Как и при каждом сокращении, присутствовали, правда в
несколько закамуфлированном виде, и весьма распространённые ныне коррупционные
проявления. Квалифицированные работники увольнялись, а протеже руководства
филиала и службы, под разными предлогами и обоснованиями, благополучно
оставались «делить» сэкономленную заработную плату. Родственник Жанатки,
экономиста бухгалтерии, несмотря на стаж работы в течении около 3 лет и
отсутствия специальной подготовки, сокращению не подлежал, как и не сокращался
сын Грачёва. Оба они работали на объекте КДП в качестве техников, способностями
далеко не «блистали», были «под крышей» у ведущего инженера этого объекта
Толочко Н.К. Коля хорошо «попивал», в последнее время часто и на работе.
Специалист он был высококлассный, можно сказать лучший специалист филиала, а
может быть и службы ЭРТОС всего республиканского предприятия. До пенсии ему
оставалось совсем недолго, но в сложившейся ситуации массового сокращения
кадров, его, за несколько неадекватное поведение, могли уволить в любое время.
Он постоянно был «на крючке» у командования и ему «подсовывали» «своих» людей,
чтобы он их учил, но, самое главное, распространял об этих откровенных лентяях
и бездарях сведения об их незаурядных, уникальных, высоких способностях,
прилежности и трудолюбии. Все в филиале конечно понимали, что всё это «шито белыми
нитками», но когда Наталья Темряшевна приходила и говорила, что звонили с
управления и сетовали на то, что Кунтуганов уже два года работает на должности
техника в КДП и у него нет никакой подвижки, то срочно собиралась
аттестационная комиссия и Дамиру утверждали высший, пятый разряд авиатехника,
тогда как на объекте на должностях техников четвёртого разряда, в течении
многих лет, работали инженеры с высшей авиационной подготовкой и которым никак
не «светило» разряд повысить и они покорно ждали своего увольнения по
сокращению штатов, чего успешно и дождался Пашка Шуков, который окончил
Киевский институт гражданской авиации, имел квалификацию инженера, но даже на
должности техника 4 разряда, на которой он проработал более 10 лет, его не
оставили, уволили. Уволили и моего друга, Юрия Львовича Хазанова, который имел
высшую специальную подготовку авиационного радиоинженера, окончил этот же ВУЗ,
но ему не предложили доработать до пенсии (около двух лет), даже на должности
техника, мотивируя тем, что его инженерная должность сокращалась. Делал ли что в этой ситуации профсоюз. Не знаю, всё было
покрыто «мраком и неизвестностью». Надо сказать, что профсоюз всегда был
«карманным», сколько я ни работал в авиации. Когда я пришёл в Казаэронавигацию,
меня несколько ошарашил факт значительного процента отчислений из заработной
платы, в качестве профсоюзных взносов, с их последующим перечислением на счёт
профсоюза головного предприятия. Возвращали копейки, которые успешно в филиале
традиционно пропивались небольшой группой работников на праздновании Нового
года. Приглашались, конечно, все, но завсегдатаев-любителей было всегда менее
половины. Правда потом, после «выступлений» некоторых работников, в качестве
компенсации за неучастие в этом культурно-массовом мероприятии, в профсоюзе начали
выдавать по 1000 тенге. На отчисления, в головном предприятии проводились
спортивно-массовые мероприятия, соревнования по футболу (Кульназаров по слухам
был или бывший спортсмен, или заядлый болельщик), празднование Нового года в Алма-Ате
элиты всех филиалов и работников головного предприятия. Слышал даже, что на
профсоюзные деньги организовывались поездки в Турцию на какие-то соревнования.
Щепетильностью в этом отношении наш генеральный директор, опять же по слухам,
утверждать не могу, не отличался. Когда же отчисления возросли уже до 3
процентов заработной платы, то есть сравнялись с отчислениям, которые я платил,
будучи членом Коммунистической Партии Советского Союза, я понял, что профсоюз
играет роль обычной «кормушки» для командования головного предприятия, грубо и
формально завуалированной формой дани с подчинённых. Когда наиболее отважные
«борцы за справедливость» пытались поставить вопрос о выходе из профсоюза, то
командованием стали усиленно муссироваться слухи, что подобные «выходки», по
негласному указанию Кульназарова, будут караться немедленным увольнением.
