Каталог статей

Конечно, после выделения из состава управления Казаэронавигации, с последующим переподчинением её непосредственно комитету по авиации министерства транспорта, правительство констатировало, что не в состоянии содержать всю имеющуюся авиацию, но наиболее прибыльную её часть было бы недальновидно отдавать в частные руки, практически во всех странах мира подобное подразделение является государственным.

Воздушным пространством продолжали интенсивно пользоваться иностранные авиакомпании, тем более что наиболее спрямлённые трассы проходили через Ближний Восток, где продолжала накаляться обстановка и выхода из неё в ближайшие 30-50 лет никто не прогнозировал. Прибыли от использования воздушного пространства были несоизмеримо большими, по сравнению с доходами вновь образованных и очень слабеньких экономически авиакомпаний и аэропортов, участь которых была предрешена, что и подтвердилось по истечении какого-то времени. Однако и расходы с учётом современных требований значительно возрастали. Казахстан, пожалуй, единственное воздушное пространство в Союзе, которое не было оборудовано вторичной радиолокацией. Во-первых, нужно было во всех областных аэропортах установить вторичные радиолокаторы. Сверх установленных ресурсов давно уже работали системы посадки и вообще вся радиомаячная система. Сильно отставала по своим характеристикам и связь, в основном использовались радиоприёмные устройства ВЧ и ОВЧ послевоенных разработок. Из-за устаревшего оборудования, которое с целью исключения взаимного влияния было разбросано по аэропорту на расстояние более чем в 6 километров, возникали неоправданно высокие транспортные проблемы.

Использовалось и дополнительное оборудование, необходимость которого не регламентировалось международными требованиями (посадочный радиолокатор, стартовые диспетчерские пункты, расположенные в непосредственной близости от взлётно-посадочной полосы). Наличие такого оборудования теоретически повышало безопасность полётов, но содержание его было неоправданно дорогим, из-за эксплуатации самого оборудования и привлечения дополнительного инженерно-технического и диспетчерского состава.

С целью сохранения объёмов работ необходимо было обеспечить соответствующее качество управления воздушным движением, в условиях стареющего оборудования и низкой организации работ и, соответственно, низкими экономическими характеристиками этого весьма и весьма специфического производства.

Ветераны службы движения и базы ЭРТОС в Казахском управлении, которые взялись за эту реорганизацию, после самой реорганизации быстро ушли в силу объективных обстоятельств того времени. Во-первых они были уже довольно преклонного возраста, во-вторых их «подсиживала» современная национальная молодёжь. Надо сказать, что в этом отношении, на мой взгляд, было принято правильное кадровое решение. В руководство пришёл диспетчер, примерно моего возраста, даже чуть помоложе, судя по его поведению, он ничего и никого не боялся. Решения принимал весьма и весьма неординарные, как в кадровых вопросах, так и в вопросах модернизации оборудования и организации работ. До настоящего времени создаётся впечатление, что с самого начала он чётко представлял, как и что будет происходить дальше.

Весь Казахстан был поделён на 4 зоны, в каждую из которых вошли по несколько бывших областных зон. Благодаря модернизации радиолокационного оборудования, которое теперь стало «видеть» существенно дальше, вновь организованные зоны могли управлять общим воздушным пространством, необходимости в областных пунктах уже не было. Например, воздушным пространством Уральска, как и Гурьева, Шевченко, Кызыл-Орды, управляли диспетчера из Актюбинска, а в этих аэропортах оставались только пункты посадки. Это был значительный прорыв в области производительности труда. Аналогичные мероприятия по упразднению во всех аэропортах стартовых диспетчерских пунктов, посадочных радиолокаторов и закрытию очень затратных объектов «Передающий радиоцентр», последнее стало возможным после замены связного оборудования, также существенно снизило эксплуатационные расходы.

Эти мероприятия, конечно гуманностью не отличались, численность служб за 10 лет становления уменьшилась более чем в два раза, однако мера эта была и вынужденная, численность диспетчерского, а особенно инженерно-технического состава сокращалась и объективно, наряду с уходом на пенсию, люди с подобной подготовкой всё больше и больше становились редкостью и уходили на более высокие заработки, а равноценной замены пока подготовить не удавалось.

