёртым шоколадом, плитка которого у неё тоже была в запасе. От комментариев по возможности воздерживались, на вопросительные взгляды Ынне отвечали, что вкусно, но было, конечно, очень уж оригинально, не совсем привычно. Хорошо помню, что я этот ужин снимал своим «Зенитом», но фото, к сожалению, не сохранилось.
С детства я увлекался фотографией, всегда носил с собой камеру, по случаю, сумел приобрести «по дешёвке» вполне приличную «зеркалку». В этой экспедиции тоже много снимал, и Ынне слёзно меня попросила, чтобы и у неё осталась память об Урале. Уже в Гурьеве я отпросился у капитана и быстренько отыскал фотоателье, попросил оперативно сделать несколько отпечатков. Мастер (женщина) «заломалась», пришлось её «заинтересовать материально», короче она достаточно быстро выполнил мой заказ.
 Ещё мокрые фотографии я уложил в конверт и побежал на буксир. Ынне не было, она разыскала свою группу и была занята, сдавала по акту свою байдарку, обещала вернуться. Я положил предназначенный ей конверт на собранные в её каюте вещи. Но встретиться нам не пришлось, за ней заехали на машине, мы опять разминулись, но потом в своей каюте я на видном месте нашёл несколько её фотографий, которые она привезла с собой из дома. Тогда я оценил этот жест, как на какой-то намёк, надежду. Я долго мысленно представлял, как я «соберусь», поеду в Эстонию и разыщу Ынне. Правда, мои эмоции часто «натыкались» на суровую действительность. Знал я Ынне совсем юной, можно сказать, маленькой девочкой, но судя по её властному характеру и практичности в жизни, трудно было представить, как она изменилась, особенно после учёбы в таком знаменитом университете, едва ли я буду выглядеть при встрече и общении равным ей, даже если вспомнит нашу короткую, хотя и яркую для меня, встречу.
Не все мечты юности реализуются, жизнь оказалась немного проще, я встретил «свою» девушку, которую я с Ынне никогда и ни по каким параметрам даже не сравнивал, она выигрывала во всех отношениях, она была моя и этим всё сказано. Появилось много других забот и обязательств, всё вокруг «закрутилось», а теперь и вообще… Приехать из России навестить родственников стало проблемой, две границы, две таможни, регистрации, учёты всевозможные, представляю какие сложности могли бы возникнуть с Эстонией с её визовым режимом. Кстати, недавно «узрев» в сети знакомые названия, получил информацию, что «авиабаза Эмари становится одним из важнейших опорных пунктов НАТО в Балтийских странах и регионе Финского залива. Аэродром был официально включен в структуру действующих военно-воздушных сил НАТО данного региона летом 2012 года».
Осознаю, что подготовленный мной материал едва ли соответствует требованиям этого сайта, скорее это выглядит как реклама возможного туристического маршрута, но прошу учесть, что хоть и косвенно, но авиационная тема в моём «опусе» всё-таки присутствует. Вспомнил вот, что Ынне рассказывала, что в Тарту тоже был военный аэродром и с рёвом летали очень большие самолёты. Однажды проснулась от такого шума ночью, спросонья не могла сообразить, где она, решила, что надо идти на аэродром за керосином, ребёнок совсем ещё...
Саша - Таня, Уральск - Сердобск, 1988 - 2017 |
