Каталог статей

Насчет власти я сначала не понял, хотя утром капитан приводил роту, строил ее, докладывал мне: «Товарищ начальник разгрузки, рота прибыла в Ваше распоряжение, прошу поставить задачу. Армия есть армия. Я им: «Здравствуйте, товарищи, солдаты!» они мне бодро: «Здравия желаем, товарищ, начальник»! Приглашал к себе командиров взводов, сержантов, и капитана. Объяснял им объем работ на день, а сам шел на корабль и грузил бухты кабеля, переписывая их наименование.  Грузить пришлось самому, так как у нас не было стропальщиков, и крановщики отказывались работать.

Пошел и договорился с командиром корабля – капитаном 2 ранга. Он дал команду крановщикам работать, но только со мной и с моим помощником. Крановщики объяснили, как надо чалить груз и «вперед». В течении дня контролировал ход всей работы. Самому пришлось и чалить бухты кабелей, и, сразу же,  записывать - вести учет. Два раза за смену ездил на склад хранения, там тоже отмечал, где и что заскладировано. Необходимо точно было знать, сколько и какого кабеля пришло.

Много было и другого груза.   Организация его выпуска была поставлена из рук плохо. На некоторых упаковках надпись, что в случае повреждения упаковки прибор применять нельзя. Так упаковки делали из картона, некоторые, естественно, рвались. Неужели нельзя было сделать из фанеры. Потом перед установкой оказывалось, что и приборы есть и ставить нельзя. Так выручала авиация, специальный рейс на завод изготовитель за приборами.  Ни каких надписей «секретно» не было, так как все было секретно.

После того как я покинул Новую Землю, точнее, перед этим, мне было предписано, что где служил, нигде говорить нельзя, с иностранцами не встречаться, за границу 25 лет не выезжать, во время службы с женщинами не встречаться и т.д. и т.п. и так на трех страницах и «за все про все» 15 лет за измену Родине.  Всё это я очень хорошо запомнил и до настоящего момента «не распространялся», а теперь в Интернете нашёл очень много воспоминаний очевидцев испытания ядерного оружия. Вероятно, можно и мне поделиться тем, что видел, как испытывали оружие и как это испытание прошли люди.

Закончилась разгрузка, в это время старшина роты объявил мне пять нарядов без очереди, потому что ходил в столовую не в строю. Я пробовал доказать ему, что у меня совсем другой график работы, но он ничего не хотел понимать.  Пять нарядов, это чистить гальюн, туалет на улице. Как раз работы не было, я сидел в казарме, скукота неимоверная. Начал учиться игре на гитаре, тут сержант Никитин, мне сказал: «Плутовец! Я буду давать тебе гитару, но иди играй в каптерке, чтобы я твои опусы не слышал». Это он в знак уважения ко мне, после того, как услышал, что я вытворяю на баяне. На баяне я играл произведения для второго курса музыкального училища. Произведения баяниста виртуоза  Паницкого, которые считались наиболее сложными,  из исполняемых баянистами, он работал  преподавателем в консерватории города Саратова и, конечно, выступал с концертами. Мне выступать соло на концертах не нравилось, всегда был некоторый мандраж, а в ансамбле нормально и аккомпанировать хору тоже, а вот соло не то. Вскоре Никитин демобилизовался, о чем я очень сожалел, он хоть и «подкалывал» меня, называя «Плутовцом», но относился с уважением. Моя командирская должность негде не была оговорена, я как-то об этом не подумал. Раз нет должности официально, то и зарплаты нет. По штату полагалось эта должность, кто-то получал мои деньги. Я же солдат, мое дело выполнять команду. Рядовой Соколов имел на это право, давать команду, вот он как раз и был официально назначен начальником складов.

Потом я простыл и простыл не по своей вине. У меня порвались сапоги, на складе были сапоги 43 размера, а мне надо 44 размера. И, как на зло, у половины, прибывших со мной солдат, был сорок четвертый размер. Срок замены еще не подошел. Но там сапоги разбивали за полгода «вдрызг», так как камень и кругом типа щебенки. Сапожник работал и шил, но ненадолго. На работу надо было ходить меня снова в бригаду. Бригадиром был чеченец. Вредный ужас, психованный, как что не так, то глаза вытаращит, слюни брызжут. Мы, чтобы не бездельничали, были посланы на склад, перетаскивать мешки с цементом. Особой необходимости в этом не было. Никто не контролировал нашу работу. Типа тренировки, учились таскать мешки с цементом. Мол, потом пригодится, когда начнется забутовка штольни.

