После короткого
взлёта самолёт всё дальше и дальше уходил в сторону горизонта,
постепенно набирая заданную высоту
полёта. А вслед ему оставшийся на земле авиатехник трижды перекрестил славного
трудягу Ан-2 и тихо произнёс: «Спаси и сохрани. Да поможет вам Бог». Шла
страстная неделя самого длинного поста в году и наш экипаж в составе меня,
второго пилота Мельникова Сергея и авиатехника самолёта Клименко Василия
Григорьевича работал на оперативной точке «Бейнеу», расположенного почти в
самом центре полуострова Мангышлак на линии газопровода «Средняя Азия-Центр». Небольшой посёлок,
построенный в основном из ракушечника,
являлся узловой станцией, соединяющей город Шевченко, и железную дорогу, идущую
из Узбекистана в Гурьев и далее в Россию. Неподалёку от посёлка располагалась
газоперекачивающая станция, качающая круглосуточно газ из Средней Азии в
Саратов и далее за границу. Питьевая и техническая вода подавалась в посёлок из
реки Волги по водопроводу, идущему параллельно ниткам газопровода от г.
Саратова на тысячи километров,
обеспечивая все попутные
газоперекачивающие станции и посёлки пресной водой. Летать приходилось, как говорится, везде и всюду по бескрайним степным и пустынным просторам
Мангышлака, в мало ориентирной местности. Мы даже и не догадывались, что нас
провожают в каждый полёт такими вот божественными словами и крещением, но когда
узнали, то было очень приятно и трогательно ощущать такую отеческую блаженную
заботу об экипаже. Конечно, в те советские времена мы были немного дерзки и
богохульны по отношению к религии. Сказывалось воспитание в духе коммунистических
идей и намеченного, на построение развитого социализма, курса Партии. Пройдя
длительный путь от октябрёнка до члена КПСС, мы редко задумывались о Боге и его
существовании, тем более, Боже упаси, идти и молиться в церковь. Мы даже тайно
крестили своих детей, хотя у каждого в подсознании была тайная вера и почти
каждый при неблагоприятно сложившихся ситуациях обращался в душе за помощью к Всевышнему.
В то время авиаотряд был буквально напичкан ярыми проповедниками атеизма, начиная от секретаря комитета
Комсомола, двух замполитов (лётного и объединённого авиаотрядов), секретаря нашего
партбюро лётного отряда и кончая освобождённым секретарём парткома. Все мы
служили трудовому народу и Партии до последнего вздоха. Конечно, в этом было
какое-то рациональное зерно, в части дисциплины и добросовестного отношения к
своим обязанностям. Надо сказать, что вера Василия Григорьевича исходила из
глубоких семейных традиций. Родом он был из села «Покатиловка», что недалеко от
нового Уральского аэропорта. Его родители, как и подавляющее тогда большинство,
были людьми глубоко верующими, были «староверами». Но время было уже «новое»,
со своими традициями, по молодости конфликтовал с родителями по вопросам веры.
Был призван в ряды Советской Армии, вполне естественно стал комсомольцем. Служил
в авиации, после окончания школы младших авиационных специалистов стал
авиатехником, полк базировался в Китае. Василий Григорьевич уже сам обучал
китайских специалистов. Служили тогда долго, он приобрёл глубокие знания и,
особенно, практические навыки по обслуживанию материальной части. После
демобилизации устроился по месту жительства в Уральский объединённый авиаотряд.