Во время компании по увольнению, Юра, конечно, как и
подобает профсоюзному деятелю, делал озабоченный вид, рассказывал, какие
действия он предпринимает, с целью «восторжествования справедливости», но
реальных результатов от его деятельности не было, всё решали за него
руководители филиала и головного предприятия. Говорил он, что по моему вопросу
он беседовал с самим Унжаковым, который возглавлял профсоюз нашего головного
предприятия, но, несмотря на то, что был он выходцем из службы ЭРТОС, ответил
довольно вызывающе, напомнив Юре, что Казаэронавигация организация не
благотворительная и увольнение работников предпенсионного возраста, по
действующему кодексу о труде, не является нарушением закона. По другим, явно
вопиющим случаям, Юра от ответа уходил, загадочно информируя, что это уже
политика и дело не его. Вообще, от профсоюза у меня остались довольно
брезгливые воспоминания, дурили нас при Советской власти, продолжают дурить и
сейчас. Как и положено, формальная сторона дела у нас всегда
выполнялась, за месяц до увольнения меня вызвали в отдел кадров. Наталья
Темряшевна, изображая сочувствие, но плохо скрывая своё полное удовлетворение
от того, что наше негласное, антагонистическое и полное невосприятие друг-друга
благополучно заканчивается её полной победой, предложила мне подписать
предупреждение о моём увольнении по сокращению штатов. Весь месяц я провёл практически в полной изоляции, меня
боялись все, рядовой личный состав не общался по причине нежелания попасть в
«сочувствующие» и, соответственно, в «чёрный» список потенциальных кандидатов
на следующее увольнение, руководители же всех рангов, прекрасно осознавая некую
парадоксальность ситуации, просто не хотели лишний раз беспокоить себя моими
умозаключениями. Даже производственные вопросы по моей деятельности решались
уже как-то без меня. Перед самым увольнением зашёл Валера Зуев, с которым мы
успешно проработали в АХО несколько лет. Он был порядочным и честным человеком
и посчитал своим долгом проститься. По своей сути обстановка напоминала
похороны. Я даже перестал ездить на служебном автобусе, чтобы лишний раз не
ловить на себе сочувствующие взгляды. Тем не менее, я продолжал активно работать, работы было
достаточно много, готовил к очередному списанию свыше ста изделий. Параллельно
выполнял уже и личные подготовительные работы перед увольнением, уточнил
имеющиеся на балансе предприятия материальные ценности, числящиеся за мной,
подготовил необходимые акты, всё передал Кабанову, который воспринял это с
некоторым удивлением, но виду не подал. Попросил у Темряшевны трудовую книжку
на время, снял копию. Ежедневно «качал» на «флешку» свои наработанные материалы
по программированию, носил домой на свой компьютер. Катя из бухгалтерии сделала
по моей просьбе выписку моей заработной платы за последние 10 лет, подписал её
у директора и главного бухгалтера, поставил, как положено, гербовую печать. До
пенсии далеко, но думать о ней уже было надо. Надо сказать, что Грачёв, перед этой очередной компанией
по сокращению, предлагал мне должности экономиста или программиста в
бухгалтерии, причём с видом благодетеля. Заработная плата на них была ниже
примерно в три раза, но руководствуясь принципом, что я «никуда не денусь»,
сразу же оговаривал условия, что я буду продолжать работать в своём кабинете,
выполнять некие урезанные свои прежние функции, ну и там, поскольку постольку,
кое-что делать и по бухгалтерии. От его неприкрытой наглости и простоты я тогда
просто оторопел. «Какой Вы умный, блин Клинтон», подумал я. Дело в том, что в
бухгалтерии складывалось катастрофическое положение, Марина Фёдоровна заболела
серьёзно, трудно было прогнозировать её возвращение на работу, Жанатка
числилась в бухгалтерии чисто номинально, ничего не делала, не могла делать, в
силу явно недостаточной теоретической и практической подготовки и природных
способностей, и не хотела и не собиралась ничего делать, кроме как занять пост
главного бухгалтера. Катя, трудолюбивая и достаточно грамотная бухгалтер, тем
не менее, обладала весьма и весьма непростым и принципиальным характером, тем
более, что имела поддержку в лице своего мужа, который работал в службе движения
заместителем её начальника. В силу этих обстоятельств, она чётко и
узконаправленно выполняла только свои функции материального стола, ни больше,
ни меньше. Подобное предложение, когда нужно было «взвалить» на
себя работу в бухгалтерии (это пожалуй единственный участок филиала, над
организацией работы которого я ещё не успел поработать за время моего
пребывания в Казаэронавигации), продолжая выполнять дополнительно весьма и
весьма специфические функции инженера технического отдела службы ЭРТОС, которые
в полном объёме и с обеспечением должного качества в филиале никто выполнять не
смог бы, всё это, да ещё и за урезанную в три раза заработную плату, мог
согласиться только нисколько не уважающий себя и окончательно «пришибленный» жизненными
обстоятельствами человек. Поначалу я так и подумал, просто формально предложили,
чтобы потом не возникало вопросов, что мне ничего не предлагали, несмотря на
наличие вакантных должностей в филиале, на момент моего увольнения, удивился
только наглости и форме, в которой мне было преподнесено это предложение, но,
учитывая характер, воспитание и общий «недалёкий» уровень Грачёва, не придал
этому никакого значения. В похожей ситуации оказался и мой друг, инженер 1
категории службы ЭРТОС, Шуляк Валентин Кириллович. Ему тоже предложили
должность программиста в бухгалтерии, с аналогичным снижением заработной платы
в три раза. Он тоже отказался от таких «варварских» условий и, чтобы не
потерять значительную сумму денег, ушёл в очередной отпуск, срок его увольнения
продлялся на период отпуска. Так что посоветоваться с ним и обсудить все
обстоятельства, я не мог. Просто отметил про себя, что на должность
программиста никогда не соглашусь из этических соображений, предполагая, что
после отпуска Валентина возможно «уговорят», что-нибудь ему пообещая, а как
программист, он был, конечно, «на голову выше» меня. Буквально за неделю, видимо не дождавшись от меня
никаких активных действий и попыток предложить свои услуги на других вакантных,
но малооплачиваемых должностях в других отделах филиала, меня пригласил для
собеседования директор. Ничего нового он не сказал, только предложил опять
должности экономиста или программиста в финансово-экономическом отделе.