Вот в такой «переломный» период я и связал судьбу с Казаэронавигацией. Все негативные последствия этого перехода я, конечно, осознавал, но у меня не было другого выхода, предполагал, что, возможно, учитывая нашу традиционную нерасторопность, моего умственного и физического потенциала хватит на то, чтобы доработать здесь до пенсии, хотя в этом я тоже сомневался.

Моё заступление на должность в Казаэронавигации сразу же осложнили некоторые обстоятельства. Я благополучно оформил перевод в авиаотряде, пришёл к Галушкевичу, он заставил подписать так называемый «бегунок», в кадрах, в плановом отделе и т.п. Была там одна графа, которую должен был подписывать главный инженер. Он не стал подписывать, сказал, что такой должности нам не надо. Я был в недоумении, Галушкевич берёт, а какой-то главный инженер, которого ни в отряде ни в навигации никто и не знал, не подписывает. Пошёл опять к Галушкевичу, который тоже что-то стал раздумывать и это мне сильно не понравилось, кто же командует здесь. Я бесповоротно ушёл с работы, на которой проработал двадцать пять лет, ушёл по своей собственной воле, а вопрос оборачивается так, что мне как бы приходится возвращаться назад. Всю ночь я не спал, однако на второй день Галушкевич подписал приказ о моём приёме, без подписи главного инженера.

Главным инженером в филиале работал некто Хавронюк. Взяли его несколько месяцев назад, раньше он работал первым руководителем какого-то вычислительного центра. На прежнем месте работы его, можно сказать, выгнали. Он судился, выиграл суд, получил по тем временам значительную компенсацию, на которую сумел купить даже автомобиль. У него был очень плохой характер, я бы даже сказал «сволочной» характер. Бывают такие упрямые хохлы. Вёл себя заносчиво, вызывающе. Я стал к нему приглядываться. Ничего особенного он из себя не представлял. Специалистом в радио или электротехнике не был. Надо сказать, что и должность главного инженера была новой и никто не знал, чем он должен был заниматься. Корчил он из себя первого зама директора, однако ни начальник службы ЭРТОС, ни, тем более, начальник службы движения, своим руководителем его не считали и при каждом случае, когда он пытался давать указания, открыто его «посылали». Он постоянно конфликтовал и орал на Бабакова, который, будучи бригадиром шофёров, вроде бы ему подчинялся непосредственно, но тот тоже «за словом в карман не лез» и откровенно саботировал его указания.

Надо сказать, что Хавронюка с прежнего места работы уволили уже довольно давно и от несколько отстал от времени. Дело в том, что он попытался взять меня под своё начало, ведь раньше инженер по охране труда подчинялся главному инженеру. Однако в последнее время был принять закон об охране труда, по которому служба охраны труда предприятия подчинялась только первому руководителю. Хавронюк написал мне должностную инструкцию из нескольких предложений, не подозревая о том, что после принятия закона, функции охраны труда были расширены и в законе и нескольких подзаконных актах расписаны уже довольно детально. Я написал свою инструкцию, пришёл к Галушкевичу вместе с экземпляром закона. Галушкевич был вообще военный человек, он вообще ничего не знал об охране труда на гражданском предприятии и брал меня с единственной целью оказания помощи при его «вживании» в гражданское производство.

В навигации была прервана преемственность поколений, из старых руководителей остался один Слёзкин, который вскоре окончательно спился, Галушкевич снял его с должности начальника службы движения, поставив руководителем полётов, что благотворно на него не повлияло и он однажды, в пьяном угаре, свалился по бетонной лестнице уходя от гостей, получил тяжелейшую травму, от которой оправиться не смог, умер. Таким образом, руководителей, которые работали в «доперестроечном» предприятии не оказалось и вопросы охраны труда воспринимались вновь назначенными Грачёвым, Джакуповым, да и самим Галушкевичем, как второстепенные. Никто из них не подозревал о глубине ответственности руководителя в этих вопросах.

