Каталог статей

Мой дедушка по материнской линии Высоцкий Денис был участником Гражданской войны, домой в Галузы вернулся в конце двадцатых годов. Член партии, по тем временам был грамотным человеком, поэтому его назначили руководителем курсов по ликвидации безграмотности и заведующим избой-читальней, позже он стал и активным деятелем в колхозном руководстве. Полюбил бабушку Марию, её не отдавали за него, но они всё-таки сумели расписаться.

Были они молодыми и здоровыми, работали не покладая рук, создавая своё хозяйство. Родилась мама, потом её младшая сестра Лиза, казалось, что более счастливой семьи в деревне и не было Пока родители работали в колхозе, дети ходили в детский сад. Мама помнит песенку:

Раз, два, три, тётя Фруза, посмотри,
Ножками потопаем, ручками похлопаем.

Имя воспитательницы детского сада косвенно указывает на национальный состав жителей, что же касается фамилий, то евреи часто их меняли, применительно к местности, куда переселялись. Некоторые противоречия во взглядах на жизнь у супругов всё-таки оставались – бабушка Мария была из зажиточной семьи Русских, а отец из бедняков. В колхозе отца назначили заведующим складом, он отпускал материальные ценности. Пришёл однажды к нему один житель, который только что вернулся из тюрьмы, потребовал, чтобы он выдал ему мешок зерна, дома детям нечего есть, голодают. Денис отпускал только по решению правления колхоза, оформленного соответствующим образом и «без бумажки» зерно выдать отказался, тогда «проситель» начал его запугивать и грозился отомстить. Спустя некоторое время он свою угрозу осуществил, убил Дениса ножом.

В преддверии коллективизации и её ходе родственники мамы, понимая «откуда дует ветер» стали спешно покидать деревню. Ведение коллективного хозяйства было пока всем не совсем понятным и оценивалось различными слоями населения далеко не однозначно. Бедняки не прочь были использовать нажитое другими, людьми сообразительными, инициативными, работящими, зажиточная же часть населения видела в этом явную несправедливость. Такой миграции способствовал некоторый переизбыток рабочей силы и весьма скромные земляные наделы в наших местах.

Приезжали всевозможные агитаторы, вербовщики, централизованно организовывались мероприятия по переселению населения Белоруссии. Часть родных оказалась в Омске и даже Хабаровске. Оценивая ситуацию с нынешних позиций, можно смело утверждать, что люди бежали от последующих неизбежных репрессий. Тем более, что полагались какие-то льготы и пособия, пока можно было кое-что и продать и из недвижимого имущества (разумеется, кроме земли), опытные, прагматичные люди понимали, что всё нажитое добро очень скоро пропадёт, да и просто остаться в живых будет проблемой. Мария от могилы мужа далеко ехать никуда не хотела, в результате оказалась с детьми в Малиновке, там была усадьба Русских. Выделили ей уезжающие родственники швейную машинку, поделились деньгами, а потом и с Дальнего Востока помогали. На этом послевоенном снимке Мария с дочками Анной (моя мама) и Елизаветой.

С грустью я всегда смотрю на эту фотографию. Снимок сделан незадолго до нашего переезда в Казахстан. Помню, мама мне сказала перед выездом, чтобы я попрощалась с речкой. Собственно и речкой то назвать её нельзя, так, ручей с примитивным мостиком. Я пошла, опустила свои ножки в воду и как взрослая проговорила: «Прощай реченька, больше мы не увидимся, не вернусь я больше сюда никогда». Печально, сейчас понимаю, что, наверное, не от хорошей жизни в своё время предки мамы покинули Польшу, в Белоруссии потомки тоже стали «лишними», разъехались кто куда. Мама с семьёй тоже оказалась в никому не известном ранее Казахстане, а после известных событий семье опять пришлось разъезжаться, нагло вытеснили ярые приверженцы независимости. Опять пришлось маме «помотаться», сначала, после смерти супруга, жила одна в Бурлине, потом уехала к младшему сыну Алексею в Краснодарский край, теперь живёт у Василия в Оренбурге.

Здесь, наверное, уместно рассказать о человеке по фамилии Шевер. По официальной версии он прибыл в Фёдоровку Западно-Казахстанской области ещё во времена Столыпинской реформы. Потом служил на Дальнем Востоке, где встретился с Ганной (Гапкой) – дочерью уже скончавшейся к тому времени моей прабабушки Натальи Русской. Они поженились, после демобилизации он привёз её сюда. Из Бурлина мы ездили к ним в гости, приезжали и они к нам, роднились. Потом Шевер длительное время работал руководителем районной станции защиты растений, а его сын Иван (двоюродный брат мамы) был очень инициативным и активным, играл на гармошке, был душой любой компании, быстро «втирался в доверие» к руководству, пользуясь поддержкой и покровительством стал известным в области музыкантом, преподавал в нашем пединституте. У меня нет никаких обоснований, но чисто теоретически я могу предположить, что корни Шевера из наших Белорусских мест, не случайно оказался совсем недалеко от места проживания родственником мамы. 

