Прошло уже свыше 12 лет, как я перевёлся с аэропорта в Уральский филиал Государственного Республиканского предприятия «КАЗАЭРОНАВИГАЦИЯ».
Я ещё хорошо помню, как всё случилось. Олег Ибатович Амангалиев принял вполне развалившийся после Машукова Уральский аэропорт. В выборы уже тогда «не играли», Амангалиева просто назначили. Надо сказать, что Олег Ибатович видимо довольно чётко представлял, что делать дальше, ни у кого другого конкретных предложений по вывода аэропорта из кризиса не было. Подозреваю, что и Олег Ибатович тоже работал под чьей-то «крышей», что в комплексе с его патологическим стремлением быть первым руководителем и привело к его назначению.
В отпуск в 1996 году меня отпустили на 5 недель, работы не было, а командование играло на низменных чувствах работников. К концу отпуска я совсем «озверел» на даче, отпустил уже наполовину седую бороду, сильно комплексовал по поводу дальнейшей жизни, перспективы не видел. Однажды вечером на дачу приехал Володя Митрофанов. Сказал, что в аэропорту идут какие-то скрытые процессы, подозревал, что наступил момент «делёжки», желательно бы мне выйти на работу, что бы положительно и справедливо повлиять на эти процессы. Толком я ничего не понял, однако согласился выйти досрочно, откровенно говоря, на даче было уже довольно холодно, стояла осень, шли дожди, находиться там было уже неприятно.
Были мы на даче с супругой, утром стукнул морозец. Я встал пораньше, соответствующей одежды на даче не было, тем не менее, поскольку я пообещал, я в одной рубашке и в шлёпанцах пошёл пешком до дороги, автобусы ещё не ходили, было очень холодно. К счастью, или к несчастью меня до дороги «подбросил» какой-то мотоциклист. Здесь я околел окончательно. Довольно долго простоял на остановке «2 дачная», пока не пришёл автобус 12 маршрута. Денег у меня не было. Оказывается, пока я находился в длительном отпуске, автобусы до аэропорта перестали ездить, пассажиров не было, самолёты не летали. С наглым видом я сошёл в Подстёпном и уже не помню, как добрался до аэропорта.
С утра Олег Ибатович проводил планёрку, я в дачном виде, бородатый и окончательно промёрзший, явился на планёрку, вызвав тем самым недоумение и насмешки присутствующих. Ничего конкретного на планёрке не решали, позже я понял, что решение вопроса дальнейшего существования аэропорта решали не с личным составом, а гораздо на более высоком уровне. Володька Митрофанов этого недопонимал и вызвал меня, чтобы, в случае каких-то предложений, не остаться без ничего. На самом же деле вопрос так и не ставился, про простых работников «власть имущие» не думали.
Насколько я понял, Казахское управление Гражданской авиации объявляло себя банкротом, полностью отказывалось от областных аэропортов, реорганизовывалось в новое акционерное общество, оставив себе столичный аэропорт, да несколько аэропортов, в которых была ещё не полностью «выработанная» материальная часть. Это были Усть-Каменогорский и, по-моему, Павлодарский аэропорты с новыми Як-42. В других же аэропортах управление «забирало» часть резервуарного парка ГСМ, чтобы потом не было проблем с заправкой самолётов. В нашем аэропорту они забрали самую большую ёмкость (двухтысячник) и даже наняли своего представителя, который Олегу Ибатовичу уже не подчинялся.
Целью Олега Ибатовича была организация частного предприятия на базе его «детища» под названием «Беркут», планировалось, что весь аэропорт к «Беркуту» и отойдёт. Он нанял юриста, в то время много их было без работы. Юрист была очень крупная и дородная женщина, не лишённая некоей привлекательности. Вскоре собрали совещание командно-руководящего состава, на котором Лев Кравченко, первый «прихлебатель» Олега, выступил с псевдо экономическим обоснованием, как это будет хорошо. Затем выступала новоиспечённая юрист, довольно прилично объяснила, что в свете требований нового законодательства, все предлагаемые преобразования вполне законны, все присутствующие почему-то всё время смотрели на меня, создавалось такое впечатление, что уговаривают именно меня. Я позволил себе несколько обоснованных и язвительных реплик, на совещании стояла довольно «тягостная» атмосфера, кроме Олега все понимали, что их «дурят», но все боялись, Олег хоть и не платил денег, но никого не выгонял пока с предприятия. Олег не стал проводить открытого голосования, чтобы делу придать законный вид, да этого видимо ему и не требовалось, соответствующие документы он мог оформить и формально, видимо так потом он и поступил.
