Каталог статей

Будет неправдой сказать, что я активно противодействовал этому, однако намекал Бабакову, что он «зарывается», он откровенно смеялся надо мною и тоже намекал, что, в случае чего, ему ничего не будет, кто он такой, простой водитель (должность механика была сокращена, но Бабаков продолжал работать по организации и снабжению, так как я всё это в свои руки взять не мог, из-за отсутствия соответствующей квалификации). Такое положение вещей и послужило одной из причин, по которым я впоследствии «ушёл» с должности начальника административно-хозяйственного отдела. Не хотел я садиться в тюрьму, из-за хамства и наглости какого-то Бабакова.

Кроме основных направлений по транспорту, строительству и снабжению, начальнику административно-хозяйственного отдела были подчинены секретарь директора, кадры, преподаватель Государственного языка, преподаватель английского языка, организовывал я и работу спецотдела (секретный отдел). В филиале не было практики издания документов, приказов, распоряжений и, самое главное, не было кадров, которые это всё умели.

Я готовил организационные документы административного блока управления, затем подготовил несколько приказов по экономическому блоку (вопросы учёта материальных ценностей, расход, остатки, вопросы списания, нормативные расходы и т.п.), ощущая при этом некоторый ревностный подход должностных лиц, для которых выполнение этих разработок входило в должностные обязанности. Насколько я понял, все они стремились командовать, но при этом недопонимали глубины и объёмов, необходимых для этой работы знаний, навыков и меры ответственности. На одном из совещаний, на котором рассматривался вопрос учёта материальных ценностей, Болтуть Д.Ю. натуральным образом «сорвался», начал орать до мата, несмотря на присутствие женщин, бросал со стола канцелярские принадлежности. Предполагаю, что настроил его на такое поведение Джакупов М.К., который хотел снять с себя ответственность за полученное ранее оборудование, передав его Зуеву, которому это оборудование негде было хранить и, естественно, при таком решении вопроса, оборудование могло остаться бесхозным, так как Валера, в случае пропажи этого оборудования, на любом суде мог доказать, что сохранить его не мог по объективным причинам. Я отстаивал точку зрения Зуева, он был мой подчинённый. Видимо на предварительной беседе Джакупов строго спросил у директора «Кто в доме хозяин», и директор, который до настоящего времени ни по одному вопросу не имеет своего мнения и даже по мелочам консультируется если не у Джакупова с Темряшевной, то у директоров соседних филиалов, решил, что хватить идти на поводу у какого-то завхоза. Было очень неприятно осознавать это, с этого случая я окончательно понял свою роль и своё место на этом предприятии и больше уже старался никогда «не высовываться» без надобности. Авторитет же директора в моих глазах пал окончательно.

Самым смешным в этой грустной истории, спустя много времени, оказался тот факт, что пульты управления, из-за которых и разгорелся весь «сыр-бор» в этой истории, в бухгалтерии на учёте нигде и не числились. Когда я, впоследствии, при наведении порядка в учёте материальных ценностей уже непосредственно в административно-хозяйственном отделе, я обнаружил этот факт, то обратился к нашему главному бухгалтеру, которая, после проведения этого трагического совещания, тоже была несколько озадачена поведением директора. Марина несколько равнодушно отнеслась к этому заявлению, она не могла не догадываться, что такое положение вещей вполне возможно, при существующих значительных упущениях в учёте, но у неё уже всё давно «перегорело» и она не хотела вновь заниматься этим вопросом, подсознательно осознавая и свою вину. Я же убедился, что случай послужил просто поводом для определения мест должностных лиц в иерархии управления филиала, то есть зафиксировал приоритеты в вертикали власти, не было бы этих злосчастных пультов, неизбежно бы возникли какие-либо другие конфликтные вопросы, однако таких методов их решения, я никогда не признавал, даже когда, на моей прежней работе, «на карту ставились» более весомые категории человеческих отношений, и ценой вопроса могли оказаться свобода или тюрьма, объявление какого-то крупного наказания или вообще увольнение с работы, а не обеспечение сохранности каких-то, давно устаревших и никому не нужных, пультов.  