Теперь, когда большая и лучшая часть жизни уже прожита, я, к своему удивлению, стала задумываться о своём происхождении. Всю жизнь считала себя «чистой» белорусской, как и записано в моём паспорте. Однако теперь, когда вплотную занялась описанием истории жизни своих предков и жизни своей, меня стали терзать достаточно обоснованные сомнения.

Предки мои, судя по всему, были людьми зажиточными. Сосед по Малиновке, а потом и Бурлину дядя Гриша Ковалёв, рассказывая про семью отца, говорил, что они вполне обоснованно носили свою фамилию. Семья Тузовых была большая, известная в округе (звали их «Тузками»), успешно работали на своих земельных наделах. Сеяли рожь, естественно картошку и другие овощи, традиционно возделывали и технические культуры – лён и коноплю, разводили свиней и овец, «держали» коров. Земли было маловато, поэтому не чурались и успешно справлялись и с другими работами. Один из братьев «держал» трактир, другой делал конскую сбрую, были в семье и пчеловоды. В зимнее время, когда на земле работы убавлялось, занимались извозом, нанимались строить (ездили даже в Москву со своими топорами), работали на шахтах Украины.

Отец Андрея Илья трагически погиб на пожаре, в деревне горел дом, и отца задавило упавшей балкой перекрытия, семь детей остались без отца. Во время какой-то эпидемии четверо детей умерли. Новая власть традиционно объявила Тузовых эксплуататорами, практически все были репрессированы, пропали бесследно, потом бабушка говорила, что их просто забили.

В доме, где жила Пелагея Макаровна (в девичестве Колпакова), расположилось правление колхоза, а семью переселили в баню, хорошо, что баня была построена на совесть, добротная и вполне пригодна для жилья. Не прошло и года, как в печи правления сгорел добротный забор усадьбы, несколько амбаров и других хозяйственных построек, настилы крытого двора (чтобы ходить по сухому и не мочить лаптей). Вскоре отпилили и спалили углы дома, ведь для заготовки дров надо было ехать в лес, а руководящему составу было не до этого, видимо решали глобальные государственные вопросы.

Супруга Ильи вышла замуж за Помазова, он был родным братом умершей сестры Пелагеи, жена умерла, осталось трое детей, о моральной стороне этого никто и не задумывался. Несмотря на уже приличный возраст в начале войны, его не мобилизовали, нет достоверных сведений, что от партизанил, в армию его забрали только в 1943 году, когда прогнали немцев. Дошёл до Берлина, умер 9 мая 1945 года, вместе с двумя односельчанами отмечали день победы, отравились метиловым спиртом, друзья ослепли, а он скончался. Дома сводные братья-хулиганы Андрею буквально «жизни не давали», «подставляли» его, если что-то сами набедокурили, били и преследовали по пустякам.

Старший брат Андрея – Борис уехал на заработки на Украину, где-то даже учился, работал каким-то начальником на шахте. Вскоре в Николаевскую область переселили и всю семью, там стояли пустые посёлки, говорили, что все помирали от голода. Работали в колхозе, потом как-то удалось вернуться в Курбаки. Добра не нажили, только Пелагее удалось немного «прибарахлиться», привезла она что-то из одежды для себя, а Андрей ходил так, что на нём был только тулуп, под которым ничего не было. Сводные братья продолжали хулиганить и их отправили в ФЗУ, а родному брату Василию матери удалось приписать год (за справку в сельсовет мать отнесла десяток яиц) и его отправили по оргнабору на Дальний Восток в Комсомольск на Амуре. Потом он служил в армии, воевал и после войны почему-то оказался в Польше.

Отец мой, судя по его разговорам, слабо ориентировался и сильно не задумывался над идентификацией национальностей жителей, проживающих в наших местах, ребёнком остался без отца, был малограмотный, детство провёл в батраках, мыслил исходя из своего жизненного опыта. Уже в зрелом возрасте, обсуждая жизнь евреев в наших местах («местечковые») говорил, что есть евреи, а есть жиды. При этом подразумевалось, что евреи это богатые и уважаемые люди, жиды же по происхождению, наверное, тоже евреи, но, в силу каких-то обстоятельств, люди разбогатеть не сумевшие. В своей национальной принадлежности Андрей уверен не был, либо просто делал вид. Иногда шутил, что и постоялый дом держали и кабак, может быть кто-то из постояльцев был виновен в том, что он такой смуглый, слегка кудрявый и горбоносый. Рассказывали и такой случай, немцы однажды вырвали Андрея из толпы и криками юде, юде повели расстреливать. Заступилась его мать Пелагея, она, призывая в свидетели других жителей, убеждала, что он никакой не еврей, даже снимала с него штаны, чтобы немцы убедились, что у него нет и следов обрезания. Староста тоже подтвердил, что Андрей не еврей.