Был он из простой семьи, окончил после школы профтехучилище, приобрёл специальность сантехника. Затем поступил и окончил училище Гражданской авиации и работал простым диспетчером довольно долго. Не получилось у него что-то с первой женой, и он женился повторно. Это мероприятие совпало с «Перестройкой» и расцветом кооперативного движения. То ли первая жена Марата не давала «распуститься» его способностям, то ли никаких способностей у него и в помине не было и нет, а вся его дальнейшая жизнь определялась активной позицией и поведением новой жены, но после его женитьбы жизнь его резко изменилась. Стал он одним из первых «бизнесменов» и даже, как все его «визави», одно время даже носил красный пиджак. Стал он торговать дорогой обувью, нормы прибыли бизнеса того времени приносили баснословные прибыли, несоизмеримые даже с довольно приличной заработной платой диспетчера. Он периодически практиковал покупку отгулов от дежурства в смене, платил кому-то «по среднему», чтобы за него отработали, и уезжал на несколько дней за товаром в Россию или в Алма-Ату. Все эти факты из его биографии и поведения я смог уточнить, в частных беседах с его подчинёнными диспетчерами, не могу утверждать полностью, или даже частично, их достоверность, ведь нередко на своих начальников просто «наговаривают», поэтому я полностью снимаю ответственность за возможные неточности или факты искажения его биографии и поведения, просто так в то время говорили.

Такие «взлёты» были в то время довольно распространены и характерны и даже не знаю до настоящего времени, сыграла ли в этой ситуации неординарная его фамилия, такую фамилию носил первый секретарь обкома, а впоследствии аким Западно-Казахстанской области, либо всё это благополучие пришло с новой женой и её неординарными способностями.

Хоть и говорят все, что Марат не родственник акиму, но неожиданный и стремительный его рост, как на производстве (стал руководителем ведущей службы), так и в частном бизнесе, который стабилизировался на довольно приличном уровне, не позволяет полностью исключить и такого покровительства, ведь говорят, что все казахи родственники, а казахи с одинаковыми фамилиями родственника наверняка. Сейчас Марат владеет секцией в областном универмаге, открыл магазин в городе, выстроил умопомрачительный коттедж и это только то, что общеизвестно и о чём я знаю.

Руководитель службы эксплуатации радиотехнического оборудовании и связи вообще был человек очень далёкий от руководства и управления. Перед назначением на эту должность, был он недолго сменным инженером, работал под контролем и на глазах у руководящего инженерного состава, потому что ни на одном объекте он не мог работать в силу профессиональной непригодности. Работать в службу он пришёл сразу после школы, привела его мать, которая работала в аэропорту уборщицей. Был Женя незаконнорожденный. Соображал очень плохо, определили ему место на телеграфе, где он работал с женщинами на телетайпных аппаратах, работал долго, но даже печатать всеми пальцами не научился, морщит лоб и двумя пальцами, до настоящего времени, стучит на компьютере.

В то время, в этой службе, как и во многих других службах, зарплата руководителя службы была хоть и на немного, но всё равно меньше, чем у ведущих специалистов. Так было и в лётном отряде и в авиационно-технической базе. Поэтому очень квалифицированного специалиста уговорить на должность начальника службы было достаточно сложно, на эти должности соглашались люди, которым не чужд был дух некоего карьеризма, по принципу «лучше с меньшей заработной платой, но руководить людьми», быть хозяином. Были это люди с повышенной самооценкой, как правило, очень «недалёкие», со всевозможными заочными образованиями. Поэтому, когда Галушкевич стал подбирать кандидатуру на должность начальника службы, ему ничего не оставалось делать, как назначить Евгения Петровича, потому что явный кандидат на эту должность Толочко Николай Константинович отказался от должности «наотрез». Петрович же спал и мечтал об этой должности. Он так сильно любил руководить, что будучи в Красной Армии, закончил курсы и получил звание младшего лейтенанта, но в армии почему-то не остался. С большим трудом (наука ему давалась видимо очень сложно), он окончил заочно энергетический факультет Саратовского института, ждал назначения на соответствующую должность, однако все знали его способности и кроме рядовых инженерных должностей, на которых надо было просто хорошо работать, а не руководить, ему никто предложить не захотел. Ушёл он в город, в какую-то строительную организацию на должность главного инженера, однако там его быстро «раскусили» и он вынужден был вернуться.

Когда я работал ещё в авиационно-технической базе, то тесно соприкасался в своей работе с автобазой аэропорта. Там, на должности механика, работал один очень чёрный и страшный на вид, но очень добродушный казах Кисметов, который жил, как и Грачёв с матерью, в одном из бараков старого аэропорта. Характер у Кисметова был весёлый, располагающий к себе, юморист от рождения и немудрено, что жена у него была интересная и весёлая славянка, русская или хохлушка. Была у них дочка-метиска, которая благодаря своему отцу, его знакомой – матери Евгения Петровича и соседским обстоятельствам стала женой Грачёва и, видимо руководствуясь страстным азиатским инстинктом, и не менее страстной любовью (Грачёв очень привлекательный мужчина, высокий, красивый, голубоглазый блондин), родила ему друг за другом девочку и двух пацанов. Все дети пошли в отца, были не просто приятные на вид, но красивые, особенно дочка.