Надо сказать, что первоначально я с будущим директором был «на короткой ноге». Когда я пришёл, Димка работал на системе посадки. Работа эта считается одной из самой трудной и ответственной. Система посадки СП-90 была новая и эксплуатация её только отрабатывалась. Объекты же радиомаячной системы вообще были разбросаны в районе и по концам взлётно-посадочной полосы на расстоянии более чем 5 км. Другое оборудование радиомаячной системы, в отличии от СП-90, отрабатывало свой назначенный ресурс и, несмотря на большой и качественный накопленный опыт эксплуатации, оборудование стало «сыпаться», вследствии его старения. Значение же безотказной работы радиомаячной системы и системы посадки, особенно в плохую погоду, переоценить невозможно, её хорошая работа напрямую влияет на безопасность полётов.

Димка работал очень хорошо. Техническое обслуживание и профилактические работы, несмотря на масштабность расположения объектов, успевал выполнять своевременно, качественно и в полном объёме. Появляющиеся дефекты устранял быстро и грамотно. Он имел некоторый опыт по эксплуатации радиооборудования в Красной Армии, после окончания военного училища по-моему в Красноярске, служил в нашем военном городке «Сокол», обслуживал мощную, мобильную радиорелейную станцию. Здесь он познакомился с дочкой нашего бывшего главного бухгалтера Рязанцева Михаила Алексеевича. Почему он был демобилизован, я могу только догадываться. Радиотехническая часть, которая базировалась в «Соколе», была эвакуирована куда-то в Россию, всех брали с собой, или выборочно и на каких условиях, я не знаю. Демобилизовавшегося Димку, по рекомендации уже бывшего главного бухгалтера, взяли на работу в службу ЭРТОС ещё Уральского авиапредприятия.

Как я уже отмечал ранее, работал он на этой должности очень хорошо и Грачёв, который к тому времени уже и сам понял, что нуждается в технически грамотном и просто расторопном специалисте рядом с собой, даже «выбил» в управлении должность заместителя и Димка, правда очень недолго, в период первоначального становления филиала, когда ещё ни о каких предстоящих сокращениях никто и не подозревал, а филиал только комплектовал кадры, работал его заместителем. Именно в этот период были отмечены несколько случаев употребления им спиртных напитков в быту, с последующим «мордобитием». Несколько раз он приходил после почти недельного прогула в синяках и на вопросы отвечал весьма и весьма уклончиво. В первый раз ему поверили, а затем, конечно же, нет, понимая, что он способен на бесконтрольное поведение в нетрезвом виде, но никаких мер принято по этому вопросу не было; так часто бывает, когда самоотверженная работа на производстве, позволяет «закрывать глаза» на подобные шалости, связанные с употреблением спиртных напитков. Хороший мастер почти всегда алкоголик, правда, обратное утверждение, как правило, несправедливо.

Как принималось решение о снятии Галушкевича с должности директора, за какие «провинности» и из каких соображений исходил Кульназаров,  при назначении Болтуть на должность директора, кто характеризовал его при этом, я не знаю. Для меня это было несколько неожиданно, но сильно я не переживал, с Димкой у меня сложились довольно хорошие отношения и первое время он мне, по моему ощущению, доверял.

Но в этот период на Болтуть стало проявляться некое давление со стороны Джакупова и секретарши Натальи Темряшевны Сарсембиевой. У этих людей довольно ярко проявлялось желание руководить, с целью получения от этого неких льгот и послаблений в службе. Джакупов свои основные прибыли получал от бизнеса и нуждался в неконтролируемом и более свободном режиме работы, у Темряшевны же подрастали дети, за которыми необходим был контроль, так как отец их работал на довольно ответственной должности, по-моему, даже в Карачаганаке,  ко всему прочему она  была патологически ленива. Обладала она грубым, наглым и беспардонным поведением. Особенно это проявлялось с рядовыми работниками филиала, но могла она так себя вести и с руководством. Первоначально мне казалось, что Димка обладает мягким характером и просто не хочет лишний раз конфликтовать, но потом, когда он, не подбирая слов, проявил ярко выраженную грубость, несоизмеримую по своему выражению с возникшей ситуацией и направленную против меня, я понял, что здесь что-то не то и, видимо, Дмитрий попал под необъяснимое, но ярко выраженное влияние Темряшевны, которая не только не скрывала, но всё время «выпячивала» это, показывая всем, «кто в доме хозяин», однажды даже в присутствии подчинённых грозилась «накапать» на Димку в РГП, если он не выполнит каких-то её условий.

