После всех кадровых перестановок у нас сложился следующий командно-руководящий состав: Возглавлял АТБ Иван Фролович Басан, я был назначен на должность старшего инженера АТБ и считался первым заместителем начальника АТБ, отдел технического контроля возглавил Борис Николаевич Кузнецов.
Поселили нас в гостинице, на третьем этаже, все мы размещались в одном кабинете. Начальнику АТБ это было удобно, он хоть и довольно часто выходил в АТБ, но большую часть времени решал вопросы в штабе, штаб располагался тоже в гостинице. Кузнецову это было вообще архиудобно, он был секретарём парторганизации, в АТБ, обидевшись на то, что его не назначили старшим инженером, вообще не ходил, в лучшем случае, раз в неделю, приходил демонстративно в белой рубашке, в этом виде на поршневой авиатехнике делать нечего, масло с двигателя течёт «со всех дыр». Фролыч на это никак не реагировал, побаивался парткома. Вся работа была «взвалена» на меня.
Работать в гостинице мне было очень неудобно. Гостиница располагалась довольно далеко от АТБ, ходить туда-сюда приходилось по двадцать раз в день, были дни, когда я вообще не появлялся в штабе. На зиму я переоборудовал под кабинет вагончик на линейке, сделал там небольшой ремонт, повесил занавески. Это помещение понравилось техникам, они подняли бучу и меня опять поселили в гостинице, отдав vip-вагончик в оперативную смену.
Материальную часть самолёта АН-2 знал я плохо, на участке трудоёмких регламентов не работал, а надо было бы. С первых дней «ударился» в оперативное управление, подменяя работу производственно-диспетчерского отдела. Надо сказать, что производственно-диспетчерский отдел был организован несколькими месяцами ранее моего прихода в Уральский объединённый авиаотряд, раньше ПДО не было, его работой занимался Болдырев и никто, включая Фролыча, не знал, чем он должен заниматься. Когда Болдырев трагически погиб, все предполагали, что я активно включусь в работу в аналогичном стиле, так оно первые месяцы и было, я раз по двадцать в день оббегал все производственные участки АТБ, некоторые техники говорили, что я уже бегаю быстрее Болдырева, у которого была кличка «Сайгак». Диспетчеры ПДО умилялись моей работой, продолжали большую часть рабочего времени пить чай. Со всеми вопросами отсылали ко мне, обнаглели до того, что часто в открытую требовали от меня информации о состоянии материальной части, что должен был я требовать от них.
Я был только со студенческой скамьи, теоретически работу ПДО представлял, постепенно начал приводить работу ПДО к требованиям руководящих документов. Никому это не понравилось. Болдырев знал всё, это было удобно и руководству и бездельничающему диспетчерскому составу ПДО. Теперь же я отслеживание оперативной обстановки предоставил ПДО, как это и положено. Фролычу это было неудобно, в ПДО часто ошибались, многого не знали. Диспетчера откровенно говорили мне, для чего тогда я нужен здесь, мы прекрасно обойдёмся без вас, если будем всё знать. В открытые конфликты я не входил, но постепенно оперативной работой стали заниматься диспетчера ПДО.
Руководил ПДО Барсуков Евгений. Это был старый военный техник, на войне его контузило, поведение иногда было у него неадекватное. Он отрабатывал последние годы до пенсии, раньше, довольно длительное время, он заведовал складом материально-технического снабжения всего авиапредприятия. Но на работе стал сильно возбуждаться, переживать, заговариваться, его до пенсии отправили на более лёгкую работу. С основными задачами он справлялся, но работу диспетчеров организовать не мог, слабо представлял объёмы работ, да и грамоты управления людьми не хватало. В диспетчера ПДО назначали больных, «списанных» техников, или откровенных сачков, от которых проку на материальной части не было. Отдача от них на этой, довольно ответственной должности, была соответствующая.
Долго, практически до пенсии, одним из диспетчеров ПДО был Захаров Маркел Михайлович. Участник Великой отечественной войны, старый техник. От злоупотреблений спиртным ему отрезали половину желудка, поэтому он и оказался в ПДО. Ко мне он относился довольно доброжелательно, на первых порах помогал ввестись в строй. Однако по новому работать не хотел, много я с ним «крови попортил». Молодой диспетчер Гузиков женился на цыганке и спился. Короче, через ПДО прошло очень много людей, некоторые дорабатывали до пенсии, некоторые просто «поправляли» здоровье, некоторые, очень ленивые люди, «сачки», просто отсиживались, этих не интересовала ни карьера, ни заработная плата, ни перспективы роста.
Потом в ПДО стали принимать даже женщин, весьма далёких от нашего производства. Делалось это с подачи начальника АТБ. Он не мог отказать женщинам. Привёл «куму» по фамилии Омельченко, говорили, что она действительно приходиться ему кумой. Вела себя высокомерно, чувствуя поддержку руководства. Работала у нас и Зоя Максимовна Дзюба. Раньше она работала на складе материально-технического снабжения. Была она очень красивой, одинокой женщиной предпенсионного возраста. Говорят, что в молодости, да и до настоящего времени, многие наши аэропортовские мужики были к ней не равнодушны, предпочитала она однако мужчин из командно-руководящего состава. Не знаю, принял её Фролыч по протекции кого-либо, или сам был вынужден сделать это, но до пенсии Зоя Максимовна проработала успешно, ничего не делая, отбывая очередную смену.