Детей надо было кормить, в наше время это была уже весьма и весьма многодетная семья. Поэтому, если даже Грачёв и сомневался в том, что справиться с предложенной Галушкевичем должностью, долго не раздумывал, пока «суд да дело», дети хоть немного подымутся, а там будет видно. В управлении РГП тоже произошли значительные кадровые изменения. Часть старых работников, не приемля принципиальных изменений в отработанной технологии, ушли, опасаясь возможной ответственности за дело, инициаторами которого они не были, часть – уехали в Россию, «старики» ушли на пенсию, преемственность поколений была нарушена и управление оказалось укомплектованным абсолютно новыми кадрами, которые не знали, а как потом оказалось и не хотели работать «по старому». Достаточно сказать, что за время существования Казаэронавигации вот уже более 10 лет, настоящей профессиональной проверки службы ЭРТОС не было ни разу, а выявить профессиональный уровень руководителя службы по отчётам и докладам без личных контактов, даже для весьма подготовленного руководителя с большим опытом практически невозможно, опытный начальник службы, даже в ущерб оперативности, все доклады и отчёты предварительно согласовывает со своим наиболее подготовленным и опытным инженерным составом, часто выдавая прогрессивные мысли за свои и создавая при этом хорошее впечатление о своём уровне подготовки. Надо сказать, что Евгений Петрович, в силу своих природных данных, весьма и весьма преуспел в этом и за всё время работы ни разу не «погорел».

Раньше, конечно, это бы сразу наверху «раскусили», однако в настоящее время, сделать это очень трудно, если не сказать невозможно. Работа службы идёт и нет никаких оснований на лишние расходы, на всевозможные проверки, тем более, что теперь это очень дорого, в силу географического расположения филиала, относительно «центра».

Беспрекословного же повиновения подчинённого личного состава, Грачёв смог добиться только благодаря своему жёсткому, часто несправедливому характеру, который сформировался, видимо, из наследственных черт, затаённой озлобленности по причине «безотцовщины», практически вечной нищеты неполной семьи в детстве и отрочестве, а затем и в созданной своей собственной семье. Кое-чему его научили и в Красной Армии, служба в которой всегда оставляет определённый негативный отпечаток, особенно у индивидуумов, имеющих недостатки в воспитании и слабые способности к диалектическому мышлению. Стать злым способствовала и выросшая вдруг семья, которую прокормить на честно заработанную зарплату простого инженера было невозможно, нужно было «крутиться». В период, когда руководство РГП позволило руководителям служб «делить» премиальные доплаты, вопросы авторитета стали решаться очень даже просто, тот кто «плясал под дудку», тот получал значительно больше, всем стало экономически выгодно молчать и не возражать. Очень быстро это стало основной политикой Петровича, и он возомнил, что на самом деле очень умный и грамотный руководитель, а когда поработал уже достаточно долго, то стал в этом абсолютно уверен.

Он и раньше никого не слушал, а теперь это стало какой-то патологией. Даже если Петрович что-то спрашивал, то предполагаемый ответ сразу же озвучивал сам, не «дай бог» ему что-то ответить, он «заводился» до пены на губах. Любое, даже очень короткое и нейтральное замечание он всегда перебивал инстинктивно, обычно в грубой форме, никто, кроме него, не должен иметь каких-то знаний и убеждений, все мысли и деяния подчинённых и руководства он считал ошибочными, причём сильно удивлялся, когда кем-то предпринимались попытки с этим не согласиться, свои умозаключения он всегда считал очевидными, так всегда бывает с людьми, которые обладают низким уровнем знаний. Когда знаешь мало, то граница с незнанием тоже малая, вследствии этого анализ вопроса занимает мало времени, так как думать нет необходимости, то малое, что знаешь, лежит прямо сверху, сравнивать с тем, чего не знаешь невозможно и антинаучно, поэтому объективно и не возникает сомнений в правильности своих убеждений, это вызывает только сочувственное отношение к заблуждающимся партнёрам, как это люди не понимают таких простых вещей.