Люди с таким характером в авиации встречаются редко, особые условия и требования коллективного обеспечения безопасности полётов,  позволяют, как правило, распознать и выявить таких людей на ранней стадии, отсекая их от занятия, определяющего положения в коллективе. Но, повторяюсь, до настоящего времени филиал находится в стадии становления и  приход новых людей в таких значительных масштабах, наряду с умышленным принижением значения и даже, в некоторой степени, дискриминации опытных и квалифицированных кадров, на фоне формального, извращённого контроля за кадровой политикой со стороны руководящего состава РГП,  неизбежно приносит элементы разгильдяйства, присущие другим отраслям народного хозяйства, не требующим высоко профессионального кадрового обеспечения.

Темряшевна появилась у нас зимой 1997 года, я только что пришёл в навигацию и Галушкевич объявил конкурс на занятие вакантной должности делопроизводителя. У Галушкевича я пользовался авторитетом, и он включил меня в комиссию по укомплектованию этой должности. Наряду с Темряшевной в конкурсе принимали участие ещё две женщины, были они значительно слабее её, не владели компьютером, поэтому её победа в конкурсе была заслуженной, этого у неё никто отнять не может. Пришла Темряшевна из транспортной прокуратуры, где работала секретаршей, говорила, что там мало платят. После того, как её уже оформили, всеми были отмечены некоторые странности её характера. Она беспрерывно разговаривала на работе, в кабинете, в коридоре, в автобусе, на остановке. Везде находила «свободные» уши и постоянно разговаривала, когда партнёра не была, она разговаривала как бы сама с собой. У нас был неплохой компьютерщик Валентин Шуляк, она его порекомендовала своим бывшим сослуживцам и они пригласили его для разового ремонта и технического обслуживания своих компьютеров. После того, как он от них приехал, он проговорился, что они просили выполнения их  единственного условия, чтобы Темряшевна не приезжала вместе с ним, после чего я сделал вывод о том, что с прокуратуры Темряшевну «попросили» из-за её надоедливого характера.

Но сам по себе надоедливый характер это ещё не подлый характер, это можно потерпеть, однако дело обстояло значительно хуже. Пользуясь бесконтрольностью уже нового директора, или обстоятельствами, которые позволили оказывать Темряшевне определённое влияние на директора, она стала редко ездить на работу. Шофера нашего обслуживающего автобуса привыкли просто проезжать её остановку, зная, что её на остановке нет и она либо «приедет попозже», либо не приедет совсем. Были отмечены несколько случаев, когда она не успевала на автобус, ругалась потом на весь филиал, дважды писала докладную директору преследуя при этом единственную цель, а именно, с целью повышения её статуса, обеспечить  персональную доставку  на работу на автомобиле директора. Ни директор, ни Джакупов, зная язык и уж слишком непосредственное поведение Темряшевны, не хотели её брать. Зло она стала срывать на водителях нашей обслужки, докладные записки написала и на Недопёкина и на Рузняева, в надежде на то, что они будут всегда останавливаться на её остановке и ждать, пока она не выйдет. Ничего подобного не происходило, в своих ответах, как руководитель административно-хозяйственного отдела, я описывал реальную обстановку и убедительно и полностью отрицая вину водителей.

В дальнейшем события вообще приняли детективный характер. После нового введения должности инженера по охране труда, нужно было её укомплектовать, должность была в административно-хозяйственном отделе и Димка, как-то подозрительно невнятно, сказал, что надо заняться укомплектованием. У меня был один знакомый пожилой инженер в отделе охраны труда СОБЕСа и я стал предлагать его кандидатуру, после чего понял, что вопрос уже решила Темряшевна с директором и берут они на это место Нурлана, а информируя меня проявили вежливость и сделали вид, что я тоже занимался этим вопросом, тем более, что Нурлан жил в городе в моём доме, в соседнем подъезде, то есть проведя приём на работу без проведения конкурса, в случае вскрытия этого факта, «перевести все стрелки» на меня, обвинив в коррупции. Естественно Нурлан теперь Темряшевне «был должен» и ему вскоре представилась возможность с ней расплатиться. Думаю, что этот вопрос был оговорен при приёме Нурлана на работу и операция была разработана так, что Темряшевна «убивала несколько зайцев» и решала все свои вопросы по ослаблению режима своей работы с одновременным снятием всяких подозрений в покровительстве со стороны директора.