Однако такое решение вопроса видимо не устраивало ни командование управления, ни местные власти, слишком «лакомым» кусочком был аэропорт. Все понимали, что через какое-то время наступит стабилизация и аэропорт не станет тяжёлым бременем, которым он оказался на сегодняшний момент. Таким образом, в результате неведомых мне действий, через некоторое время аэропорт оказался каким-то непонятным открытым акционерным обществом, учредители которого до настоящего времени для личного состава сохраняются в секрете и акций которого никто из личного состава « в глаза не видел», командовать же этим акционерным обществом было поручено Олегу Ибатовичу, чужим человеком в высших кругах он не был.
В конечном итоге Олег стал «хозяином» всего аэропорта. Время было смутное, проверить финансовое состояние аэропорта и «Беркута» никто не мог, да в этом не было и никакого смысла, предприятие формально работало, хотя объёмы работ были минимальны. Практически нечего не платя людям, Олег самостоятельно распределял кое-какие доходы от деятельности аэропорта, которым ещё пользовалось реорганизованное управление и несколько частных фирм, часто имеющих на балансе только по одному самолёту, не производя никаких дополнительных затрат на реновацию и капитальный ремонт самолётов и вылётывавших ресурсы материальной части, получая при этом чистую прибыль.
Благодаря «перекачке» средств из аэропорта в свой частный «Беркут», Олег Ибатович сохранил несколько своих старых сослуживцев по лётному отряду, которым всё равно деваться было некуда, материальная же часть, самолёты Ан-2 и Л-410 как-то автоматически стали принадлежать «Беркуту». Говорили, что Олег чемоданами возил деньги в Алма-Ату, для легализации своей деятельности, подтвердить или опровергнуть это я не могу, не знаю.
Надо отдать должное Олегу, сильного конкурента во мне он не видел, но был не прочь попользоваться моим опытом и знаниями. Не видя перспектив в обозримом будущем в эксплуатации собственного самолёто-моторного парка, и использовании меня в качестве руководителя инженерно-авиационной службы, он попытался использовать меня на должности своего зама по эксплуатации аэропорта. Более подходящей кандидатуры у него не было. Помня о моём категорическом отказе перейти в его частный «Беркут», когда аэропорт ещё более или менее работал, и боясь нового отказа, он не предложил мне эту должность напрямую, просто был «запущен» слух, что Колесникова назначают главным инженером аэропорта. Видимо Олег рассуждал следующим образом, согласится Колесников, это хорошо, важнейшее направление деятельности аэропорта будет на какое-то время надёжно прикрыто, а в случае, если не справится или будет откровенно саботировать, то его можно легко уволить, к тому времени и «свои» кадры «подоспеют». Уволил бы он меня всё равно, рано или поздно, я оставался одним из трёх его соперник по выборам командира отряда, а простить такой позор провала на состоявшихся ранее выборах он не мог, не в его это было характере, я оказался последним, до которого, на моей существующей должности, он не мог пока дотянутся, слишком хорошо и с положительной стороны знали меня в инженерно-авиационной службе ещё существующего управления, разрешения на моё увольнение там так просто бы не дали, да и авторитет среди личного состава не только АТБ, но и всего отряда у меня был на порядок выше его.
До меня слух о моём переназначении сразу же дошёл, я «держал паузу», никому ничего не говорил, на вопросы «делал большие глаза», Олег ждал реакции, я молчал. В глазах своих подчинённых я видел укор, но ничего поделать не мог, все понимали, что по своим деловым качествам я не смогу кардинально изменить обстановку в авиационно-технической базе, но с другой стороны, я был каким-то сдерживающим фактором уже начавшегося наглого беспредела дележа собственности.
