 Было это в средине осени 1975 года. Все службы Уральского аэропорта, включая перевозки, находились в одном единственном тогда пятиэтажном здании. Это было огромное кирпичное здание, Наружная кладка была выполнена из красивого, жёлтого декоративного кирпича, строили его по типовому проекту гостиницы. Но с момента экстренного перебазирования в новый аэропорт в 1973 году, ничего существенного так построить и не смогли, поэтому здание использовалось по всем направлениям деятельности авиапредприятия. Оно напоминало пятиэтажный улей, в котором пилоты готовились к полётам, восседали отцы-командиры, замполиты, начальники штабов, в общем, весь обслуживающий персонал аэропорта, включая пассажиров, улетающих по разным направлениям области и даже дальше, а также общепитовские буфеты и вполне приличный ресторан.
 Я, будучи вторым пилотом, в составе командира экипажа самолёта Анатолия Ефремовича Гриценко, проходил предполётную подготовку по самому длинному маршруту местных воздушных линий нашего аэропорта: Уральск – Фурманово – Саралжин – Искра – Сайхин. Подготовка проходила в штурманской комнате, находившейся в этом же здании. После подписания разрешения на вылет, мы пошли пешком на стоянку самолётов.
По пути я зашёл в отдел перевозок с целью уточнения загрузки на наш пассажирский рейс. Проходя мимо зала ожидания пассажиров, находившегося на первом этаже, вдруг услышал впереди слева ужасные крики, плачь маленьких детей. Когда подошёл к дверям входа в зал ожидания, то увидел страшную картину. Один из пассажиров, казах по национальности, ворвался в зал и стал ножом наносить удары по ничего не подозревавшим пассажирам, сидевшим на откидных креслах вдоль окна. Он, действуя быстро и решительно, по очереди ранил уже шестерых рядом сидящих пассажирам. Седьмым на блоке стульев сидел молодой военный, в звании старшего лейтенанта и пил из стеклянной зелёной бутылки лимонад. Действия развивались так быстро, что никто не то что воспрепятствовать, но и ничего сообразить не мог. Кажется мгновенно роковая очередь дошла до него, он как-то смог увернуться от удара ножа, вскочил и бутылкой нанёс сильный удар сзади по голове преступника, от которого тот сник и рухнул на бетонный пол, прямо перед очумевшими от этого ужаса, пассажирами.
Из нанесённых пассажирам ран лилась кровь, поднялась паника, раздался душераздирающий вопль одной молодой мамаши с грудным ребёнком на руках. Люди кричали и просили о помощи. Кто-то попытался выпрыгнуть в окно. Везде виднелись осколки от разбитого стекла, измазанные кровью полы и кресла. В зал спешно вбежали блюстители порядка - милиционеры. Сюда же, «кудахтая» и охая, прибежала и стартовый медицинский фельдшер Пашаева, вызванная кем-то из работников отдела перевозок.
Лежавший без сознания человек, был небольшого роста, коренастый, из-под огромного плоского лба торчали подстриженные под «ёжик» чёрные, окровавленные волосы. Выражение лица было тупое и бессмысленное. Милиционеры, обыскали его карманы, вытащили паспорт, билет, купленный как раз на наш рейс и, уложив на носилки, понесли к подъехавшей машине «Скорой помощи». Потом выяснилось, что родом этот пассажир был из посёлка Фурманово, но проживал в Уральске и находился на учёте в психиатрическом диспансере, имея при себе справку психически-больного человека.
После всего увиденного и произошедшего практически на моих глазах, я поспешил к самолёту, где командир Гриценко принимал от авиатехника Михаила Погодаева уже подготовленный к вылету самолёт. Почту уже погрузили и она лежала в самолёте. Через некоторое время сопровождающая по перрону Валентина Байгунасова привела насмерть перепуганных пассажиров.
Так как рейс был длительным и нудным, то перед каждым таким полётом мне всегда приходилось забегать в буфет, где у любимой тёщи нашего пилота Виктора Котова тёти Веры Крылач, я всегда покупал в дорогу две бутылки лимонада, пару яиц и котлет. Полёт до совхоза «Искра», где комендантом была очень бойкая и жизнерадостная девушка по имени Женька, происходил в первой половине дня в спокойной атмосфере, поэтому самолёт летел как «вкопанный», но после пролёта контрольного посёлка «Екпындыкурылыс», что в переводе с казахского означает «Ударная стройка», пассажиров так «забалтывало», что они еле-еле «выползали» из самолёта чуть живые.