В нашей семье, чисто по внешним признакам, к евреям можно было отнести отца, меня, младшего брата Алексея, его дочку Юлию. В семье же старшего брата Василия, который был похож на нашу маму, преобладали голубоглазые блондины, хотя, говорят, что такие евреи в мире тоже не редкость. Этот снимок мы отправили моему брату Василию, когда он служил в армии.

Когда я училась в школе, математику у нас вела Раиса Николаевна Блинцова, её национальность угадывалась с первого взгляда. Она всё время ко мне как-то по особенному присматривалась, беседовала на отвлечённые темы. Создавалось впечатление, что она как-то пытается поправить недостатки в моём воспитании и мышлении вообще. Её дети Лариса и Толя были на редкость способными, отличались от своих сверстников, учились только на «отлично», окончили школу с медалями, продолжили образование в столичных ВУЗах, что для выпускников нашей Бурлинской школы было большой редкостью.

Анатолий, после окончания МЭИ, успешно работал в энергетической отрасли Узбекистана, строил ТЭЦ в развивающихся странах, объездил полмира, запатентовал несколько изобретений, но с наступлением «новых времён», осознав, что должности министра энергетики теперь достичь не удастся, уехал в Германию, где, судя по его статьям и фотографиям, успешно влился в местную еврейскую диаспору. До сих пор поддерживает активные связи со своими Бухарскими друзьями и единомышленниками (чуть не написала единоверцами, хотя по смыслу, наверное, это было бы как-то логичней, правильней).

Мне кажется зациклилась я на этой теме, меня «понесло» так, что я начинаю сомневаться и в истиной национальности моего супруга. Его мама в девичестве носила фамилию Ивченко, но жила она на Украине в селе «Сейдеменуха» (от ивр. ‏сейде менуха‏‎ - «тихое поле») еврейской земледельческой колонии, впоследствии «Калининдорф», затем «Калининское» но её фамилия по отцу, судя по её внешности, ни о чём не говорила, а фамилию её матери не знает даже Валера, она никогда и никому об этом не говорила. Вполне объяснимо теперь, что после нашего знакомства с ним, мы оба испытывали редкое взаимопонимание, родство душ и дальнейшие события носили логический и достаточно стремительный характер. Любовь Афанасьевна понимала по-немецки, хотя, наверное, она просто хорошо знала идиш и это был её родной язык. В связи с этим, для меня теперь под вопросом и истинная национальность моего сына Максима, правда, он пока не сумел реализовать заложенный в нём потенциал происхождения.

Но это, как Вы уже, наверное, поняли, просто предыстория, некоторые лирические отступления, пора вернуться к «нашим баранам», вернее к корове, необычное поведение которой и легло в основу этого повествования. Помощь разъехавшихся родственников позволила бабушке Марии собрать небольшую сумму денег, в хозяйстве нужна была корова. На корову хорошую денег не хватало, но после нескольких попыток к ним подошла женщина, которая хотела продать свою корову за любые деньги, за те, что есть. Корова была очень «видная», но хозяйка не стала скрывать, что она гулящая, она так всем надоела, что решили её сбыть, чтобы больше не разыскивать по лесу и другим дворам. Она не шла домой, предпочитала гулять, могла отсутствовать несколько дней и её доили, кто не ленился, кто хотел. Корову купили, надеялись перевоспитать, но, как оказалось, тщетно.

Когда то широко известный английский писатель, поэт и новеллист Редьярд Киплинг написал очаровательную сказку для детей, в которой просто и понятно изложил достаточно достоверную версию истории одомашнивания диких животных. «На другой день и дикая корова, задрав вверх свою дикую голову, чтобы не зацепиться своими дикими рогами за дикие деревья, пошла к пещере». Отвечая на вопрос своего мужа, героиня сказки (его супруга) ответила: «Теперь это уже не дикая корова, а наша кормилица. Она будет давать нам теплое белое молоко всегда, всегда, всегда! И пока ты будешь ходить на охоту, я буду заботиться о ней».

Видимо у нашей коровы были какие-то сбои в генетике, или процесс её одомашнивания как-то затянулся, но она вела себя как кот из сказки писателя, который в те доисторические времена был самым диким и «гулял один, где ему вздумается, и место для него не имело значения». Дома корова жить не хотела, она убегала и пряталась, когда её хотели встретить из стада, давала себя доить чужим людям. Хотели от неё тёлочку, но она трижды телилась бычками, а это не особенно выгодно, бычков сдавали в счёт налога на мясо.