Очень быстро такое откровенно и умышленно грубое поведение Петровича оказало заметное влияние на подчинённый ему инженерно-технический состав. Чтобы не стать незаслуженно оскорблённым и униженным, стало очень выгодно молчать и вообще ничего не говорить, чего Петрович собственно и добивался. Ни в простом разговоре, ни в какой-либо подготовленной им бумаге, нельзя было скрыть низкий уровень его мышления, он это понимал и, чтобы это было не очень заметно, не давал высказываться никому.

Трудно было ему разговаривать с руководством, однако, как я потом убедился, здесь он больше молчал, со всем соглашался и только поддакивал, создавая тем самым хорошее впечатление, да и современное руководство большим интеллектом не отличалось, а на явные «ляпы», от которых, конечно же, не застрахован ни один специалист, даже весьма и весьма высокого ранга и подготовки, смотрели «сквозь пальцы»; служба более или менее работает, особых забот и неприятностей руководству не доставляет, а лезть вглубь и оценивать подобные тонкости нет необходимости, да и возможности ограничены, ничего не произошло, поэтому лишние затраты на всевозможные экспертизы и командировки будет трудно объяснить своему командованию, которое тоже особым тактом и человечностью не отличается, да ещё спросят «куда смотрел сам».

Считаю своим долгом ещё раз уточнить, что я ни в коей мере, если не сказать абсолютно, не уверен в объективности моего восприятия личности Евгения Петровича. Возможно, что абсолютно другой человек и его внутренний мир значительно разнится от того, что я увидел в нём с позиций моего восприятия. Но так я его воспринимал и воспринимаю до настоящего времени, основываясь на моём с ним общении и по рассказам, действиям и отношениям его с другими работниками филиала, которые проработали с ним гораздо больше и теснее.

Таким образом, становится очевидным факт, что в момент становления филиала, в его руководстве не было специалистов, которые могли бы более или менее грамотно оформить необходимые первоначальные документы и организовать работу в соответствии с их требованиями. Я ещё раз обращаю внимание на то, что при решении кадровых вопросов были нарушены основные принципы преемственности поколений и кадров. Может быть это было сделана и умышленно, с тем, чтобы над новым организационным образованием Казаэронавигация не довлели старые методы управления. Однако не учтён был тот факт, что перейти на руководство «по-новому» можно было только зная в совершенстве недостатки старого руководства, чего, конечно, вновь «испечённые» руководители знать не могли.

Элементарные должностные инструкции никто не мог написать, формулировки в приказах вызывали неприкрытую усмешку у опытных руководителей среднего звена, прослеживалась некоторая растерянность, как у директора, так и у его первых замов, хотя глубины вопроса они и не осознавали.

С самого начала я стал «приучать» «новоиспечённых» руководителей к мысли, что в случае чего придётся отвечать не формально, а по-настоящему. За свою работу в АТБ я, грубо говоря, убил 3 человека, причём в двух случаях к смерти на производстве привела, хоть и косвенно, моя личная халатность. До настоящего времени я удивляюсь, почему же меня не посадили. Учил новых руководителей я довольно убедительно.

Меня слушались, во первых потому, что я знал вопрос не понаслышке, а довольно глубоко, во вторых, придя в навигацию, я ещё не потерял командные, руководящие навыки и манеру поведения, тем более, что для руководителей навигации я был довольно авторитетным, совсем недавно я баллотировался на должность командира отряда и меня все довольно хорошо знали. Теперь, когда я уже 10 лет работаю в навигации, я наверное не смог бы вести себя так. Теперь я зависимый человек и указывать на недостатки руководителей не смог бы, поскольку «подрастерял» абсолютную уверенность в правильности своего мышления.