Теперь я понял, что, действительно, директор хотел,
несмотря ни на что, усилить бухгалтерию за счёт нас с Кирилловичем,
предполагая, что мы оба начнём конкурировать по этому вопросу, и тогда нам
обоим можно будет «навязать» любые, в том числе и самые унизительные, условия.
После моего отказа от предложения директора,
обоснованного низкой и несоизмеримой с ответственностью, заработной платой на
предлагаемых должностях, повисла напряжённая пауза, нам больше нечего было
сказать друг-другу. Я встал и вышел. Спустя некоторого времени, к директору
меня пригласили снова, в кабинете была ещё и Наталья Темряшевна, которая
предложила мне подписать официальный отказ от предлагаемых мне должностей.
В течении недели я, откровенно говоря, устал от
посетителей. Несколько раз приходила Наталья Темряшевна, предлагая то должность
инженера по охране труда, которую занимал продолжительно и тяжело болевший
Сейткалиев, то, вообще, вернуться на должность начальника
административно-хозяйственного отдела, а Нурлана, который её занимал, перевести
на должность инженера охраны труда. Но на этих должностях я уже работал, мне
было просто неинтересно, да и заработная плата там вообще была незначительная.
Больше всего переживал за рушившийся на глазах, ранее
разработанный и претендующий на уникальность, по мнению его разработчиков, план
«перемещений», Юра Кабанов. Он буквально «метался» между моим кабинетом,
кабинетом бухгалтерии и кабинетом директора, где, видимо, консультировался,
предлагая мне всё новые и новые нюансы. Даже Коля Якушев, бывший начальник
одного из ведущих и значительных объектов филиала, приёмо-передающего центра,
которого я знал вот уже тридцать лет, заходил, советуя оставаться. Он тоже ждал
нового назначения, будучи сокращённым, после закрытия объекта. В пятницу с утра ко мне в кабинет, с раскрытым журналом,
зашла Наталья Темряшевна, предложила сдать пропуск, выдала трудовую книжку и
ещё какие-то документы из личного дела. Я снял копию с последней,
заключительной записью, всю книжку я уже сканировал раньше. В коридоре
«крутился» Юра Кабанов, я ему ещё раз всё показал, передал пять ключей от
кабинета, сказав, что шестой ключ находится в АХО, он почему-то переспросил,
как бы сомневаясь в этом. Прощаться я ни к кому не заходил, не хотел
компрометировать остающихся. В коридоре со мной вслед попрощалась Лариса, да
Володя Дрянцев долго тряс руку, прощаясь и выражая благодарность за всё
хорошее, мы с ним долго работали ещё в авиационно-технической базе. С Юрой Хазановым пошли в авиаотряд, нужно было зайти в
отдел кадров, я хотел поставить в трудовую книжку новую печать предприятия, оно
уже несколько раз меняло свои названия. Здесь я не был уже более десяти лет. В
штабе были новые порядки, на входе сидел работник ВОХР и нас не пустили, пока
абсолютно не удостоверились в цели нашего посещения, с оформлением нашего
посещения в специальном журнале. Олег Ибатович всегда много внимания уделял
формальной стороне дела. В отделе труда и заработной платы нас встретила Эльвира
Газизовна, которая, конечно, была наслышана о нашем увольнении и, с полной
уверенностью в том, что мы пришли искать работу, стала нам предлагать вакантные
должности, от которых мы вежливо отказались. Печать в кадрах нам не хотели
ставить, но потом, после убедительных просьб, проставили, утверждая, что в них
нет никакой необходимости. Я тоже так считал, но так, на всякий случай.
Попрощался я только с Надей из планового отдела, она тоже дорабатывала до
пенсии, расчувствовалась и посочувствовала. Уехали на городском автобусе, распрощались, пожав
друг-другу руки. Дома я, после весьма и весьма длительного перерыва выпил и
закурил, курю до настоящего времени. На протяжении всех последних передряг,
супруга меня поддерживала, во всём соглашаясь.
|