Вскоре после приёма Нурлана, директор уехал на совещание в Алматы. Вечером, после работы, Темряшевна и две её подруги, экономист бухгалтерии Жанатка Султанова и, недавно принятая на работу, переводчик казахского языка, имитировали некоторое опоздание и когда автобус уже отъехал от здания КДП, попросили Николая Строганова открыть им котельную и пропустить их с «чёрного» хода, так они успевали сесть на автобус уже около проходной. В спешке Темряшевна якобы упала и сильно ударилась головой. Пришла ко мне на второй день и жаловалась на тошноту и головную боль. Я решил ничего не предпринимать до приезда директора, ещё наивно полагая, что он «не в курсе дела». По приезду директора доложил ему о своей интерпретации случившегося, после меня к директору зашли все, так называемые свидетели и Нурлан; до этого они сильно к нему рвались, но я, инстинктивно предчувствуя какой-то подвох, проявил нехарактерную для меня бесцеремонность, нагло их оттеснил и зашёл первым. У меня было такое ощущение, что директор, несмотря на неординарность вопроса, слушает меня невнимательно и обо всём откуда-то знает, но я не придал этому значения, объясняя себе, что вид директора обусловлен его усталостью длительного перелёта. Не заезжая домой, директор поехал в Темряшевне, которая уже легла в больницу. По приезду директора она потребовала оформления акта производственного травматизма и на следующий день директор, назначив меня председателем комиссии, потребовал оформления акта расследования.

При расследовании все свидетели писали одно и то же, автобус выехал на несколько минут раньше, что и послужило причиной производственного травматизма. Несмотря на это я довольно обоснованно составил акт с указанием причины в личной неосторожности самой Темряшевны. Этот акт Темряшевну не удовлетворил, я тоже ничего не стал исправлять, чувствуя свою справедливость, предложил директору назначить другого председателя комиссии, так как я заинтересованное лицо, как руководитель шоферов. Директор «заметался», не хотел и производственной травмы, но ещё больше не хотел обидеть Темряшевну. Акт подписал Грачёв, немного «сгладив» формулировки, но оставляя сущность, травма не признавалась производственной.

Таким образом, расквитаться с водителями и со мной, как лицом их защищающим, Темряшевне не удалось, но она достигла самого главного, снисходительно разрешила директору не оформлять травму как производственную, но за эту уступку стала вести себя абсолютно бесконтрольно. Сначала она стала приходить на работу только в день заработной платы, а затем, когда заработную плату стали переводить на карточки, вообще умудрялась не приходить по несколько месяцев. В случае же признания травмы производственной, я сильно рисковал. Уволили бы меня точно, в РГП по подобным вопросам расследований не производили, но могли бы по решению суда привлечь к выплате элементов Темряшевне за утерянную трудоспособность. Спас меня случай, да упрямство, основанное на некоторых знаниях и умении достоверно и обоснованно излагать свои мысли, как устно, так и при оформлении важных бумаг.

По мере того, как всё налаживалось, Дмитрий Юрьевич и его новые заместители стали брать всё больше и больше «на себя». Ему было уже неудобно за всякой мелочью ко мне обращаться. Стали выходить кое-какие приказы и распоряжения, стали оформляться другие бумаги.

Зная мой принципиальный характер, отсутствие зависимости от руководства и вообще от окружения, практически не имея недостатков и пороков, которые заставили бы меня «петь под дудку», меня стали потихоньку «выдавливать» из круга лиц, осуществляющих политику в филиале, при этом предполагалось, что от меня можно ждать всего. Я сначала недопонимал, что же происходит, однако потом проанализировал и всё встало на свои места.