Его сразу оценили, он всегда ходил в передовиках. По рассказам его товарищей по работе, он активно работал в
комсомольской организации, даже в художественной самодеятельности участие
принимал. В быту он тоже ничем от своих
друзей не отличался. Вместе ходили в клуб, на вечеринки, был красивым,
кучерявым, лихим и отважным парнем, не
одна девушка тогда по нему «сохла». Но как-то сильно заболел, долго, но
безрезультатно лечился, врачи не смогли сказать что-нибудь «путное» и родители
посоветовали ему обратиться за помощью к святому старцу, который жил где-то
далеко в Сибири. После длительных обрядов исцеления, старец ему сказал, что если ты будешь молиться и посвятишь жизнь
Богу, неизлечимая болезнь тебя покинет насовсем. Так он и стал набожным святым
человеком, беспрекословно выполнявшим все церковные обряды и всей душой уверовавший
в Бога. Конечно, друзья отнеслись к этому весьма и весьма негативно,
время было такое. Надо сказать, что авторитета от своей веры он в обществе
товарищей и командования не потерял, специалист был высококлассный, да и
человек был хороший, его вера только усилила в нём общепринятые нормы
поведения, тем более, что заветы Христа практически ничем не отличались от
нового «Кодекса строителя коммунизма», так как проповедовали не отвлечённые а
чисто человеческие качества и устои. «Не убий, не укради, не прелюбодействуй и
т.п.». Такие качества универсальны для любой веры, в том числе и
коммунистической. Друзья, конечно, остались друзьями, но постоянно подшучивали. Николай Михайлович Родин, "Рыцарь", как часто звали его товарищи и который был очень и даже очень неравнодушен к женскому полу, за что и получил такую кличку, часто
напоминали ему, что он «у Машки Чапышловой» поросёнка съел, жил с ней, а потом
бросил, не женился» и что такой поступок недостоин верующего человека. А его
друг и ярый коммунист Харчёв Георгий Прокопьевич даже неоднократно ставил
вопрос на собраниях о поведении Василия Клименко. Где-то в 80-х годах Василий Григорьевич опять сильно заболел.
Будучи в гриппозном состоянии, на Крещение Господне, в сорокаградусный мороз,
традиционно искупался в Иордани на Урале. Сильно простыл, с осложнениями лежал
в больнице около 3-х месяцев, но поправился. Говорил, что это его наказывает
Бог за многочисленные грехи, которые совершил по молодости. Своё, уже второе
«исцеление» тоже объяснял тем, что во время болезни постоянно молился, говорил,
что если бы не Вера, то наверняка бы помер.
Он всегда брал с собой в командировку Библию, большую стопу других
церковных божественных книг, настольную лампу с лампочкой на 300 ватт и ночами
читал, закрывшись на замок в отдельной, специально отведённой для него комнате.
Экипажи знали и понимали это и всегда старались выделить ему соответствующее
место для отправления соответствующих обрядов. Однажды вечером, я со знакомым парнем-казахом постучался к
нему в дверь. Она оказалась не закрыта и мы свободно вошли в комнату. Василий
Григорьевич в это время стоял на коленях перед иконой, поставленной на шифоньер
напротив его, и читал молитву. Несмотря на приличный возраст, он с места
прыгнул к иконе, закрыл её ладонями обеих рук и неистово закричал «нехристи». Мы
быстро выбежали из комнаты, при этом испытывая свою непонятную нам вину перед
глубоко верующим человеком. В ту командировку отец Василий постился, употребляя
в пищу только соевые бобы и фасоль, замаринованные в железные банки. Но самолёт
для него был святым рабочим местом. Он подолгу копался с двигателем и
планером, «вылизывая» их и перепроверяя
все узлы и агрегаты. В кабине и салоне самолёта всегда было чисто, опрятно, все
вещи знали своё место. Да и летать было приятно и безопасно. В один из весенних дней поста, мы полетели по заданию
начальника ЛПУ (линейного путепроводного управления) в Саратов и взяли с собой
Василия Григорьевича. Вылетели из Бейнеу рано утром, позавтракать не успели, да
особо было и нечего, где-то через 3-4 часа полёта сильно захотелось кушать. Я
спросил у отца Василия: «У тебя нет чего-нибудь разговеться?». Клименко с
охотой откликнулся на мою просьбу, но с условием, что надо прочитать молитву,
причаститься и тогда он откроет банку с фасолью. Так как слов молитвы мы не
знали, то отец Василий прочитал её сам, потом преподнёс каждому по столовой
ложке спирта, и мы с удовольствием навернули всю банку с фасолью. Лететь было
долго и нудно и после сытной трапезы, я крепко уснул, удобно устроившись на
подлокотнике пилотского кресла. Не долетая до п. Индер около 30 километров, меня
разбудил Василий Григорьевич и намекнул, что в Индерском ОРСе у меня есть
