С
самого детства, я всегда восхищался лётчиками. Раскрыв рот, слушал я своего отца (Белкина Александра
Николаевича), когда он рассказывал про авиацию. Он служил, в послевоенные годы
в авиационном полку, где базировались знаменитые, У-2. Он был механик-моторист (так
кажется, называлась та должность).
Слушал я, затаив дыхание. Про 5-ти
цилиндровые, звездообразные,
моторы, открыто, расположенные спереди. Про перелеты группами,
когда на утренней зорьке самолеты летели «крыло к крылу». Про мертвую петлю,
которую выполнял сидевший с ним в передней кабине, летчик. И еще много
интересного. Это потом, он, сдав экзамены «экстерном», окончил училище и стал
лейтенантом артиллерии.
Когда мне было 8 лет, мы с моей бабушкой
гостили у родственников в Бурлине. Я не помню, кто они такие. Помню, что это
была многодетная семья. У их отца был мощный мотоцикл с коляской, на котором он
иногда уезжал на рыбалку, откуда привозил «осетра». Им, как многодетной семье, в то время, было
разрешено вылавливать, какое-то количество этой рыбы. У них была девочка, Милка,
моего года рождения, с которой мы всегда играли и даже (О!Боже!), спали
на одной кровати, так как места больше ни где не было. Но, главное, мы
возвращались в Уральск на САМОЛЁТЕ! Это
был Як-12. Я сидел на переднем сиденье, рядом с пилотом, который весь полет
что-то насвистывал себе под нос, иногда говорил какие-то слова в «ларингофоны»,
пристегнутые к его шее. Слов не было
слышно из-за страшного грохота, исходящего от работающего двигателя. Но, меня
это мало интересовало. Я был поражен
открывшимся передо мной великолепным видом земли с высоты птичьего полета.
Какие маленькие дома были внизу! Словно
игрушечные ехали машины! А овцы, которые
паслись на зеленом лугу, были очень похожи на блох. Когда мы подлетели к
Уральску, я увидел впереди маленький,
серый прямоугольник. Поняв, что это наш аэродром, подумал:
как это летчик умудрится посадить на него самолет? Но, по мере приближения, он все увеличивался
и увеличивался. Когда он превратился в настоящую посадочную полосу, наш
самолет, мягко коснувшись её колесами, покатился, словно подводя черту под моим
приключением. Этот мой первый полет, я запомнил на всю жизнь. Мог ли я
предполагать тогда, что он перевернет всю мою жизнь.
Чтобы стать настоящим летчиком, нужно быть
всесторонне развитым человеком. Не достаточно знать, что вязкость масла
измеряется в «сантистоксах» (по имени немецкого ученого В.Стокса, изучавшего
вязкость жидкостей), а двигатель самолета Ан-2 «пищит» во время запуска от
того, что при включении сцепления, в
стартере, латунные диски трутся друг об друга, издавая звук наподобие звука
от пальцев руки, трущих чистую тарелку. Хотя и эти, в общем-то, не сложные вопросы, ставили в тупик некоторых
недалеких профессионалов.
Есть некоторые моменты, которые происходят
всего один раз в жизни, а могут не произойти никогда. В этом случае человек
может пролетать всю жизнь, и считаться хорошим специалистом. А попади, в какую ни будь, не стандартную ситуацию, и
здесь уже все зависит, от того, сколько в тебе внутренних резервов. Я ни в коей
мере не хочу причислить себя к категории всезнаек, но моя любознательность (не
путать с любопытством), не раз выручала меня по жизни.
Как-то раз,
по прибытии в Карачаганак, по
доставке вахты бурильщиков, на самолете неожиданно перестал запускаться
двигатель. Прошло более 30 лет, и я не помню, конкретно, в чем она проявлялась.