Когда пришли немцы, то корова окончательно переселилась в лес, её даже прятать не пришлось. Край наш был партизанским, немцы в лес ходить побаивались. У партизан были базы, пекли хлеб на несколько отрядов, валяли валенки. Часто бабушка приходила к уже подоенной корове, партизаны доили, да и другого люда по лесу много шастало. С приходом наших войск в 1943 году, бабушка, которой корова уже сильно надоела и чтобы хоть как-то помочь бойцам, из сострадания, предложила одному командиру, который был у них на постое, чтобы они забрали корову на мясо. Устали они все от неё. Командир отказался, ссылаясь на то, что здесь остаются дети, им нужнее. Он оказался прав, коров «домашних» немцы извели всех и нашу корову стали использовать как тягловую силу. Кроме того, что её доили и землю на ней пахали, и бороновали, и в телегу запрягали, ездили в лес за дровами и сеном. И не только для себя и соседей, но и в колхозе, работоспособных коней тоже не осталось, пахали женщины и дети на коровах. Времена были жёсткие, невыход на работу при наличии такой «работящей» коровы однозначно оценивался как саботаж, можно было получить немалый срок.

Корова прожила долго, родила, наконец, тёлочку, которую потом вместе с поросёнком и несколькими курами моей маме выделили в качестве приданного, когда отдавали за Андрея. А корову мы оставили матери Андрея, когда уезжали в Казахстан.

Вот такая история, заставившая «порыться в памяти» и осознать себя в несколько иной ипостаси. Вдруг обозначились какие-то обоснования своей роли в нашем браке с мужем. Может быть подсознательно, но я всегда поступала так, что супругу казалось, что «он в доме хозяин», хотя это было далеко не так. В моём поведении всегда прослеживалось женское начало, как в известной притче: «Голова поворачивается туда, куда поворачивает шея». Конечно, не стоит говорить о матриархате и только из этого делать вывод о моей национальной принадлежности, но роль женщины в иудейской семье всегда была превалирующей, хотя мои предположения и «вилами по воде писаны».

Младенчество, детство, юность я с родителями жила в разных деревнях и посёлках, вполне естественно, с ранних лет, в соответствии с обязанностями старшей сестры, занималась коровами, я даже сейчас их всех помню. Корова - кормилица в семье, требует ухода, её надо кормить, поить, отгонять рано утром в стадо, встречать и доить, когда пастух пригонял стадо на Бурлу на водопой, встречать из стада, чтобы она не убежала шастать по другим дворам. Видела, как корова рожает телёнка, потом надо было за ним ухаживать, учить, чтобы он пил молоко из тазика, пальцем имитируя сосок вымени матери. Я, наверное, поэтому и поступила на зоотехнический факультет института А справа я разместила моего "компаньона" по встрече коров вечером. Это Валера Колесников, он учился на класс раньше, исключительно способный мальчик, отличник. Ему многие завидовали и, наверное, потому и дали ему унизительную кличку "Кальсон", то ли от "колеса", то ли от "кольца", то ли, вообще, от нижнего белья. Мы жили в соседях, не дружили в классическом понятии этого слова, не помогал он мне нести портфель. Не был он из породы "девчатников", не принято это было в нашем селе, начинали "дружить" после армии или поступлении в техникум или институт. Тогда я не думала, что вскоре он станет моим единственным любимым человеком на всю оставшуюся жизнь до смерти.

Сейчас, когда супруг тяжело и неизлечимо болен, его разбил паралич и от меня и сына стал он зависим абсолютно, это осознаёт и при принятии каких-то решений всегда соглашается со мной. Теперь я уверена, что так было и раньше, человек он неглупый, понимал, что у любого моего действия и мнения есть достаточно продуманные обоснования, просто иногда раньше «делал вид», а теперь в этом нет никакого смысла. Кстати, нынешний дачный сезон на здоровье мужа повлиял положительно, панического настроения нет, утверждает, что теперь хочет жить, несмотря на своё состояние, хотя раньше течении всей своей сознательной жизни Валера придерживался принципов, что человек одинок, рождается один и умирает один. Всё остальное приходящее и уходящее, иллюзии, игра с разумом, привязанности, попутчики – всё в определённые моменты, а, вообще, ты один, всегда один и это стоит понять. Такую положительную трансформацию его мышления мы только приветствуем, видим в этом и свою заслугу. У самой вот здоровье "на пределе", хожу с большим трудов, ноги совсем отказывают. Но надо жить!

Возможно в своих предыдущих статьях я уже о некоторых событиях и писала и теперь повторяюсь, тем более, что про корову уже одна публикация на сайте есть, но очень уж хотелось написать про корову «гулящую», мама неоднократно об этом рассказывала, да и моя профессия зоотехника видимо сказывается.

Надежда Колесникова, Уральск, сентябрь 2018