знакомые, а ему нужно «достать» ящик тушёнки и сгущёнки для братьев и сестёр в
церковь Уральска, ибо «не Духом единым
жив человек», времена в отношении продуктов были трудные. Мы произвели посадку
в Индере, вызвали УАЗик и поехали в ОРС. Здесь по записке начальника ОРСа, мы
купили по два ящика говяжьей (как ни странно Уральского мясокомбината) тушёнки
и сгущёнки и ещё кое-что дефицитного в то время провианта, после чего приехали
в аэропорт. Василий Григорьевич, видя всё это богатство, взмолился отвезти его
в Гурьев, для того, чтобы ближайшим рейсом отвезти в Уральск в помощь своим
духовным собратьям и сестрам. Мы «подкинули» его в Гурьев, где он всё разом
взвалив на себя, потащил к трапу самолёта
Ан-24. Настолько это был крепкий, сильный и ответственный мужик,
одинаково любивший и дело, и Бога. На следующий день, мы вылетели из Саратова и
приземлились в Гурьеве, где нас уже ждал счастливый и улыбающийся отец Василий. По пути в Бейнеу, он уже без всяких вопросов, щедро угощал
нас подарками братьев и сестёр из прихода. Изрядно проголодавшись, мы уплетали
всё, что нам преподносил Василий Григорьевич, приговаривая при этом: «Это вам
всё Бог послал за откровенную помощь и
послушание». День удался ясный, солнечный, настроение приподнятое и мы
сытые и довольные возвращались пешком в свою келью. По дороге, Василий
Григорьевич, пользуясь нашим добрым расположением духа, начал агитировать нас
уверовать в Бога. Да, он был непревзойдённый агитатор, «замполит в подмётки не
сгодился бы» от такой страстной, а самое главное убедительной пропаганды. Отец
Василий наизусть читал отрывки из Библии, умело лавировал, когда мы ему
задавали провокационные вопросы, полностью рассказал значение поста и Великого
церковного праздника Пасхи, что казалось ещё чуть-чуть и он «в дамках», а мы
молодые верующие в Бога люди. В то время, если бы не наша крепкая устойчивая
политическая платформа, мы были бы приобщены целиком и полностью к церкви. На
то, что он не смог нас сломить, отец Василий не обижался, постоянно
приговаривая: «Жизнь всё расставит по своим местам и вы не раз ещё вспомните
меня и мои молитвы». Интересный случай рассказали мне по прилёту в Уральск. Как-то
раз вызвал к себе в кабинет Василия Григорьевича замполит авиаотряда Бурдин
Иван Андреевич и начал уговаривать его отречься от Бога и церкви. Очень долго и
настойчиво вёл длительную беседу замполит, убеждая его. И когда он почувствовал
и поверил в то, что сломил волю отца Василия и полностью отрёк его от Бога,
замполит встал, пожал крепко руку за полное понимание и подход к его «нелёгкой»
работе. Василий Григорьевич, очень внимательно его выслушал, где надо
поддакивал, отвечал на каверзные вопросы замполита, тепло поблагодарил и вышел
из кабинета. В душе Иван Андреевич праздновал победу, своё прекрасное умение
убеждать своим красноречием и личным примером. Через два часа Василий
Григорьевич открыл дверь кабинета замполита и громко произнёс: «А всё равно Бог
есть» и закрыл дверь. Иван Андреевич был тоже человеком незаурядным, в одной из
статей я уже упоминал о нём. Он был настоящий замполит, всеми наделёнными
полномочиями и средствами проводил политику Партии в массы. Говорил довольно
убедительно, хотя иногда не хотел учитывать профессиональных особенностей
людей, а их в нашем авиационном коллективе было более, чем предостаточно, в
тонкостях авиационной работы он не разбирался, поэтому душевной смычки со своей
«паствой» он часто добиться не мог. Тем более, что имел одну человеческую
слабость – выпивал. Рассказывают случай, что однажды, будучи в глубоком
подпитии, он в городе где-то заснул и его лежащего на скамейке обнаружил именно
Василий Григорьевич и в бессознательном состоянии доставил домой. Божился, что
никому про этот случай не рассказывал, но в коллективе об этом узнали, что,
конечно, не способствовало повышению авторитета нашего замполита. Вернулись мы из очередной командировки целые и невредимые,
послушные, но пока не сломленные проповедями святого отца Василия под самый
конец поста и начала радостного божественного праздника Великой Пасхи, всегда и
везде отмечаемого христианами до настоящего времени в любой братской
республике. Владимир Калюжный, Тольятти, март 2013 На снимке начальник АТБ Колесников В.Н., друг Василия
Григорьевича Харчёв Георгий Прокопьевич, а вот сам Василий Григорьевич Клименко
у самолёта, в авиационном шлеме, который остался у него после армии, к
сожалению стоит спиной, другого снимка, не нашёл, может кто из
друзей поможет. Хотелось бы, хороший человек был. |