Шахта, это вертикальное сооружение, штольня - горизонтальное.  Перед этим с моим другом произошел очень интересный инцидент. На точку прилетели начальник штаба контр-адмирал Стешенко и генерал-лейтенант Лемешко, начальник 6 отдела Министерства обороны, ответственный за полигон, из Москвы. Наш адмирал косая сажень в плечах, мастер спорта по борьбе тяжелый вес, рост 190см, одет в морскую форму с кортиком, выправка как у гвардейского офицера царской армии. А москвич - метр с кепкой, в полушубке, в унтах, в папахе, галифе - по маузеру положи в карман и не видно будет. Прямо батька Махно. Вот идут они как Пат и Паташонок. Я как раз иду в столовую есть и они направляются тоже обедать, там был и офицерский отдельный зал. Как положено, отдал им честь они мне тоже. Прихожу со столовой, а мне Николай (Кондык по -казахски) говорит: «Коль, знаешь что было»?  «Что»? В обед заходят в казарму генерал с адмиралом. Я в своем грязном «спецпошиве». Он мне говорит: «Товарищ, солдат, почему у вас такой неприглядный вид»? Я ему отвечаю: «Товарищ, генерал, Я охраняю взрывчатку, а рядом в помещении склад цемента. Вот туда я захожу греться. Поэтому и грязное обмундирование. Да и другого «спецпошива» у меня нет». «Так вон сколько висит, оденьте чистый»! «Никак нет! Это «спецпошивы» моих товарищей, они пошли в столовую, сейчас придут, а я в чужом «спецпошиве». «Я разрешаю! Переодевайтесь!» - сзади командир роты грозит, нельзя. «Нет, не имею право»! «Я приказываю»! - старлей грозит, нельзя. «Нет»! Тогда он обращается к командиру роты: «Почему ваши солдаты в таком обмундировании»? «Этот взвод только прибыл из Североморска, у них такая одежда. Срок замены еще не подошел, да и на складе у меня нет обмундирования». Генерал махнул рукой и пошел. Мне командир показывает, молодец.

У меня появилось свободное время и я пошел к Кондыку в гости.  Сидим мы на взрывчатке и курим. Он говорит: «Не взорвемся»? Я ему: « Не должны, взрывчатка взрывается от детонаторов. А они хранятся в другом месте». А если по безалаберности ящик с детонаторами где-нибудь прохудился и они попали на взрывчатку. Тогда влетим, но не только мы с тобой, но и вся девятка. Да ну и хрен с ней. А ты какой в с семье? Последний. Есть еще два брата они старше, а я старший. Отец умер, а там еще трое. Я у них надежда и кормилец. Так что, давай дуй отсюда. Посторонним находиться не положено возле взрывчатки. А чем ты меня прогонишь. Вот у меня ТТ, заряжен. Покажи. Сейчас вынимает обойму и проверяет есть ли патрон в стволе и дает его мне. Класс! Пистолет новый, весь блестит. Повертел, повертел, отдал и пошел. На самом деле, ладно мне все равно, а гарнизон,  то при чем. Если бы грохнуло девятьсот тонн взрывчатки, что бы было. Всю точку бы разнесло. Похлеще ядерного взрыва, было бы. Прогнал меня друг, я без обиды пошел в казарму. Он был прав, тем более находясь на посту, он не имел право разговаривать с кем-либо. Служба, есть служба. После ухода «Байкала» пришло под разгрузку еще два корабля. Лед уже сошел.

А перед этим мне пришлось  видеть  такое. Мороз градусов 20, я в «спецпошиве», одет по зимнему, подхожу к кораблю. На встречу мне  идет капитан 2 ранга, командир корабля, с автоматом и на лыжах, спрашиваю: «Куда спозаранку»? «Стрельбы сегодня»! У меня рот до ушей от удивления, он в одних плавках.  «Не замерзните»? « Нет! Мне не привыкать»! Вот думаю, насколько закаленные офицеры морского флота и как их после этого не уважать и не преклоняться. Я уже несколько раз встречался с ним по работе. Насколько он отличался от наших офицеров-стройбатовцев! Дело в том, что как солдаты, так и офицеры были «чокнутые».  Контингент офицеров состоял из проштрафившихся офицеров других частей, они и в петлицах носили знаки отличия других войск. Кто до этого, где служил, ту  эмблему и носил.  Его команды были точны и основательны. Так же четко они и выполнялись.

Когда мне пришлось работать на очистке причала от снега, ко мне подходит мичман и говорит: « Водолазы проверят причал. Надо двух человек воздух им подавать, крутить колесо. Распорядитесь, говорят Вы тут главный». «А на какое время»? «На час» «Хорошо! Рядовой Петров ко мне в распоряжение мичмана»! «А, второй человек»? «Вторым человеком буду я». Пошли с Петровым  к водолазам, стоит колесо метра полтора в диаметре, оно качает помпу, которая подает воздух водолазу. Начинаем его крутить. Водолаз уже под водой. Он по переговорному устройству передает, сильно стараются  на верху меня воздух поднимает, пусть уменьшат прыть. Понятно стали крутить медленно. На дне валяются ломы, он говорит. Я ему: «Давай поднимай, у нас как раз ломов не хватает. Еще есть морская капуста». «А, это что такое»?- говорю я.  Через десять минут поднимается водолаз с морской капустой и двумя ломами. Оказывается это, что-то похожее на лист хрена, только более продолговатое и длинное, без всякого вкуса. Водолаз снимает с себя костюм водолазный, я смотрю, он похож на старшину второй статьи с «Байкала». Я ему говорю: «А что вас с «Байкала» списали». «Да, нет»! Я знаю и с ним знаком, на корабле есть мой двойник. Когда мы стоим вместе, то трудно разобрать, кто есть кто».

