 Мне было лет семь. Я жила тогда у бабушки, потому что
маме нужно было работать, а меня некому провожать и встречать из школы. Это
младший брат мамы – дядя Витя сказал бабушке: «Мама, возьми Любу к себе. Дай
Зое пожить свободно, может ей удастся личную жизнь устроить. А тебе – помощница
будет». Мама приходила к нам часто, приносила что-нибудь вкусненькое, а ещё мы
все вместе ходили в гости, в театр, на городские праздники.
Как-то раз мама с бабушкой собирались в гости к Чалусовым (младшей сестре мамы). Их
семья жила в новой квартире на другом конце города. Меня одели в новое шерстяное
платье тёмно-розового цвета, привезённое дядей Витей из Германии. Расшитая
цветочками, наподобие одуванчиков, разноцветным шёлком машинной строчкой
каймана кокетке и по подолу платья делала его весёлым и праздничным. Белый
шёлковый воротничок хорошо сочетался с новыми светлыми чулочками. В косах
порхали белые бантики. Я ощущала себя красавицей, новой куколкой из магазина. Только
резиновые чёрные сапожки были старыми,
выцветшими, и не подходили к моему виду и такой красоте. Но ничего не
поделаешь, в гости идти далеко на другой конец города, а весенняя дорога полна
сюрпризов и больших луж. Да и других сапог тогда просто не было. Чтобы я не мешала собираться, меня выпустили на улицу
погулять. Был весенний солнечный день. Вдоль завалинки, прямо перед домом
бабули, было сухо и уже можно было пройти по тропинке. Освещенная прямыми солнечными лучами, из-под прошлогодней
травы, кое-где зеленела первая травка. Чуть дальше, на придомовой территории, ледяной
коркой темнел снег, а в десяти шагах перед домом, за кустами акации, был арык–
канава, или, другими словами, оросительный канал. Дорожку к нему преградила
оттаявшая рыхлая сочная чёрная грязь. Солнце припекало. А взрослые всё не выходили. Согревшись
на солнышке, я почувствовала, что и во мне что-то проснулось к жизни и радости
вместе с самой природой. И тут в голову пришла
свежая мысль: надо посмотреть как там в арыке, вода уже доходит до
краёв, или ещё нет? Ведь если она будет прибывать, то может подняться до самого
дома, и тогда будет затопление. Я слышала, что такое когда-то давным-давно
случалось. Очень осторожно, сначала наступая в большие следы на липучей
грязи, чтобы не испачкать свои сапоги, выбирая наиболее твёрдую почву,
затем прыгая с льдинки на льдинку,
добралась я до арыка. И тут заметила, что, несмотря на все мои старанья, к
подошве сапожков прилипла грязь, которую мама и бабуля могут заметить, и тогда они меня поругают.
Чувство вины всегда доставляло мне невыносимые страдания. Меня никогда не били,
но если начинали ругать, я переживала очень глубоко. Любое грубое замечание
надолго выводило меня из строя. Чтобы не вызывать неудовольствия бабули и мамы, я решила помыть подошву. И лишь только слегка опустила
одну ногу в полный до краёв арык, носок сапога весело заблестел.
– Как красиво!
– подумалось мне. – Надо опустить ногу
глубже, чтобы больше было яркого цвета. И
я намочила сапог
до половины. – Да это как будто новый сапог у меня на
ноге – блестящий, черный и грязь вся смылась! Надо и другой сделать
таким же! Мама с бабулей увидят, что у меня сапоги, как новые, и обрадуются. Я отмыла грязь с другого сапога, и тоже намочила его до
половины. Сапоги блестели по самую
щиколотку, но их верхняя часть портила весь вид, казалась серой и старой. Надо
было бы опустить сапог ещё глубже в воду. И я решила: вот
только до верхней полосочки на голенище дойду,
и сразу вытащу ногу. Но вода не давала опускать сапог
ниже, выталкивая его, как резиновый мячик, на поверхность. Стоя на одной ноге,
я приложила усилие и р-раз…– вода в
одно мгновение затекла
в сапог. Я оцепенела. Как это случилось? Что сейчас будет? В моём сознании
одна за другой возникали грустные картины. Сразу вспомнилось, как перед выходом
из дома мама и бабушка строго-настрого
предупредили – не пачкаться и не уходить
далеко. Ещё несколько минут назад я стояла на солнце такая нарядная и радостная
в ожидании похода в гости. И вот… Ну зачем полезла я в этот арык? Чего я там не видела? Тогда
сапоги мои были ещё сухими и чистыми, и их не надо было мыть. Да ведь и вода,
как будто предупреждая меня, не давала окунуть сапог глубже. И всё было так
хорошо… И слёзы закапали с моих щёк. Вот сейчас выйдут из
дома мама с бабушкой, увидят меня заплаканную, и всё поймут. Они станут ругать
меня. Говорить, что я всегда такая, как и мой отец. Что всегда найду грязь даже
в сухую погоду. Что другой такой одежды и обуви нет, и из-за меня теперь они опоздают. Нас уже все
родные давно ждут. И вообще меня надо оставить дома одну, а они придут из
гостей очень поздно. Что я испортила всем настроение… И я заплакала ещё горче. Бабушка
будет громко кричать на меня, мама будет сердиться, а я всё буду плакать и
плакать.… Ну отчего я такая?.. Я перебралась через грязь, теперь уже по-настоящему испачкав
обувь. Её чистота более не имела никакого значения, так как внутри сапога
хлюпала холодная вода. Когда я вошла в дом, мама с бабушкой уже были готовы,
чтобы отправиться в гости. А дальше всё было так, как я и предвидела. Меня заставили
быстро переодеться. Дали широкие зелёные шаровары, которые некрасиво
выглядывали из-под платья, старые чулки, тёплые носки, и такою(!)
повели в гости. Настроение было испорчено, я казалась себе толстой, как
колобок. Мучили угрызения совести. В гостях мама и бабушка рассказали родным, по какой причине
они задержались, обрисовали, какая я неряха, и за весельем, казалось, забыли о
моём проступке. Мне было грустно весь
вечер. Я стеснялась своего вида и пряталась в углу. Только когда все стали
танцевать, а мои двоюродные братья и сёстры тоже прыгали, плясали и смеялись, кто-то из родных сказал: – А ты, Любочка, почему не пляшешь? Я не знала, что ответить
и вышла в круг, а бабуля увидела и говорит:
– Да она у нас – чугунное пёрышко, не умеет
танцевать. И тогда я снова заплакала, вспомнив сразу все свои несчастья, и
поняв, что меня ещё так и не простили. Прошло много лет. Давно нет моей строгой, горячо
любимой и всегда справедливой бабули. Уже и мама стала старенькой бабушкой, а
мои дети выросли и тоже стали взрослыми.
Я вспоминаю тот весенний день, ту незримую грань между
счастьем и несчастьем маленькой девочки, устремлениями, с какими мы идём навстречу
поступку, и страданиями, когда воспринимаем последствия. Но чего стоят все переживания или оценка их окружающими, в
сравнении с поиском совершенства, с жаждой довести свой сапог до полного
блеска?! Любовь Токарчук, апрель 2003 – май 2008, Ульяновск Фото со школьной Доски Почёта 1963 г. ДРУГИЕ СТАТЬИ ->
| 
