Лежим в палате после операции, мне и соседу по палате вставать нельзя. Мне 27, ему на тридцать лет больше. Скукота! Читать не хочется, да и
нечего, ему еще ничего не принесли, а
мне и носить некому. Пообщаться в
курилке, послушать анекдоты нельзя, постельный режим. Сосед заметил, что ко мне
никто не приходит.
- А что никто не посещает?
- Не кому!
- Холост?
- Да!
- А что так?
- Врачи долгую жизнь не обещают, а зачем создавать семью, что бы потом были
сироты дети.
- Резонно! Работаешь?
- Нет!
- Не понял?
- Учусь.
- Что на дневном?
- Да!
- Почему не на вечернем?
- Так надо,
здоровье не позволяет.
- С виду, здоров!
- Внешние впечатления обманчивы.
- Чем же болен?
- Ой, да какая разница.
- Не хочешь, не говори. -
А вы кто по профессии?
- Экономист, а еще я врач, а еще капитан запаса НКВД.
- С коих пор в запасе.
- С 1949 года.
- А чего вдруг?
- Гоняли «зелёных братьев» в Литве. Вот
наш «козлик» и подорвался на мине. Двое на смерть, двое тяжело ранены. Потом
списали.
- А врач почему?
- До службы в НКВД работал врачом, вызвали,
предложили, отказываться тогда было нельзя, пришлось согласиться.
- Так вы и там были врачом?
- Нет!
- А чем там занимались?
- Был агентом.
- Вот сейчас все поливают грязью НКВД. А Вас совесть не мучает?
- Нет!
- Но вы уничтожили столько людей?
- Я не убил ни одного. У меня другие были функции. И служил я не за страх, а за
совесть.
- Как же Вам платили за службу?
- В деньгах это трудно оценить, попробую пояснить по-другому. Приехал я в отпуск
к родителям, отец плачет, мать "никакая",
у них дом сгорел, жить негде. Вырыли
землянку и там с матерью ютятся. Скоро зима, как жить причитают
родители. Я ему отдал отпускные деньги, он к осени построил добротный дом. Я
ему тоже помогал, помогали соседи, друзья помогали, но только рабочей силой. А
материалы были закуплены за мои отпускные. Дом у него стал лучшим домом в селе.
- Да, прилично получали.
- Так и звание капитана в НКВД приравнивалось к полковнику в армии.
- Чем занимались?
- Вот, к примеру, приходит сигнал, что на предприятии «завелись» враги. Их надо
найти. На завод устраивают несколько агентов работать. У меня была рабочая
специальность токарь. Работаю, а сам обстановку наблюдаю и составляю ежемесячно
отчет. Отчет должен быть достоверный. Я знаю, что тут еще есть мои сослуживцы,
но кто именно, не знаю, поэтому если, что-либо я захочу не сообщить, то это все
равно будет выявлено. Тогда будут уже меня проверять, в честь чего я скрыл информацию,
не враг народа ли я? Проработал полгода, уволился и перешёл на другое
предприятие, что с теми руководителями, которых я проверял, стало, я не знал, так как направляли на другое предприятие и в другой отрасли и в другом
городе.
- И так все время?
- Нет! Я занимался и оперативно-разведывательной работой. Особенно во время
войны. Несколько раз забрасывали в тыл. Я владею немецким.
- «Sprechen Sie deutsch?», спросил я из
немногого, что знал. Тут я впервые услышал немецкую речь. Слова лились как вода
в ручье, только не журчали.
- Расскажите!
- Нельзя. Не пришло время рассказывать.
- Так уже почти тридцать лет, как война закончилась.
- Некоторые люди живут дольше. Своей информацией я могу рассекретить наших агентов.
- Тогда давайте по круговой поруке пойдем.
- Это как?
- Я вам «сливаю», чего говорить нельзя мне, а Вы, что нельзя говорить Вам.
- Нет, так не пойдет, я не знаю, что вы мне расскажите и насколько это
секретно. Так что позвольте права выбора оставить за мной. Естественно, «торговаться» я с ним не
стал.
Начал я. Он слушал меня, как мне
показалось, с большим интересом.
- Вообще, об этом я должен был бы доложить в соответствующие органы, откуда у
тебя такая информация. Насколько я понял, в рассказанных ситуациях личного
участия ты не принимал. Конечно, у тебя могут быть проблемы, но нести
ответственность ты не будешь. С меня же хочешь, чтобы я рассказал то, за что я несу
персональную ответственность. То есть он мне намекнул, что не «обдуришь» ты
меня, «кишка тонка». Пришлось
рассказать мне и то, за что несу соответствующую ответственность я сам
непосредственно.
- Вот это другое дело.
Я был в 1939 году чемпионом московского
округа по многоборью НКВД. Это бег, борьба, самооборона, стрельба, плавание,
вождение мотоцикла, автомобиля. Стрельба особенная: ночью на звук, на вспышку
света, в прыжке с 5 метров,
с движущегося транспортного средства.
Поэтому во время войны не воспользоваться таким сотрудником для заброски в тыл
врага, было бы недальновидно. И я несколько раз летал в тыл.
Был у партизан Белоруссии и Украины.