Кроме того, здесь я встретился с вновь испечёнными руководителями, которые многого не знали и не имели навыков организации подобной работы. Ни Грачёв, ни Джакупов не могли написать элементарного письма, поскольку ранее их этому никто не учил, и они занимали рядовые должности. Пришлось всё делать самому, а не контролировать вопросы исполнения законодательства об охране труда. Я полностью написал все инструкции по охране труда, старые не отвечали современным требованиям. Сказать, что это было для меня трудно, нельзя, электричеством я увлекался ещё в АТБ, чтобы мне не могли «вешать лапшу на уши» мои подчинённые, а в тонкостях и особенностях электрооборудования новой службы, разобрался довольно быстро. Сложности возникали тогда, когда пришлось внедрять новую систему, никто, ни рядовые, ни командиры не хотели расширять свои обязанности. Кроме того, я не умел печатать, а секретарша не могла, или не хотела печатать, говоря, что без меня у неё было работы примерно в десять раз меньше, и ей за мою работу никто не платит, Вам бы романы писать, говорила она мне часто. В конце концов, мне всё же пришлось самому печатать свои опусы. На складе я обратил внимание на пишущую машинку типа «Underwund», на ней я отыскал запись, что она была изготовлена в качестве выплаты контрибуции, сразу же после войны. Машинка оказалась неисправной, рычаг одной литеры был сломан. Я упросил Юрия Львовича Хазанова и они, совместно с Дрянцевым Володей, довольно качественно пропаяли сломанное место и машинка заработала. Печатал я сначала одним пальцем, затем стал стучать двумя, причём довольно бойко. У окружающих это вызвало удивление, печатал я быстро, несмотря на отсутствие опыта.

Теперь я был абсолютно независим, и ничто не мешало мне проводить в жизнь требования по охране труда. Я разработал целую систему, ежеквартально проверял все участки и объекты, оставлял предписания руководителям объектов, готовил проект ежеквартального приказа по вопросам охраны труда. Постоянный контроль в этих вопросах заставил работать и руководителей, хотя они так и не хотели ничего понимать о их ответственности за работу в этом направлении, слепо предполагая, что ответственность за обеспечение охраны труда, при наличии штатного инженера охраны труда, возлагается полностью на него. Особенно консервативен в этом направлении был начальник службы ЭРТОС Грачёв Е.П., создавалось впечатление, что он возненавидел меня, когда издавался очередной квартальный приказ, естественно с указанием недостатков в этом вопросе и соответствующим наказанием руководителей структурных подразделений и служб.

Немного поработав с литературой, я сдал в Энергонадзоре экзамен на 3 группу электробезопасности, что сыграло положительную роль в укреплении моего авторитета на новом месте.

Оборудовал я и кабинет охраны труда. Место мне выделили в комнате, в которой раньше размещалась секретная комната метеослужбы. Комната была оборудована специальной печью для сжигания секретных метеорологических карт, которые к тому времени уже рассекретили и никто этой печью не пользовался. Труба печи выходила через окно, место выхода разрушилось и комната практически свободно сообщалась с внешним миром через отсутствующую форточку, через которую раньше выходила труба печи. Я попросил Саньку Каманина со старой работы, и он с ребятами-слесарями форточку эту загерметизировал, тем не менее комната была очень холодная и запущенная. Ремонта там не было с момента постройки здания КДП.

Летом директор «затеял» в комнате ремонт, а меня переселили в комнату уборщиц. Это было ещё «круче». Вдоль всей комнаты проходила канава глубиной около двух метров, на дне которой была смонтирована система канализации здания КДП. Канализационная труба выходила из туалета и, прежде чем попасть в сливную яму, проходила через мою комнату. Сверху канава была закрыта уже давно сгнившими досками, землёй трубу не заваливали, так как канализация была неверно спроектирована и изготовлена, вследствии чего труба практически ежедневно забивалась и, соответственно, ежедневно прочищалась, стоки при этом выливались в мою канаву. В субботу, воскресенье и в праздничные дни чисткой канализации заниматься было некому, поэтому по понедельникам в здании КДП, а не только в моей новой комнате, стояло жуткое «амбре», которое по мере чистки трубы из здания КДП улетучивалось, но в моей комнате запах жил вечно. Продукты жизнедеятельности работников Казаэронавигации, которые ежедневно выливались в канаву моего кабинета, в комплексе с постоянной сыростью, являлись весьма благодатной почвой для воспроизводства комаров и мошек. Вылетали они, по мере рождения, практически ежедневно, чёрными тучами, жалили нещадно, прожил полноценной жизнью один день, ночью умирали, утром на полу лежал сантиметровый слой «почивших в бозе» мошек, а к обеду уже новые тучи мошек благополучно выплывали из щелей между ветхими досками.

По стене комнаты проходила система водоснабжения здания КДП, через комнату проходили две трубы подачи воды в туалеты и стоял счётчик воды. Эти трубы постоянно «потели», конденсат капал с труб в ту же канаву. Когда я всё-таки переложил правильно и загерметизировал канализационные трубы, заменил перекрытие канавы на нормальные доски, условия моего пребывания в кабинете сильно не улучшились. Постоянная сырость способствовала устойчивому гнилостному запаху, который распространялся из канавы, мошки, мне кажется, стали выводиться ещё интенсивнее, стали крупнее и чернее.