Долго это продолжаться не могло. Моё материальное положение было на пределе, я уже с большим трудом мог содержать семью, которая вела уже откровенно нищенское существование, перспектив своей дальнейшей карьеры в отряде под руководством Олега Ибатовича я не видел. Назначение Олега на должность командира отряда автоматически решало мою судьбу, вместе мы работать не смогли бы никогда, всё равно, рано или поздно, он меня бы уволил. Но я боялся не столько этого, сколько того, что со своей новой должностью я справлюсь хорошо, увольнять ему меня не будет никакого смысла, однако, в отместку за прошлое, он будет мне платить символические деньги, такого предстоящего унижения я себе бы потом простить не смог. Останавливало меня только то, что ни я один был в такой ситуации и уходить было просто некуда, в городе все предприятия стояли, перебазироваться в другой город, в Россию, мне мешал мой характер, природная лень, полное отсутствие материальной базы, да и положение авиационно-технических баз в ближайших Российских городах было не намного лучше, много я бы не выиграл и это не могло бы компенсировать неизбежных при этом материальных и моральных потерь и нервов.
Когда я уходил в свой последний в аэропорту отпуск, отпускные деньги мне дали рублями, почему-то в то время была на это мода. Денег было около двухсот тысяч, для доставки их домой понадобилась большая хозяйственная сумка. Традиционно, уходя в отпуск, я «нажрался» с инженерным составом. В довольно нетрезвом виде, с сумкой полной денег, которая от этого даже от этого не закрывалась, я вечером зашёл в обслужку. Люди понимали всё и посмеивались. Один Александр Николаевич Галушкевич, который недавно пришёл к нам с «развалившейся» «Омеги» и возглавил базу эксплуатации радиотехнического обеспечения полётов, мне посочувствовал и решил проводить до дома с такими деньгами, хотя жил на другом конце города, был он тоже выпивши.
С ним мы просидели всю ночь, он оказался белорусом, как и моя жена. Был военным, по причине перестройки в армии, был демобилизован с должности начальника ракетного дивизиона, майор. Показался мне он довольно простым по характеру, такое впечатление всегда складывается после первого общения с белорусами, кажутся они простыми, только потом выясняется, что они «сами себе на уме», очень практичны, сообразительны и никогда и ничего не сделают себе в ущерб. На новой должности ему было тяжеловато, был он человек военный, а здесь шёл процесс реорганизации, часть аэропорта превращалась в совершенно отдельное предприятие, которым ему пришлось командовать. Даже наши «старики» слабо себе представляли, как будут совершенно автономно от аэропорта работать службы движения и базы ЭРТОС, тем более для Галушкевича это было непонятно, потому что он слабо себе представлял, как они работали раньше в составе аэропорта. Во мне он видел порядочного человека, с большим опытом работы в авиации и который мог бы ему кое-что бескорыстно посоветовать, было заметно, что в связи с реорганизацией, он несколько «подрастерялся». Надо сказать, что в то время, я ещё и не предполагал, что жизнь развернётся настолько круто, что мне придётся просить помощи у Галушкевича.
После выхода с отпуска, я, подразумевая, что Галушкевич мне уже друг, несколько раз заходил к нему в службу по его приглашению. Ни разу дело не дошло до употребления спиртных напитков, хотя это было и естественно в то время. По крайней мере, пару раз я предполагал, что он угостит меня спиртом, но этого не было. Не было разговора и о моём переводе в Казаэронавигацию. Уже ближе к новому году обстановка была напряжена до предела. Олег Ибатович выжидал, мне это порядком поднадоело, я не хотел с ним работать, а заработная плата за счёт инфляции падала в разы, несмотря на периодическое её повышение. Исподволь я начал разговор с Галушкевичем, он был готов к этому и сразу же предложил должность инженера по охране труда. Оклад на этой должности был 19 тысяч недавно введённого правительством Казахстана тенге, не отменены ещё были надбавки за выслугу лет. У меня была надбавка в 25 процентов, это ещё около 5 тысяч. Выходило 25 тысяч в месяц, это было значительно выше, чем я зарабатывал на своей должности, тем более, что в аэропорту выдавали только авансы в несколько тысяч, а здесь зарплату выплачивали полностью и регулярно, день в день.