После Барсукова много сменилось и начальников ПДО. Работал в ПДО техник АиРЭО Хазанов Юрий Львович, который учился заочно в Киевском институте инженеров Гражданской авиации и, перед защитой диплома, ему было желательно поработать на инженерной должности. Такой вакантной должности на участке радио-электро-приборного оборудования не было, он попросился в ПДО. Работал он неплохо, но временность его пребывания здесь, присутствовала в его работе постоянно, что для меня было крайне нежелательно. Аналогично «отсиживался» в ПДО Барашков Валерий. Его отец работал в областном комитете партии шофёром, возил чуть ли не первого секретаря обкома. Валерий закончил Кировоградской авиационно-техническое училище ГА по специальности радио. Специалист был средний, не выдающийся. Грамоты не хватало, в институт, даже заочно поступать не стал, зная свои способности. Однако отца это не устраивало, да самому Валерию карьеристские замашки были не чужды. Короче, обком «надавил», Барашкова решили ставить освобождённым председателем профсоюзного комитета, а до этого надо было поработать на инженерной должности, так как высшего образования у него не было и «сверху» могли такую кандидатуру не утвердить. Ничего нового и свежего Барашков в работу ПДО не принёс, кроме как помог Фролычу несколько раз, возил на рыбалку несколько инспектирующих нас комиссий.
Работал в ПДО Каиргалиев Шамшитдин Хамитович. Мы вместе пришли в аэропорт, он пришёл после службы в армии в качестве авиационного техника. Как техник он был прекрасен. Быстро всё освоил, всё умел. Очень общительный, весёлый, у него никогда не было врагов, одни друзья. Отец у него работал проректором в педагогическом институте. Учиться в институте «Бала», так его все звали, не хотел принципиально, хотя с его способностями и при поддержке отца, это было бы очень легко. Он говорил, что если надо, то диплом он принесёт завтра же, однако в институт так и не поступал. Такое положение не устраивало окружение Каиргалиева, после того как он женился на дочери одного из секретарей обкома, пришёл он к руководству АТБ с согласием на занятие постоянно вакантной должности начальника ПДО. Проработал он несколько месяцев. Первым делом купил большую, кожаную, красную папку и всюду её с собой носил. Особенно он любил ходить в штаб по кабинетам. С удовольствием ездил с этой папкой в город, красуясь там перед его многочисленными знакомыми. Но он был честный человек, в работе этой он не находил удовлетворения, результатов по совершенствованию организации работы отдела практически не было, он подал в отставку и до самой перестройки работал в качестве рядового техника.
«Прижился» в ПДО только Николай Петрович Сухомлинов. Это был неприметный сухонький мальчик из близлежащего к аэропорту посёлка «Чаганский». Пришёл он к нам после окончания авиационно-технического училища, был очень старательным и послушным. Заболел туберкулёзом, почти год не работал, я предложил ему после болезни поработать в ПДО. К тому времени он женился на еврейке, у него была богатая по тем временам тёща, он одним из первых переоделся в кожаный пиджак и где-то приобрёл электронные часы, все приходили к нему посмотреть на эту диковинку.
Уровень знаний у него был недостаточный, пытался он учиться заочно в Киевском институте, но так и не смог его закончить. Но постепенно, со временем, только он смог приблизить работу ПДО, к требованиям, которые предъявлялись к работе этого отдела изначально. Работали мы с ним без проблем. Всё, что надо для оперативного управления производством, было организовано. После того, как в моду стали входить компьютеры, я попытался привлечь Сухомлинова к этой работе. В ПДО установили старенький «Роботрон», который выделили нам из бухгалтерии. Несколько раз я посылал Колю в командировки, в Алма-Ату, даже к передовикам внедрения компьютерного оборудования в Гражданской авиации в Литву, в аэропорт Вильнюса. Конечно, грамоты Коли не хватало, ничего по автоматизации процессов оперативного управления производством он внедрить не смог, сам тоже так и не смог овладеть компьютером в совершенстве.
Последние годы перед моим уходом жили мы с Колей напряжённо. Наряду с основной работой, он устроился шофёром в «Беркут», авиационное предприятие, которое организовало руководство аэропорта в лице Амангалиева Олега Ибатовича, с целью «перекачивания» денег из аэропорта в частное предприятие, то есть отмывания денег. Чувствуя покровительство командования, он абсолютно перестал работать. Я несколько раз пытался с Колей поговорить, но он ничего не понимал, или я уже ничего не понимал в современных организационных методах. Колины ответы сводились к тому, что я ему ничего не плачу, ему надо кормить семью, а «Беркут» платит. |