И вот, наконец, последний конечный пункт маршрута и самолёт на прямой в аэропорту районного посёлка Сайхин. После посадки командир начал интенсивно работать тормозами, но самолёт не реагировал и остановился почти у самого края обозначенного аэродрома. «Передай на базу посадку и отказ тормозов, ждём бригаду авиатехников» - скомандовал мне Анатолий Гриценко. Он как-то умудрился без тормозов потихоньку подрулить к аэродромной стоянке и выключил двигатель.
Комендант скомандовал всем пассажирам пройти в зал ожидания, а мы приготовились к длительному ожиданию самолёта из Уральска с технической помощью. Надо отдать должное, начальник аэропорта был очень добрым и гостеприимным человеком. Он вдоволь угостил нас вкусными астраханскими арбузами. Я же пошёл к самолёту, подложил под колёса кирпичи и запустил двигатель. В салоне послышался характерный свистящий шум, в каком-то месте воздушная система была негерметична. Самолёт был недавно переоборудован из сельскохозяйственного варианта, воздух "травил" из трубки, проходившей по правому борту внутри фюзеляжа. Видимо при переоборудовании самолёта допустили брак и не проверили систему под давлением воздуха, хотя, если учесть то, что трубка была небрежно проложена внутри салона, болталась, то её вполне мог нечаянно оторвать и пассажир в полёте, после чего давление воздуха в системе упало и садились мы уже без тормозов. Когда я пассатижами расплющил трубку на расстоянии около 25-30 сантиметров, шипение вроде прекратилось, после повторного запуска двигателя я убедились, что компрессор начал наполнять воздушный баллон, заработала и тормозная система. Я доложил командиру, мирно дремавшему на стуле в тени сарая.
 Анатолий принял решение посадить пассажиров и лететь на базу напрямую. Где-то в районе Фурманово, мы встретили самолёт с авиатехниками, летевшими к нам на помощь. Командир самолёта Дима Сацкий, управлявший этим самолётом, развернулся и полетел обратно на базу. Наш самолёт удачно приземлился, тормоза работали исправно, но в авиаэскадрильи командир Евгений Васильевич Тарабрин жёстко указал моему командиру, решение вроде бы было и правильным, но обоснованным далеко не абсолютно, возможно в воздушной системе были и другие дефекты, нужно было бы всё-таки дождаться профессиональной технической помощи.
Меня же командир эскадрилии не тронул, наверное, ввиду молодости и неопытности, да и что можно спросить у второго пилота, ведь решение принимает командир. Гриценко стоял перед комэском, понурив голову и отвечал периодически – «Так точно, виноват, больше этого не повторится».Я же стоял рядом и почему-то машинально загибал пальцы при каждом выражении слов «Так вот», применяемых в начале каждого нового предложения командира, такова была манера его разговора, со стороны, для постороннего человека, тарабринские «так вот», казались, конечно, смешными . Потом Анатолий сказал мне: «Ничего, не обращай внимания, главное что живы и здоровы, вот так и рождалась Гвардия».
 Уже несколько лет спустя мне пришлось работать, уже в качестве командира воздушного судна, в командировке в Бейнеу, расположенному почти в самом центре полуострова Мангышлак, вторым пилотом у меня был Сергей Малыхин. Причём раньше, самая первая моя командировка на этой оперативной точке была как раз с Анатолием Гриценко и командиром звена Борисом Николаевичем Хвостовым, которые мне давали первый «боевой опыт» жизни в отрыве от базы.
Рано утром позвонил начальник Бейнеусского ЛПУ Нагорный и дал заявку на полёт в "Жетыбай", который находился почти под самым г. Шевченко. К самолёту подъехал милицейский УАЗик и из него вышли три милиционера в штатской форме, двое молодых парней казахов огромных размеров и одного уже лет под сорок майора по званию, о котором я узнал на обратном пути. Начальник районного отделения милиции откомандировал их на задание в Жетыбай, где тогда находилась единственная на всём полуострове психиатрическая больница. Молодой парень протянул мне незаметно записку, в которой начальник милиции просил доставить майора в психбольницу, причём соблюдая особенную осторожность в полёте.
Мы взлетели и взяли курс на 4-й разъезд, который находился на железной дороге, связывающей Бейнеу с городом Шевченко. С правой стороны по борту самолёта производилась добыча и разработки ракушечного камня, который нарезался открытым способом и грузился в открытые железнодорожные вагоны. Набрали высоту 1200 метров и взяли курс на «Сай Утёс». Сначала майор вёл себя спокойно и очень красивым баритоном пел песни, причём украинские и на украинском языке. Это был коренастого роста мужчина, казахской национальности, с правильными чертами лица, и чёрно-жгучими волосами, зачёсанными аккуратно назад. Сидел он напротив молодых парней и, когда я иногда поворачивался в сторону салона, поднимал вверх большой палец и мило улыбался.
