 Анализируя политическую
ситуацию на постсоветском пространстве (далее я буду говорить конкретно о
Казахстане, хотя, с большой долей уверенности, с учётом некоторых нюансов,
можно распространить это и на другие бывшие Союзные республики), нельзя не
обратить внимания на многочисленные отклонения от классических теорий,
описывающих те или иные события в истории, а по некоторым направлениям можно
даже уверенно говорить о противоречиях им.
В частности, будучи убеждённым марксистом, я всё время
пытаюсь объяснить те или иные явления в политической и экономической жизни с
классовых позиций. Однако, несмотря на наличие классов эксплуататоров и
эксплуатируемых, с астрономической разницей в их доходах, а также значительной
прослойки деклассированных элементов в виде громадного числа людей безвозвратно
потерявших работу и откровенных бомжей, в обществе нет признаков классовой
борьбы, а отдельные её вспышки не носят массового и системного характера.
Неужели идеологи 19-20 веков, проповедовавшие неизбежность антагонистических
противоречий между трудом и капиталом ошибались, и мир вступил в особую стадию
развития, при которой «и волки сыты и овцы целы», хотя явная «ненасытность»
волков и очевидное «вымирание» овец, «с улыбкой на устах» налицо. На мой
взгляд, причины в следующем.
Постсоветская личность является в истории уникальной. Примеров,
когда общество переходило от общественного к частному способу производства,
пока не было (за исключением, может быть, процессов перехода от
первобытно-общинного строя, но тогда были совершенно другие масштабы). Сейчас никто
не может прогнозировать результата каких либо действий, человек стремится
просто выжить, любое действие может привести к негативному результату, поэтому
и такая неподвижность, нужно сохранить хотя бы то, что у тебя есть, то есть
нищенское пособие по безработице, своё «отдельное помещение» в канализационном
колодце для бомжа, рабский, но всё-таки как-то оплачиваемый труд и т.п.
Власть и народ вынуждены, из безысходности сосуществовать,
стараясь не мешать друг другу жить, заключив некий негласный общественный
договор. Противоречия, конечно, сказываются, но они не носят антагонистического
характера, максимальное их проявление можно охарактеризовать термином «взаимное
раздражение». Каждая из сторон хочет «урвать» себе, как они считают, «своё
кровное», чтобы обеспечить собственную выгоду от общественного достояния. Но
пока это ограничивается призывами к соблюдению, так называемого, «общественного
поведения». В Уральске, например, ни власть, ни простой народ не гнушаются полакомиться
рыбой осетровых пород, браконьерство обеих сторон здесь носит массовый
характер, но пока эти противоречия ограничиваются вызывающе открытыми рыбалками
элиты и «подпольными», но гораздо более массовыми случаями браконьерства
простого местного населения, имеющего громадный исторический опыт «воровства»
красной рыбы с «царского стола».
Кроме того, для современного, умного, успешного,
коммуникабельного молодого поколения, желающего жить достойно, но, после многих
безуспешных и нерезультативных попыток построить в Казахстане европейское
общество, разочаровавшихся в этом, существуют ещё два выхода из положения.
Наиболее «продвинутые» и не обделённые при разделе общенародного имущества,
просто уезжают на Запад и влиять на происходящие процессы постсоветского
пространства они могут только косвенно и не являются предметом обсуждения
данной статьи. Другие же из этой категории людей, не имеющие начального
капитала, создают себе индивидуальный мир, который неподвластен казахстанской
реальности. От государства нужен только минимум запретов, относительная
безопасность, отсутствие запретов периодического выезда за границу, свободный
доступ к Интернету и т.п. Такие люди самодостаточны и живут в параллельном, я
бы сказал, относительно виртуальном мире, они умышленно оградили себя от реалий
общества.
Всё это «ни шатко, ни валко» создаёт видимость
относительного спокойствия в обществе, каждый волен заниматься своим делом и
нынешняя политическая конструкция Казахстана, вопреки всем законам философии
развития общества, как раз и построена на отсутствии какой-то борьбы. И только
эпизодические выступления трудящихся в виде забастовок по причине невыплаты
заработной платы, да массовые акции «обездоленных» государством «дольщиков», позволяют
судить о том, что противоречия ещё не достигли своего максимума, «нарыв» пока
находится на стадии созревания и классовая борьба является объективной
неизбежностью, возможно даже ближайшего будущего, возможно и не исключено - на
протяжении жизни ещё нашего поколения, хотя подобный сценарий и маловероятен,
но вполне имеет право на существование. Всё будет зависеть от степени
антагонизмов, то есть от способностей правящей элиты эти антагонизмы как-то
«сгладить».
