 Самолет мягко "плюхнулся",
широкими лыжами, в пушистый снег. Это было как в детстве, когда с шифоньера
прыгаешь на широкую кровать, в пуховую перину, пока родителей нет дома! При
посадке на лыжном шасси, происходит что-то подобное. Самолет не «козлит», а, будто лыжник, прыгнувший с небольшого
трамплина, подогнув колени, плавно завершает свой полет. Дело в том, что на колесном шасси, необходимо
перед самой землей, перевести
самолет в трех точечное положение. Это
когда все три колеса устанавливаются параллельно земле. Обычно на высоте 70
см. Если пилот не успевал это сделать, то после удара о
землю, самолет начинал «скакать» как козел. Эта ошибка пилота, считается самой
позорной в авиации. Она так и называется - «КОЗЁЛ». Не буду утомлять читателя
техническим описанием этого явления, скажу лишь, что на лыжах этой ошибки не
происходит. Поэтому, когда выпал снег,
и мы приступили к выполнению
полетов, командир звена Клопов, который
теперь, по совместительству был нашим инструктором, не стал нас долго
тренировать. Он «дал» нам по одному кругу и выпустил самостоятельно. Когда его
стали спрашивать другие инструктора, почему
так рано разрешил нам летать самим, он, не то в шутку, не то в серьез
отвечал: «Захотят жить – сядут!». И мы, как ни странно, садились. Таким
образом, все освоили полеты на лыжном шасси.
Летом, согласно учебной программе, мы
несколько раз выезжали на ночные полеты. Это было особенное время. Грунтовая
полоса оборудовалась специальными фонарями. Они выставлялись с обеих сторон, в
определенном порядке и подключались с помощью кабелей к специальному
автомобилю-генератору, АПА (аэродромный передвижной агрегат). В начало полосы
ставили машину-прожектор, а за ней, в зоне приземления самолетов, автомобиль -
КДП (командно диспетчерский пункт). Мне довелось наблюдать за работой
прожектора, сидя в кабине этого автомобиля.
Диспетчер на КДП включает зеленый фонарь. Увидев его, водитель
нажимает на «газ» автомобиля, двигатель «взвывает» и через секунду
мощный луч света освещает взлетную полосу, на которую приземляется самолет.
Красота такая, будто присутствуешь на съемках приключенческого фильма. Потом
загорается красный сигнал, и «газ» убирается. Прожектор плавно гаснет. Ни
каких, тебе выключателей и «рубильников», только «газ»
В кабине самолета тоже все выглядит очень
красиво. На приборной панели, под невидимыми лучами ультрафиолета, светятся
зеленые шкалы приборов. И только оранжевая стрелка радиокомпаса, да
несколько разноцветных лампочек вносят
разнообразие в общую палитру цветов. В ночных полетах всегда присутствует элемент некой таинственности. В воздухе
отсутствует «болтанка», или так
называемые «воздушные ямы». Самолет летит ровно, не качаясь. Пилотировать по приборам в этот момент одно удовольствие.
Тем не менее, посадку, в лучах прожектора, а особенно, без него, производить
гораздо сложнее. Но, особые чувства от того, что ты смог это сделать, компенсируют любые трудности.
Курсанты, ожидающие своей очереди на
полеты, всегда находятся в определенном месте аэродрома. Оно расположено в стороне от взлетной полосы,
обычно рядом с командным пунктом на
автомобиле. Там на земле выставляются четыре длинные лавки, в виде
квадрата. Это место так и называется «квадрат». Мы сидели в нем по периметру и
подбрасывали ветки в костер, горевший посредине. Анекдоты были единственным
развлечением в те моменты. Как-то к нам подошел один из командиров и, услышав
наши «не девичьи» разговоры, попытался нас пристыдить: «Что же вы, ТАК
выражаетесь! Как сапожники …вашу мать!». Взрыв хохота, не дал ему закончить. –
«В чем дело?» - не понял он. – «Вы же сами «заматерились», товарищ командир!» -
«Да, ну, вас!» - махнул он рукой и исчез в ночной темноте.
Чтобы не потух наш костер, нужно было
постоянно пополнять запас дров. Так как мы с Толиком уже отлетали, то пошли в
ближайший лес за ветками для костра. Набрав немного, заметили одно сухое
длинное деревцо. Забравшись на него, я
стал обламывать верхние ветки.
Деревцо было сухим и абсолютно гладким. Поэтому я, ослабив хватку, соскользнул
вниз по стволу. В темноте я не заметил маленький сучек, который «хорошо»
распорол мне ладонь. Придя обратно, мне пришлось пойти к машине, где дремала медсестра. Постучав, я попросил
бинт. Когда полусонная женщина увидела мою рану, она сразу же проснулась. «На твоем месте, я бы «меня» убила» -
«Почему?» - «Ни чего себе, такая рана, а медсестра не торопится». Потом
говорит: «Если честно, я думала, ты за бинтом пришел, чтобы штурвал обмотать».
Дело в том, что когда долго сидишь за штурвалом,
он становится скользким от пота и грязи, поэтому инструкторы часто посылали
курсантов к медсестре за бинтами. Только, обмотав штурвал, он какое-то время оставался сухим и
чистым. Обработав мою рану, она помазала
ее какой-то мазью (наверно стрептоцидовой). Не знаю, мазь оказалось волшебной
или у медсестры рука легкая, но моя рана очень быстро затянулась, а вскоре и
вовсе зажила.