Встречался с Кузнецовым. Он мне еще пожаловался, что у него была возможность
убить Гитлера, но «Центр» не разрешил. Комментировать действия начальства в
нашем ведомстве не принято было. Причина заключалась в том, что к власти непременно
пришли бы люди, у которых руки были не настолько замараны в крови, и Западу
можно было сесть с ними за стол переговоров. Запад бы тогда объединился с
Германией. Но не явно, а тянули бы до
последнего с открытием второго фронта. Сообщали бы немцам о транспортах,
везущих помощь нам вооружение и продовольствие. Корабли бы эти топили. И война
могла бы затянуться еще на неопределённое время. По оценкам, мы бы потерять еще
около 5 млн. человек.
Поэтому И. Сталину выгодно было иметь
Гитлера живым, а не мертвым. Покушение на него со стороны «Красной капеллы»
сорвали мы, мы их просто выдали.
- Как!
- Так!
- Мой друг, большая политика настолько не соответствует нашему уразумению, что это
просто иногда трудно понять. Тут своих не жалели, клали сотнями тысяч, а ты
хочешь, чтобы немцев пожалели. В бойне войны погибают не только враги, но и
друзья. Хотя какие они друзья, те же фашисты, только немного дальше стоящие у
власти. Еще не было известно, кто бы реально
пришел к власти? Немцы проигрывали нам
не тактически, а стратегически. В вооружении, в обученности, в опыте ведения
войны они были на голову выше нас. Мы их переигрывали своим людским
потенциалом. Наши потери при решении тех или иных задач в три раза были выше,
чем у них. Если японцы начали бы войну
против нас, нам бы было «кранты».
- Меня и в Японию посылали.
- Так Вас без языка сразу же и раскрыли бы там.
- Так я был там немцем. Опасная игра. Война, это и есть опасная игра. В
независимости, где находишься. Погибнуть в войну в десять раз вероятность выше,
чем в мирное время. Погибнуть можно просто так, не за «понюшку табака», просто
из-за того, что у людей есть оружие. И у кого-то сдали нервы. Работал же в Японии Рихард Зорге? Ты что думаешь, вот один Рихард Зорге и был
нашим агентом, в стране, от которой зависело, выиграем мы войну или нет, будет
ли Россия великой державой или опять на неопределённое время будем находиться
под игом фашистским. Конечно, заслуги Зорге очень сильно были преувеличены. Мы не могли рисковать
получением информации через одного человека. Даже если бы он и не провалился,
человеческий фактор надо всегда учитывать. Заболел, умер. Тогда что? Но надо
отдать должное японской разведке, она работала великолепно. Если сотрудники
других разведок работают за идею и за деньги, то у них, как и у нас в то время,
за идею.
Беда нашей разведки не в слабости
сотрудников, а в «сволочизме» Центра. Концепция в стране была такова, что враги окружают нас везде, и в разведке
тоже. Работала репрессивная машина тандема Берия-Сталин. Провалов было на
порядок меньше, чем отзывов агентов и уничтожения их «своими», часто под
надуманными предлогами. Это мы видели,
такие действия нам создавали определённую
нервозность в работе. Измен практически не было, при этом репрессировали
всех родственников. На это могли пойти, только настоящие уроды.
После войны нас «бросили» на зачистку
западных территорий. Вот там ничего толком понять нельзя было. Приходим в село,
вроде все за нас, а ночью обязательно обстреляют. Явно кто-то из жителей в этом
участвовал. Никто никого не предавал. Те, что работали на нас, жильцами уже не
считались. Их уничтожали «лесные братья». Как тут было не вспомнить немцев,
которые сжигали целые села. Нам это нельзя было делать. А разрешили бы, так,
наверное, сжигала бы. Обидно, когда твоих друзей убивают, а сделать ничего
нельзя.
Только в 50 годах перебили мы их, и
наступила относительная тишина. Нас до сих пор там не только не любят, но и
ненавидят. Меня комиссовали, встал вопрос, куда идти работать. Как врач, я себя
уже «потерял». Вот и поступил на заочный в «Плехановку». Закончил и тружусь.
- Где?
- Советником по экономике в областной администрации.
- Вы этого знаете такого-то, может он Вас консультирует. - Называю я фамилию известного
мне преподавателя своего института.
- Знаю! Но не он, а я его консультирую.
«Экономиста» выписали раньше, чем меня.
Больше мы с ним не встречались. Встреча,
беседа с бывшим работником НКВД, как-то повернула мои мысли в другую
сторону. Я понял, что судить о людях, после прошествии времени, это не совсем
благодарная работа. В то время, не так сказанное слово, могло привести к гибели
человека. И все равно находились люди, которые, руководствуясь разумом и в
благородных целях, высказывали свои «крамольные мысли». Теперь мы все молчим,
не смотря на то, что самым страшным последствием является далеко не расстрел, а
лишь увольнение с работы. Тем не менее, редко находятся смельчаки, «сподобившиеся»
возразить начальству. Бесхребетность приводит к вседозволенности вышестоящего
человека. Вовремя не приостановленное хамство, потом переходит все
границы, это нам приходится лицезреть в
наше время на каждом шагу.
Фото трофейное, разрешения на публикацию
спросить не у кого |