Ну никак не укладывается термин «классовая борьба» в
общественно-политическое состояние нынешнего постсоветского пространства. После
некоторых размышлений можно прийти к выводу, что основатели теории классовой
борьбы жили принципиально в другом обществе и, соответственно, делали свои
разработки, прогнозы и реальное воплощение их в жизнь, применительно к обществу
капиталистическому, или империалистическому, в высшем его проявлении. То есть
предпосылки такой борьбы заложены в неизбежных противоречиях рыночной
экономики. Несмотря на многогласные заявления с правительственных трибун, такого
общества на постсоветском пространстве пока не существует. Капитализма у нас
нет и даже термин «государственный капитализм», который тоже довольно часто
декларируется, не имеет ничего общего с рынком капитала и рынком рабочей силы.
Судите сами, для наглядности и понимания приведу только один
пример. В настоящее время правителями Казахстана широко рекламируется тезис о
самой совершенной банковской системе на всём постсоветском пространстве.
Система якобы успешно преодолела кризис и процветает. Механизм в этом случае
оказался довольно простым, все потерянные (а в своём большинстве не столько
потерянные в результате кризиса, а просто разворованные, под маркой «кризиса»)
активы банков полностью восстановило государство, естественно из общенародного
достояния, сформированного за счёт продажи природных богатств страны. Наши
банки в «самой совершенной банковской системе» абсолютно не несут никаких
рисков и ответственности, практически
все они являются ни чем иным, как передаточным механизмом «перекачки» общенародного
продукта в частные руки. Государство полностью компенсирует им все потери,
более того, все банки постоянно корректируют, «пересчитывают» все выплаты за
кредиты, с учётом инфляции, то есть в договорах умышленно указывается такой
«плавающий» процент. Ну а если банки не имеют никаких рисков, то о каком их
вкладе в борьбу с кризисом можно говорить. Все эти декларации рассчитаны на
давно оболваненного обывателя, который сейчас, после привычного и единственного
Госбанка СССР, млея от несоизмеримого количества «расплодившихся» банков и
весьма респектабельного вида многочисленных их работников, верит в подобные
небылицы, а потом, столкнувшись с реальной действительностью, ему просто не
остаётся ничего делать, как беспрекословно подчиниться требованию «распрощаться»
с залоговым имуществом, пополняя ряды бомжей, некоторые, наиболее эмоциональные
предпочитают даже участившиеся в последнее время акты самоубийства.
Если проанализировать внимательно все современные проекты
«бурно развивающейся» экономики, то в их основе, в любом случае, ничего кроме
прожектёрства, нет. Возить на «Боингах» породистых коров из Америки, или
создать «отвёрточное» производство, большого ума не надо, экономическое же
обоснование подобных проектов, как правило, ничего общего с реальностью не
имеет. Такую деятельность трудно назвать экономикой, тем более, рыночной,
поэтому и кризиса в экономике в Казахстане не было, нет и, в ближайшем будущем,
не предвидится, потому, что нет самой экономики в классическом понимании этого
слова. А разговоры о кризисе и успешном выходе из него, усиленно муссируются
только с целью, чтобы мировая общественность воспринимала Казахстан уже как
«своего», то есть как государство рыночное и тоже, как и все развитые
государства, «способно» на кризис. Окончательно обнищавший народ, в душе
осознающий всё это, безропотно «безмолвствует», ждёт дальнейшего развития
сценария. Почему?
Да потому, что нет рыночной экономики с её атрибутами
свободной конкуренции, защите от монополизации, институционализированных правил
игры и эффективности, как высшей ценности экономики. В этих условиях трудно
говорить и о наличии «марксовских» классов, то есть классов, построенных по
функциональной роли в производстве. Наши же классы сформированы по признакам
природы доступа к потреблению. Они в принципе не могут быть движущей силой
развития общества. С некоторыми незначительными погрешностями в современном
Казахстане можно условно определить три основных класса.
Первый, довольно малочисленный, утверждает правила игры,
естественно, отражая интересы своего класса. Внутри класса, безусловно,
противоречия есть, но антагонистического характера они не достигают, так как
доминирует общий интерес в продолжительном существовании нынешнего устройства,
которое удачно обеспечивает их необходимыми ресурсами, правами, полномочиями и
свободами.
Во втором классе объединены люди, которые смогли найти
различные экономические ниши для себя в современной казахстанской экономике и
тем самым процветают, благодаря нынешней системе, но далеко не до такой
степени, как первая группа. Однако это предоставляет им необходимые финансовые
и прочие ресурсы, обеспечивая доступ к более комфортным, часто недоступных для
представителей третьего класса, условиям жизни.