После снижения до высоты 200 метров, я взял управление на себя и стал выполнять контрольный круг над посёлком, одновременно подыскивая площадку для посадки ближе к психиатрической больнице. Вдруг майор, заподозрил как будто что-то неладное и нанёс удар правой ногой в лицо одному из милиционеров, из носа которого хлынула кровь в два ручья. Сопровождающие оба набросились на майора, но тут же отлетели в разные стороны и покатились к 15 шпангоуту. Центровка резко менялась, управлять самолётом стало труднее. Я боялся, что они в жестокой борьбе откроют двери и пустятся в «свободный полёт». Я отжал штурвал от себя, самолёт вошёл в крутое пике, затем резко вытянул его на себя и машинально повернул голову назад. Все обитатели фюзеляжа и самолётный инвентарь (подушки, заглушки, струбцины), «прилипли» к потолку самолёта, практически мой манёвр привёл к кратковременной невесомости.
Испытывая искусственную невесомость, первым к кабине пилотов летел майор, с насмерть испуганными на выкате с белыми белками глаз, налитыми кровью, руками он делал круговые движения, как будто плыл, отталкиваясь от воздуха. Я крикнул второму пилоту Малыхину Сергею, чтобы он бил струбциной по рукам, если майор схватится за рычаг газа. Надо было бы закрыть пилотскую дверь, но тогда бы потерялся контроль за салоном, поэтому мы вынуждены были наблюдать такую небезопасную, но редкостную картину «боя быков», обстановка накалялась. Летевшие сзади молодые милиционеры успели уже вытащить наручники и пистолеты, но когда невесомость прошла и они все рухнули на пол, борьба завязалась с новой силой. Майор дрался профессионально и жестоко, нанося удары в основном ногами в живот, грудь и лицо. С обеих сторон лилась кровь, перевес сил переходил от одной стороны, к другой.
Я перекладывал самолёт креном из одной стороны в другую, но помимо майора, о борта самолёта вынуждены были биться и молодые милиционеры, по отношению к ним, мои действия были не совсем адекватными, но у меня не было другого выхода. Затем я резко убрал газ, выпустил закрылки и дравшиеся милиционеры скатились к 5 шпангоуту, к кабине пилотов и вот тут как раз один из милиционеров прыгнул сверху на майора и заломил ему руки назад, а второй сумел надеть наручники. Майор лежал прижатый к полу самолёта, его разбитое лицо с выраженным звериным оскалом смотрело на нас снизу вверх. Сергей произнёс: - «Первый раз вижу как менты с такой жестокостью бьют своих же ментов». Наконец, подобрали площадку и самолёт покатился по мангышлакскому твёрдому грунту. Когда выключили двигатель и стали выходить из салона, полуботинки, прилипали к липкой крови, разбрызганной по всему полу. Майор быстро успокоился, когда милиционер прямо через рубашку сделал ему укол в спину, видимо заранее заготовленным шприцем.
«Ура! Наши победили» - крикнул восторженно Малыхин и спрыгнул на землю. Я обошёл самолёт, внимательно осмотрел его, вроде всё было на месте. Вскоре со стороны психбольницы подъехал медицинский УАЗик-таблетка, из него выскочили два огромнейших санитара, уложили майора на носилки и уехали, поднимая за собой плотную завесу пыли. Мы немного постояли, закурили, молодые сержанты поведали о том, что этот майор, старший оперуполномоченный последнее время стал заговариваться, неадекватно вести себя, приступы учащались, и начальник отдела МВД решил отправить его в психбольницу, привлекая для этой цели воздушное судно. По прилёту в Бейнеу, начальник милиции лично встречал нас как победителей и крепко пожал каждому руку.
Случаев с пассажирами, которые вели себя в полёте не совсем адекватно, в моей практике было, конечно, гораздо больше, особенно если учесть, что часто перевозил вахтовых рабочих, которые не отличались «ангельским» поведением и не всегда придерживались трезвого образа жизни. Поведение пьяного пассажира на борту воздушного судна мало отличается от поведения душевнобольного, бывало, вынужден был и слегка «потрепать» их в полёте, выполняя разнообразные манёвры, но Бог миловал, все случаи, подобные описанным, у меня всегда оканчивались благополучно.
Владимир Калюжный, Тольятти, март 2016
На снимках: Наш штаб, но уже в 1977 году, я со своим командиром А.Е. Гриценко, командир нашей эскадрилии Е.В. Тарабрин, командир звена Б.Н. Хвостов. |