 Отлетав ночные полеты, мы стали готовится к
полетам в действующие аэропорты. Но это происходило не часто и не со всеми вместе.
Остальные курсанты, каждый по-своему, занимали свой досуг. Кто записался в
различные кружки, кто ходил в хор, а некоторые примкнули к группе энтузиастов
из местных авиатехников и «прибористов», которые занимались постройкой
дельтаплана. Он был собран из алюминиевых трубок, с натянутой на них парашютной
тканью. Это был скорее большой воздушный
змей, нежели летательный аппарат. Чтобы поднять его в воздух, поступали так.
Брали училищный грузовик, к нему привязывали капроновый трос, и таким образом тянули
дельтаплан с пилотом, пока тот не взлетит. Через какое-то время, автомобиль
замедлял ход, и дельтаплан плавно приземлялся. Так продолжалось несколько дней,
пока не пропал автомобиль. То ли он сломался, то ли его направили по другим
делам, но в училище его не оказалось. Ну, не отменять же из-за этого полеты.
Решили тянуть трос вручную. Тем более скорость нужна небольшая. Собрали,
сколько смогли, курсантов. Человек 15 – 20. Вовка Вологин вызвался на роль
испытателя. Взяли трос и побежали. Метров, через 30, дельтаплан оторвался и
стал подниматься в воздух. Пробежав еще немного, все остановились, любуясь, как высоко он поднялся. Но
дельтаплан почему-то пошел боком к низу. Только тут мы услышали истошный крик
Володи: «Тащи-и-и-те-е! Мы, спохватившись, стали тянуть веревку, но было уже
поздно. Дельтаплан рухнул в канаву. Так как высота была не очень большой, да и
парусность сыграла свою роль, Володя отделался переломом ноги. И хотя он долго
ходил в гипсе и на костылях, к окончанию училища он полностью поправился.
 Тем временем, приближалась пора выпускных
экзаменов. Примерно за месяц до них, у нас начались военные лагерные сборы. Нам
выдали солдатские гимнастерки, пилотки, сапоги и портянки. Друзья, которые уже
отслужили в армии, учили нас, как
заправлять гимнастерку под ремень, как чистить сапоги, но главное, как
наматывать портянки. Наша учебная группа «превратилась» в отделение,
командовать которым назначили молодого лейтенанта из какой-то авиационной
части. А так как этот лейтенант летчиком не был, он стал командовать нами, как
простой сержант. Видимо забыв, что мы давно прошли школу молодого бойца, он
вновь стал обучать нас строевому шагу, умению отдавать «честь», и
беспрекословному выполнению его, не совсем понятных, приказов. Но, буквально на следующий день, он понял (а
может ему объяснили), что мы не простые солдаты, а без пяти минут офицеры.
После этого, он стал вести себя с нами практически «на равных». Мы так же
ходили строем в столовую, и в наряды. Но главное, мы несколько раз ходили
играть в «войнушку». Лейтенант раздавал нам автоматы Калашникова. Выделял по
хорошей горсти холостых патронов. Сам набивал карманы армейскими взрывпакетами,
и мы отправлялись куда-нибудь за аэродром, на берег речки. Там мы взрывали
пакеты, стараясь найти какую-нибудь нору суслика, чтобы эффект был более зрелищный. Потом, мы
стреляли друг в друга «холостыми»,
перекатываясь по земле из одной ямки в другую. Дети, что ещё скажешь. Мы представляли
себя отважными солдатами в каком-нибудь бою. Скоро почти у всех нас кончились
патроны, и мы заскучали.
Тут кто-то сказал, что на другом берегу
реки сидит молодая воспитательница с группой детей. Видимо они пришли из
деревни «Ахмат», что на том берегу. Мы решили разыграть своеобразный спектакль
(Ну, не дураки ли!). Я, закатав рукава по локоть, пробрался, сквозь кусты
к реке, и побежал по мелководью среди
невысокого камыша. Немного погодя, за мной выбежали несколько товарищей. Они
стали кричать: «Стой!», «Стой, стрелять буду!»
После этого прозвучали холостые выстрелы, и я артистично вскинув руки,
рухнул в воду. Подбежав ко мне, и закинув, мои руки себе на плечи, они
«поволокли» меня обратно в кусты.
 Нас всех разбирал неудержимый смех, но мы
доиграли свою роль до конца. Когда, я спросил, как реагировала «публика»? Мне
сказали, что воспитательница, зажав рот руками,
с ужасом наблюдала за нами, не понимая, что происходит. «Вот, дураки!» -
подумал я. Теперь эта девушка всю жизнь будет думать, что видела настоящий
расстрел, и наверняка рассказала всем об этом. Вот так рождаются разные слухи.
Через месяц, наша «служба» закончилась
торжественным принятием Воинской Присяги. А после успешной сдачи экзаменов по военной подготовке, мы пополнили ряды
офицеров запаса Советской Армии. Сразу же, начались выпускные государственные
экзамены, после успешной сдачи которых, нам в торжественной обстановке вручили
долгожданные пилотские свидетельства. Всё! Учеба закончена. Все страхи и
сомнения теперь позади. Впереди открывалась
длинная и интересная жизнь. В ней предстояло многому научиться и много
чего достичь. Но одной цели я уже добился, я приобрел любимую профессию. |