Я не хотел быть перед Галушкевичем «тёмной лошадкой», мне казалось, что меня он несколько идеализирует. Перед своим уходом, до подписания рапорта об увольнении, я составил некий «трактат», где описал себя, что называется «от и до». Моя записка состояла из полутора десятков печатных листов, я описал всё, на что способен, как в положительном, так и отрицательном плане, свои недостатки я себе представлял довольно отчётливо. На Галушкевича это сильно не повлияло, прочитал он всё внимательно, однако решения своего не изменил, на работу приглашать продолжал и даже установил срок – 11 декабря, уж и не знаю из каких соображений.
К началу декабря 1996 года я был морально готов перейти на другое предприятие. Я полностью осознавал, что, учитывая мой возраст, переучиться на совершенно новую специальность я не смогу, слишком разные это специальности, радио и механика. Предполагал, что сильно развиваться и укрупняться новое предприятие не будет, так что мало вероятно, что здесь мне найдётся работа по специальности, однако другого выхода у меня практически не было, надоела неопределённость, начали сдавать нервы.
Вопрос состоял в том, чтобы Олег Ибатович отпустил меня переводом, тогда у меня сохранялась выслуга лет; если бы, в силу каких-то обстоятельств, либо принципов, Олег не оформил бы перевод, то я значительно терял в заработной плате, уходя на должность, которая лежала на 5-7 уровней ниже моей по старому месту работы. Смущало ещё одно обстоятельство, Казаэронавигацию никто не воспринимал всерьёз, все люди в аэрофлоте думали, что командование «наиграется» и всё вернётся «на круги своя», при таком раскладе я бы сильно проиграл в моральном плане, конечно Олег взял бы меня обратно, но тогда бы он диктовал свои условия и это выглядело бы внешне весьма даже правильно и справедливо, так что я рисковал сильно.
С супругой по вопросу моего перевода я сильно не советовался, знал, что она поддержит меня в любом случае. Надя понимала, что мои действия носят вынужденный характер и направлены на поддержание материального обеспечения нашей семьи.
Решил я Олега обмануть, пришёл на приём, пожаловался на то, что у меня обнаружили лейкемию и что я теперь, в такой ответственный для авиапредприятия момент, не смогу в полной мере принимать участие в преобразованиях, попросил отпустить меня. До этого я уговорил моего формального заместителя Говердовского Александра подписать этот рапорт о его согласии занять должность начальника авиационно-технической базы. Понял Олег мой обман, или не понял, но заранее заготовленный мной рапорт подписал, внешне даже посочувствовал. Негативно отнёсся к этому Абай Саттиевич, когда оформлял обходной лист, он глядел в сторону, не скрывая своего раздражения. Командование сильно боялось негатива со стороны личного состава АТБ. Я назначил разбор, чтобы попрощаться с личным составом, прибыли и Олег и Абай, не доверяя мне лично, боялись, что я могу настроить личный состав, хотя я этого и не собирался делать. Я доложил обстоятельства, поблагодарил личный состав за совместную работу, объяснил, что нездоров и могу явиться тормозом дальнейшего развития АТБ и, как говориться, «откланялся». Говердовского представляли уже Олег с Абаем, из своего кабинета я даже не подслушивал, о чём они говорили.
Надя в этот день приготовила закуску и напитки, после разбора мы хорошо «посидели» с инженерным составом, поздним вечером меня «принесли» домой Серёжа Дементиевский и ещё кто-то, уже и не помню, застолье продолжилось, впереди был качественно новый отрезок моей жизни. Так выглядят из космоса производственные площади АТБ сейчас:
http://donguluk2010.ucoz.ru/photo/karty/bolee_masshtabno/11-0-258
http://donguluk2010.ucoz.ru/photo/karty/aviacionno_tekhnicheskaja_baza/11-0-257
|