Кстати на точке №9 не было женщин. И вот пришло судно, а на нем женщина. Так все бросили работу, собрались на причале и «зырят» на нее. И отпускаю шутки, вполне пристойные. Тем не мене, никто не работает. И не собираются работать, тут к ней подходит капитан корабля и что-то говорит ей. Она уходит. Вот тут раздался такой отборный мат, что не во всех кабаках  услышишь. Впечатление от встречи с первой женщиной, какой бы она не была, это влюбленность. До нее хочется дотронутся, поговорить, общаться. Потом это проходит. Тем более, что нам не разрешалось встречаться на службе с женщинами. Все давали подписку об этом  и солдаты и офицеры.

В «Белушке» находилась рота морячек, какой чудак их сюда заслал. Так вот к ним в общежитие мотались и солдаты и офицеры. Дело в том, что и те и другие давали подписку во время службы не иметь близости с женщинами (имеется в виду не женой). Встречаются там офицер и солдат, фуражку на глаза и вроде друг друга не узнают.  Конечно, туда «ныряли» не все, а уже опытные, повидавшие жизнь и женщин, солдаты.

На острове был «сухой закон», бутылка водки стоила 35 руб. Это в десять раз дороже,чем на Большой земле. Тем не менее, ее покупали, привозили ее суда, приходящие к нам с различными грузами. По приходу судна на пирсе всегда «ошивались» особисты. Они уже знали потенциальных покупателей и их ждали. После покупки бутылки, они каким-то образом это вычисляли. Особисты  останвливали, обшаривали, вынимали бутылку, чаще две и на виду у всех били их об пирс. При  нахождении тех, кто продавал водку, наказание было серьезное. Их списывали на берег с черным билетом. Во флот можно было устроиться только на траулер. Туда брали даже без документов. Несмотря на большие заработки, шли в рыбаки не охотно.  Работа и тяжелая и очень опасная.

После  разгрузки ОС-30 я некоторое время был не удел, и меня вернули в бригаду. Вместе с бригадой я ходил на работу. Мне это нравилось даже больше, чем командовать. Голова ни о чем не болит, не надо решать никакие вопросы. Бери больше, кидай дальше. Типа тренировки, нас заставили перескладировать мешки с цементом на складе, подготовка с забутовки штольни. Мы сначала принялись рьяно это делать, а потом сообразили, что никакой необходимости в этом не было и потихоньку начали сачковать.

В это время все больше и больше стало прилетать к нам  на точку  офицеров. Кто такие, мы не знали, сильно не интересовались, да и никто бы не сказал. Вот в один из дней подходит к нам группа офицеров, человек десять. Стоят и смотрят, мы нехотя стали мешки таскать, так, для видимости. Кто его знает, кто такие. Подходит капитан 1 ранга к бригадиру и спрашивает: «Что Вы делаете»? Он чеченец, толком ответить не может. Тут я вмешался и понес, что только я ему не говорил и рассказывал, что разный цемент, надо хранить в разных местах, а то бетон получится не качественный. Короче, нес всякую околесицу. Он слушал меня слушал, а потом и говорит: «Вот, если бы Вы работали так, как ты говоришь, то было бы Во»! Показывает большой палец, засмеялся и вместе с группой удалился. Все офицеры тоже рассмеялись. «Ну, и солдаты у нас. Просто Цицероны. Кто такой Цицерон, я имел несколько смутное представление. Потом, после армии, я поинтересовался и почитал его речи. Да! Говорит много, но ничего существенного, одна вода.

Мы в армии четко подчинялись уставу. Команды выполнять только от непосредственного командира. Самый главный для нас был старшина. Командиры взводов у нас были сержанты срочной службы, которые менялись, «как перчатки». Поэтому за командиров мы их не считали. Старшины чаще всего были сверхсрочники. Мужики битые, на мякине их не проведешь, поэтому их слушали и побаивались. Получить пять нарядов вне очереди ничего не стояло. А это или картофель на кухне после отбоя чистить или гальюн драить. Ни то, ни другое делать не хотелось. Вся власть в казарме сосредоточено в руках старшины. Командиров роты я редко видел и в Североморске, а на Новой Земле командира видел всего два раза. Первый раз, когда взвод прибыл на остров, второй раз перед приездом генерал-лейтенанта Лемешко с контр–адмиралом Стешенко (начальником штаба в/ч). Контр-адмирала, командира части, Збрицкого видел, когда нас везли на «Байкале», как я писал уже, он прибыл на корабль на вертолете.

Гречко с Брежневым шли к нам на крейсере № 121 (Мурманск) и в это время Израиль напал на Египет. Во время бомбежки было уничтожено 90% авиации Египта. У них в основном были наши самолеты. Президент Египта Насер был уже Героем СССР, это Н. Хрущев расстарался. Так что им пришлось повернуть назад и этих руководителей в армии не видел, хотя была возможность. Уже до этого мы строили ангары так, чтобы их было сложно уничтожить авиацией. А тут стали и для подводных лодок делать ангары в скале.