Димка пил капитально и для окружающих особого труда не представляло «заложить» его Кульназарову. Пока у Болтутя не было значительного стажа, он сильно переживал, что Кульназаров его выгонит. Так было на самом деле. В самом начале планировалось и никто этого не скрывал, что Болтуть подготовит к руководству Джакупова, который до этого никогда и ничем не руководил, а сам заменит откровенно слабого Грачёва. Однако проходило время, а подобного развития событий не происходило и основным виновником в этом мне представляется Джакупов. Как начальник службы он был очень слаб. Чтобы совсем не выглядеть «белой вороной» у подчинённых и с целью продления сроков своей вынужденной стажировки, он практически всю свою работу поручил вновь созданному заместителю Акижанову, который был моложе, намного способнее и энергичнее. Сам же Джакупов пытался постепенно всё освоить, без лишних потрясений. Работу Акижанов освоил сразу же и Джакупову теперь было очень трудно его догнать в теоретических знаниях и практических навыках. Никому из оставшегося окружения Болтутя не выгодно было его «свергать», Джакупов получал прекрасную заработную плату практически ничего не делая и очень активно занимался своим бизнесом, основная работа при этом не только не мешала, но и помогала, так как очень трудно найти такое производство,  которое можно посещать, когда захочешь. Аналогично мыслила, «капитально» закрепившись после производственной травмы Темряшевна. Не имел и я таких «задних мыслей», за свою предыдущую практику я уже довольно долго и много руководил и никогда бы не согласился руководить производственной единицей, профессионалом в которой не был. Однако подчинённые Димки убедили его, что я могу оказаться «тёмной лошадкой», от которой можно всего ожидать. Тем более, что практически во всех филиалах должности так называемых главных инженеров не укомплектовывались. Были хозяйственные участки, наподобие нашего, а вопросами, которыми в других промышленных и строительных организациях занимались главные инженеры, были поручены директорам филиалов. Это было, наверное, правильно, потому что иначе им вообще бы не пришлось ничего делать, все технологические вопросы, как и раньше, профессионально решали начальники основных служб и отделов, а вновь появившиеся организационные и хозяйственные вопросы, вполне можно было решать директору одному, без главного инженера.

Периодически стало пересматриваться штатное расписание, сначала делопроизводство, а потом и всё остальное, что касалось управления всего филиала, из моего подчинения вывели, оставив только снабжение и эксплуатацию зданий и транспорта. Мои контакты с директором практически были «сведены на нет», опасаться меня вроде бы перестали, однако «держали на расстоянии», периодически Темряшевна, по собственной инициативе, либо по заданию или с молчаливого согласия директора, орала на меня в коридоре и приёмной, отмечая недостатки в оформлении документации и по прочим, часто весьма и весьма мелочным вещам. Прослеживалась явная попытка вывести меня из душевного равновесия, с целью освобождения должности, на которую «по блату», можно было бы устроить кого-то «своего». После моей работы, можно было лет десять там ничего не делать, всё было организовано на достаточно высоком уровне и так, что даже «развалить» всё это с первого раза и без особой подготовки было бы достаточно сложно.

Оставаясь абсолютно спокойным внешне, что вызывало недоумение, об отсутствии моей равноценной реакции, у близкого окружения командования и явное неудовлетворение и гнев Темряшевны, работать мне становилось всё сложнее и сложнее. Всё это происходило на фоне усиливающегося воровства со стороны Бабакова, который, по его признанию, даже и не ожидал, что контроль  расхода запасных частей и расходных материалов будет не просто слабый, а будет отсутствовать полностью. Причём, как я не старался в организационном плане, материальная ответственность, в случае чего, ложилась только на меня непосредственно (в штатном расписании должности механика не было и Бабаков был оформлен простым водителем, причём с неограниченными возможностями приобретения запасных частей). Надо было что-то делать, потому что передо мной, в очередной раз после работы в авиационно-технической базе, опять «замаячил» призрак тюрьмы.

Ещё раз считаю необходимым отметить, что все, вышеприведенные мной «умозаключения», носят субъективный характер. Так я всё это видел со своего, далеко не  высокоинтеллектуального уровня мышления, в общем-то рядовой занимаемой должности и обладая соответствующей и далеко не полной информацией, и они не могут быть истиной в последней инстанции. Возможно все люди, с которыми я контактировал, и думали по-другому и вели себя именно так, в силу каких-то, неведомых мне обстоятельств, или под влиянием других людей, о чём я и не подозревал и не мог знать. Тем не менее, лично для меня, это выглядело именно так, как я всё описал. Готов признать, что всё было абсолютно по-другому, если будут приведены иные, не совпадающие с моими, факты, закономерности и отношения, сложившиеся в ту пору в филиале. 

У Грачёва в службе освобождалась та единственная должность, с которой я бы справился сразу и без особой подготовки, тем более, что заработная плата на ней была более чем в два раза выше, чем моя. Это была должность инженера технического отдела, которую занимала Люба Захарова. Она оформляла Российской гражданство, достигнув российского пенсионного возраста.