Представители самого многочисленного третьего класса, своей
экономической ниши для доступа к процветанию, не нашли. В лучшем случае они все
«прелести» современной жизни видят по телевизору, да сквозь витринные стёкла «расплодившихся»
супермаркетов. Они больше, чем другие,
привязаны к стране, не имея ни ресурсов, ни перспектив физического или
виртуального выхода за ее пределы, но вместе с тем меньше, чем другие, получают
от нее выгоду.
Подобная классификация несколько условна, граница между
вторым и третьим классом аморфна, приспособившиеся и нашедшие «свою нишу»
часто, благодаря сложившимся обстоятельствам, пополняют ряды третьего класса
«неприкасаемых» и наоборот, некоторые представители третьего класса, при
«удачном раскладе карт», вливаются в ряды второго. Незыблемым является только
первый класс, отдельные особи которого только иногда, в результате закулисных
игр, становятся изгоями системы, в целом же «ворон ворону глаз не выклюет».
Конечно, отношения между существующими классами конфликтные
и подобная система может существовать ныне только при условиях полной
закрытости политической структуры. Система не может обеспечить даже
относительно скромных условий жизни для остальных двух классов, поэтому она
вынужденно «огораживается» от остальных, при этом, внешне проявляя некую показную
озабоченность, серьёзно которую не воспринимает никто, даже они сами.
По мнению большинства буржуазных идеологов, по мере развития
демократического общества, процессы осознания, что мы вынуждены делить одно
пространство с людьми, которых мы не знаем и знать не хотим, с которыми мы не
согласны и с которыми мы не желаем общаться, но которые так же, как и мы,
пытаются распространить свои правила, свои принципы, свои защитные механизмы на
те пространства, которые мы до недавних пор считали исключительно своими
собственными, найдут своё развитие (Сэм Грин,
американский политолог, журналист, заместитель директора Московского
центра Карнеги). То есть, противоречия между классами не совсем обязательно
разовьются в антагонистические и происходящие события примут эволюционный
характер.
Подобная предпосылка основана на том, что в странах
развитого Запада трудящиеся вполне лояльно относятся к классу эксплуататоров,
умалчивая при этом о том, что в этих странах, с целью относительной
стабилизации процессов в обществе, правящие классы вынуждены существенно, часто
искусственно, поддерживать приемлемый уровень жизни населения, за счёт
эксплуатации народов стран от них зависящих. Например, долг США втрое превышает
годовой национальный продукт, то есть две трети доходов, частью из которых
капиталисты и делятся с рабочими, они получают от других стран. То есть,
американский рабочий зарабатывает много не столько потому, что хорошо и
интенсивно работает, а в большей своей степени - от труда рабочих других стран,
пусть этот труд и пока малопродуктивен, но это с лихвой покрывается его
массовостью.
Так уж сложилось, что Казахстану, да и другим республикам
бывшего Советского Союза, уготована участь «подкармливать» «чужих» рабочих. При
этом, по сценарию, разработанному З.Бжезинским и «иже с ним», народонаселение
бывшего Советского Союза должно быть сокращено до экономически разумных
пределов, определённых необходимостью для Запада использования природных
ресурсов бывшей нашей общей территории. В разных источниках при этом приводятся
цифры от 30 до 80 млн. человек. Сколько «положено» остаться на Земле
казахстанцев, пока я нигде не встречал, но предполагаю, что для нынешнего 15
млн. населения страны цифры могут быть впечатляющими, если не удручающими, ни о
каком дальнейшем «процветании нации» можно было бы уже впредь и не упоминать.
Для Запада подобное развитие ситуации было бы наиболее
приемлемо, так как при этом сохраняется основа деятельности представителей
казахстанского первого класса, «диктующего правила игры», основанных
впоследствии только на «указаниях Запада» (сегодня они ещё довольно много и
часто говорят о некой независимости и суверенитете республики), до разумных
пределов был бы сокращён аполитичный второй класс и «убран со сцены» класс
конфликтный, как не нашедший своей ниши в сложившихся условиях. Впрочем, на это
и были направлены планы Государственных секретарей США 50-х годов прошлого
столетия.
Многие политологи, на основании анализа сегодняшней политической
обстановки стран третьего мира и руководствуясь постулатами о неизбежности
классовых антагонистических противоречий, прогнозируют далеко не эволюционное
развитие событий, серии массовых революций последних лет только подтверждают их
умозаключения. Однако это теоретически возможные, но маловероятные сценарии,
скорее всего процессы уже необратимы и их обсуждение носит скорее
теоретически-познавательный, но не практический характер. |