То ли стартер, не крутился… Да, кажется, так и было. Но, не в этом главное. Я в начале
не мог понять, в чем причина. Аккумулятор был заряжен, все приборы работали,
а стартер не включался («ручки дружбы», как помните, на самолётах у нас не
было). Я понял, что дело в
предохранителе. Вот тут мне и помогла
моя любознательность. Будучи человеком, как говориться «не гордым», я всегда
помогал по возможности своим авиатехникам, да и другим специалистам при ремонте
и обслуживании самолета и двигателя. Порой,
забираясь в такие места, о которых другие, возможно, знали лишь
теоретически. Вызывая одобряющий ропот у своих коллег. Ведь в их глазах КВС не
должен заниматься этой, не очень чистой работой. Особенно поражался авиатехник
Паша Шуков. Кстати специалист высшего
класса, а также лучший друг. Он часто, с
недоумением и улыбкой рассказывал своим
товарищам о моих не стандартных «чудачествах».
Я вспомнил, что нужный предохранитель
находится за главной приборной доской.
Открутив нехитрые крепления, она была снята. Достав, огромный предохранитель,
встал вопрос о его ремонте, так как запасных нам не полагалось. Он чем-то
напоминал снаряд от «подствольного»
гранатомета автомата Калашникова. Примерно такой же формы и размера. Так как этот предохранитель нам нужен только для
раскрутки стартера, необходимо было установить «жучек». Нарушение, конечно, но
не вызывать же из-за такого пустяка самолет с техническим составом. Но «жучек»
надо было сделать надёжным, чтобы не
было искрения. И тут мой взгляд упал на анодированную скобу, крепления «новых»
гарнитуров. Это такая «железячка»,
прикрепленная к толстой «колбаске» разъема,
подключавшего наушники с микрофоном к СПУ (самолетное переговорное
устройство). Она никогда не применялась
по назначению, а просто была, как бы неотъемлемой частью этого разъема. На неё
и внимания, то никто не обращал. Я тут
же защелкнул её на предохранителе, который
вставили на своё место.
Крепление
оказалось таким прочным, что будто специально для этого предназначалось.
Надеясь на то, что предохранитель «умер» СВОЕЙ смертью, а не в результате
короткого замыкания, решили запустить движок. Не закрывая панель и притащив
из фюзеляжа огнетушитель, включил стартер. Маховик раскрутился и двигатель,
издав, характерный «писк» заработал. Проверив на ощупь отсутствие
нагрева нашей конструкции, установил панель на место.
Проверив на ощупь
отсутствие нагрева нашей конструкции, установил панель на место. В Уральске, я
подошел к инженеру смены РЭСОС Юре Швабенланд и все ему рассказал. «Твою, мать!», прошептал он.
«Спасибо, Валера, а то пришлось бы мне к тебе со своим чемоданом
запчастей, добираться «на перекладных».
Дома меня ждало неприятное известие. Дело в
том, что моя четырехлетняя дочь Инна,
заболела коклюшем. Все знают про эту болезнь, когда ребенка постоянно
мучает, выворачивающий наизнанку, не проходящий кашель. Лечение предстояло долгое
и, по заявлению врачей, не совсем эффективное. Но, я где-то слышал, что если
ребенка покатать на самолете, то болезнь быстро проходит. Так же мне сказали,
что сам Коробков когда-то так лечил своего сына. Михаил Евстафьевич в то время уже не был
«Большим командиром», а работал инструктором тренажера Ан-2. Обратиться к нему
было уже совсем просто. Я попросил его
рассказать историю о том, как он лечил
сына от коклюша. Он с
удовольствием стал вспоминать. Говорит,
что посадил малыша в кабину истребителя
и, поднявшись на 2 тыс. метров, резко перевел самолет в «пике», потом опять
быстро набрал высоту и снова в «пике». Так, повторил несколько раз. После этого
сын быстро поправился.
Дело в том, что при коклюше в легких
образуются пузырьки, которые раздражают нервные окончания, вызывая судорожные
сокращения определенных мышц, приводящих
к кашлю ребенка. При резком снижении самолета, происходит быстрое увеличение давления,
заставляя лопаться эти самые пузырьки, убирая причину раздражения нервных
окончаний. Идею я понял и решил
претворить её в жизнь. В моей голове тут же созрел грандиозный план. Но где
можно набрать такую высоту? В Уральской
области, самолетам Ан-2 запрещалось подниматься выше 600 метров. Запрет
налагался «военным ведомством» и обсуждению не подлежал. Но, как говорят: «Если
нельзя, но очень хочется, то МОЖНО!». Моя жена Надя работала в радиобюро. И я
часто бывал у нее на службе, порой дежуря с ней всю ночь. Иногда приходилось
подменять её на рабочем месте и вести радиообмен, между аэропортами в других городах, а также
работать с диспетчерами по внутренней связи. Я быстро освоил все премудрости
работы операторов связи и вскоре был отмечен начальником смены Н.А.