По старой памяти в первое время ко мне ещё приходили знакомые женщины из авиаотряда «на массаж», старались меня не расстраивать, но было видно, что им было жутко от таких условий работы, они плохо скрывали свою брезгливость.

Я сильно не переживал, мой законный кабинет ремонтировался, а этот кабинет тоже планировали отремонтировать и он предназначался для отдела кадров. На кадрах работала Лариса Васильевна Погодаева, почему-то я её пожалел, баба всё-таки, отдал ей свой отремонтированный кабинет, а сам остался в старом. Поступок оценили по разному, некоторые стали считать меня джентльменом, большинство же нашло, наконец, подтверждение, что я абсолютный дурак, ушёл с должности заместителя командира отряда, да ещё и кабинет себе устроил в туалете.

Тем не менее, мне заменили линолеум, побелили стены, я провёл электричество, причём три фазы, изготовил мощного электрического «козла», так как кабинет был очень холодный. Жить стало «более-менее», хотя характерный запах в угрожающих концентрациях присутствует в этом кабинете до сих пор, теперь там размещаются уборщицы.

На время ремонта я никуда не переселялся, да и ремонт практически делал сам, мне давали только материалы. Изготовил я и большой стенд из реек, на стенде разместил случайно найденную, «доперестроечную» наглядную агитацию по охране труда. Кабинет стал сразу же другим, всем было ясно, что это за кабинет. Стенд этот до настоящего времени успешно «переселяется» из одного кабинета в другой.

Когда я полностью наладил работу по охране труда, мне стало нечего делать. К тому времени и Галушкевич и другие руководители поднабрались кое-какого опыта в руководстве, всё реже и реже стали меня привлекать для разработки тех или иных документов, стали реже консультироваться. Я постепенно стал работать «на себя», облагораживал кабинет, разбирал электро-радио-приборную списанную аппаратуру, с целью накопления гаек, болтов и других всяких красивых штучек, к которым имел слабость с детства, помогал делать заочникам курсовые и дипломные работы, изготавливал кое-какой инструмент и приспособления, развивал навыки работы на печатной машинке.

За всё время моей работы на должности инженера по охране труда, травматизма в филиале не было. Был один случай с инженером Лутовым, который подвернул ногу на горке радиолокатора, но мы его не зарегистрировали, пользуясь некоторыми недочётами в действиях Лутова, когда он пытался всё оформить. У Лутова отец работал инженером по охране труда не каком-то другом предприятии и консультировал Лутова, но я его «переиграл», да и сам Лутов сильно не сопротивлялся, «не возникал».

«Гром грянул» неожиданно. 1998 год закончился для РГП «Казаэронавигация» весьма неблагоприятно, был зафиксирован отрицательный финансовый результат и, с целью повышения эффективности, были сокращены ряд должностей, в том числе и инженера по охране труда. Должность была сокращена незаконно и вопреки требованиям существующего закона, однако пока «суть да дело», пока должность не восстановили, нужно было искать работу.

К этому времени директором филиала уже стал Болтуть Дмитрий Юрьевич, он сразу же мне предложил должность инженера-руководителя объекта электротехнического обеспечения полётов. Вообще на энергетику в это время была большая мода. Руководитель Западно-Казахстанского центра РГП «Казаэронавигация» заочно учился на энергетическом факультете, так как радиофакультет видимо «осилить» не мог, на свою должность он пришёл с должности второго пилота вертолёта Ми-8 Мангышлакского авиаотряда. Только этим можно объяснить появление в штатном расписании такой должности, объективных предпосылок ни вследствии больших объёмов работ, ни из-за ответственности этого направления работы филиала, не было. Тем не менее, должность в штатном расписании появилась и я на неё дал согласие, во-первых, потому что больше мне ничего не предлагали и предложить не могли, а во-вторых, электриком работал Аганов Володя, которого я «перетащил» из авиаотряда и который должен был мне помочь «на первых порах».

Так выглядит моё новое рабочее место из космоса:

http://donguluk2010.ucoz.ru/photo/karty/to_zhe_kdp/11-0-260

http://donguluk2010.ucoz.ru/photo/karty/poslednjaja_rabota/11-0-259