Уракчинцевой, как очень аккуратный и
грамотный работник. Вскоре вся смена радиобюро и диспетчера меня хорошо знали. А с некоторыми мы даже
хорошо подружились.
Я договорился с диспетчером, дежурившим в
тот день (не помню, кто конкретно, но это не важно, так как каждый из них
согласился бы мне помочь) и начал действовать.
Не буду излагать весь мой план, а сразу перейду к описанию его
выполнения. В тот день мы стояли в плане по обслуживанию газопровода. Его ЛПУ
(линейно путевое управление) находится около Уральска в п. «Новенький».
Вместе со вторым пилотом, Петей Литвяковым, мы прилетели на их аэродром. . А так как было воскресенье, самолет заказчику
был не нужен, и диспетчер ЛПУ разрешил нам «попатрулировать» газопровод по своему усмотрению. Это на практике
означало: полетайте ребята, где хотите,
мы все оплатим.
На аэродроме нас ждала Надя с нашей
малышкой, заблаговременно приехавшая на «Москвиче» вместе с нашим другом
диспетчером Колей Рябухиным. Когда она зашла
в самолет, Коля уехал домой.
После взлета, мы набрали высоту и
доложили нашему диспетчеру МВЛ, о начале патрулирования. После этого я
переключил радиостанцию на частоту диспетчера подхода. Он мог по локатору определить нашу высоту и пресечь попытку подняться выше 600 метров. Но с ним у меня была договоренность, чтобы он
предупредил, если к Уральску будет подходить большой борт, для захода на
посадку. Второй пилот, тем временем набирал высоту. Когда она составила 2000 метров, я
убрал «газ» и мы ринулись вниз, не забыв
прикрыть створки капота, чтобы двигатель не остыл. Скорость снижения была
максимальная, не помню точно 10, а может и все 20 м/сек, я лишь следил, чтобы
скорость не превышала, по условиям прочности,
230-250 км/ч.
Из-за резкого перепада давления, сильно
«закладывало» уши. Посмотрев назад, я улыбнулся. Моя жена держалась за поручень, страдая, как и мы от
перепада давления. Зато Инна бегала по фюзеляжу, держась за мамину руку, и громко хохотала, вызывая у неё такую
же улыбку. Когда до земли оставалось метров 300, мы
плавно вывели самолет из «пикирования» и тут же опять пошли в набор. Набрав те
же 2000 метров,
мы услышали от диспетчера: «766, ваша высота?», это был «условный» сигнал.
«766, борт порядок!», ответил я и мы стали быстро снижаться. Дело в том, что в
то время участились захваты самолетов. И чтобы оповестить об этом диспетчера,
применялись разные уловки. Одна из них, это запрос высоты. Причем это делалось
не только при подозрении на захват, а
при любом сомнении диспетчера. Диспетчер запрашивал у экипажа высоту. Это
означало: «У вас все в порядке?», и если экипаж не ответил «Борт порядок!», то
принимались соответствующие меры. В нашем же случае слова диспетчера, для нас
означали, что к аэропорту подходит большой борт и нам лучше уйти восвояси.
После этого мы переключились на нашу частоту и,
запросив разрешение, произвели посадку в Уральске. Высадив Надю, мы
вернулись на газопровод, для продолжения «патрулирования». Через несколько дней
наш ребенок был здоров!
Этот далеко не рядовой случай произошел то
же, в какой-то степени, из-за моей любознательности. Во-первых, я узнал
физиологию самой болезни. Во-вторых, что вылечить её можно в барокамере, где
так же создают перепад давления. Но в
Уральске, в то время её и в помине не было. И,
в-третьих, я очень люблю своих детей!
Это была еще одна история из моей
интересной жизни. |