 Как
только двигатель набрал обороты, самолет плавно стал разгоняться. Через
какое-то время, он «подпрыгнув», отошел
от земли. Какая красота открылась перед моим взглядом. Все травинки моментально
превратились в бархатистый ковер, с нарисованной речкой и маленькими домиками вдали,
окруженные зелеными деревцами. Голубое небо гармонично завершало этот
пейзаж. И откуда-то издалека, сквозь
рокот работающего двигателя, в наушниках зазвучала музыка… О нет! Это же, голос! - «Штурвал от себя! … твою мать! - Я же предупреждал!» - возмущенный инструктор, сразу вернул меня в
реальность. В течение всего года, да и только что перед полетом, нам
вдалбливали в голову: «При взлете, сразу
после отрыва, движением штурвала от
себя, необходимо «придержать» самолет, не
допуская кабрирования» (резкого взмывания). Мы знали это как «дважды два». А я, как только взлетел, сразу забыл
об этом.
Так начался мой первый полет. Вернее
попытка произвести взлет. Этот момент я мысленно прокручивал в голове много
раз. Кажется даже во сне я проделывал это. И вот, на тебе!
Нахлынувшие эмоции «задвинули» мою
теоретическую подготовку на второй план. Но наш инструктор Валерий Николаевич
Вагин предполагал такое развитие событий. Он вовремя подхватил управление и не
дал самолету «наломать дров». Только немногим позже, выполняя полет за полетом,
мы постепенно привыкали делать нужные
движения штурвалом, доводя их до автоматизма.
И кто-то быстрей, кто-то медленней постигал эту науку. Но, в конце
концов, управлять самолетом научились все.
Одним из первых в нашей летной группе, к
самостоятельному вылету инструктор
подготовил меня. По заведенному в авиации обычаю, после выполнения ПЕРВОГО САМОСТОЯТЕЛЬНОГО полета, курсант предлагает всем присутствующим на «старте»
закурить. Но здесь опять у меня получилось не как у всех. Я, закончив полет и выйдя из самолета, с
радостью стал раздавать припасенные заранее сигареты сидевшим курсантам. Потом
вспомнив, подошел к нашему заместителю командира
эскадрилии и с видом «бывалого летчика» протянул ему пачку сигарет: «Вот,
возьмите товарищ командир, – я
самостоятельно вылетел!» - «Что-о-о?» -
возмутился он. «Ты как, должен доложить?». Меня словно окатили холодной водой. «Извините! – Товарищ командир, курсант Белкин
выполнил первый самостоятельный полет! Разрешите получить замечания?» - «Вот,
это другое дело!» - заулыбался он,
«Поздравляю!» - и крепко пожал мою руку. Потом с укоризной качая головой,
произнес: «Давай, свои сигареты!». После этого, самостоятельные полеты
следовали один за другим.
Я довольно быстро уловил тот момент, когда
нужно «придержать» самолет. Но и здесь
умудрился выделиться среди других.
«Сегодня Белкин летал, как «химик!»» -
сказал, перед строем «замкомэск». После этого, начался «разбор полетов». Дело в
том, что я в какой-то момент не только научился вовремя «придерживать» самолет,
но даже перед отрывом стал
«ставить» самолет на два передних колеса и таким образом продолжая
разбег, увеличивать скорость отрыва.
Потом, энергичным взятием штурвала на себя, резко переходить в набор высоты
(прямо, как химик). А это делать курсантам, мягко говоря, преждевременно. И мне тогда это «популярно» объяснили.
Пришлось прекратить мои «эксперименты» и соблюдать дисциплину. В дальнейшем
полеты выполнялись без особых отклонений.
Благодаря инструктору Вагину, к концу лета
каждый в нашей группе «вылетел
самостоятельно». Инструктор он, БЫЛ
строгий, но, справедливый. Когда
кто-нибудь из нас попадался в «самоволке», а мы частенько бегали в город, то по
магазинам, то в кино, а кто-то и к девушкам, он заставлял этого курсанта
стричься «наголо». Это было «круче» любого выговора. Тем не менее, мы все его
уважали. Когда ему исполнилось 25 лет
(боже, какой взрослый!), мы всей группой «сложились» и подарили ему шикарный
торшер. В конце лета он улетел в отпуск навестить своего отца в Ульяновске. Мы
опять стали ходить на занятия в УЛО.
Через
какое-то время, по училищу пронеслась весть о катастрофе Ан-24 под Саратовом, мы
ужаснулись, ведь это так близко от нас. Но когда, на следующий день нам кто-то
сказал: «Слыхали? Вагин разбился!», мы не поверили, подумав, что это дурацкая
шутка. Нет! Такого просто не может быть! Это не про нас! Но, ЭТО было именно «про
нас»! Оказалось, Ан-24, на котором возвращался пассажиром наш инструктор, при
заходе на посадку в Саратове, попал в обледенение и, упав в 2 км от посадочной полосы, загорелся, все
погибли. Красный кут погрузился в траур. Дело в том, что вместе с Вагиным, на
том борту оказался командир 4-го (или 5-го) отряда и еще трое жителей города.
Нашего инструктора опознали по куску шеврона на рукаве, опознать остальных
погибших было невозможно, генетической экспертизы тогда еще не было, и прах
после кремации (как нам сказали по секрету), просто разделили по урнам поровну.
Хоронили, как говорится, всем миром. Над
могилой прозвучали холостые выстрелы прощального салюта. У всех погибших
остались семьи с детьми. У Вагина осталась жена и малолетняя дочь. Все глубоко
переживали большую утрату. Нашу летную группу позвали на поминки, и сам
командир нашего 3-го отряда, Шеломанов
И.П. наливал нам водку. В тот момент все
приказы отступили на задний план.
Но, жизнь продолжалась. Мы оказались
«сиротской» группой. Свободных инструкторов в училище не было, и нас, стал
доучивать командир звена, Клопов
А.П. Нам предстояло «ознакомиться», с
ночными полетами, взлетом и посадкой на лыжах в зимних условиях, а также полеты
по маршруту и в действующие аэропорты.
А пока мы продолжали ходить на занятия, в
наряды и в караул. Оружие у нас было, винтовки
«Мосина» и карабины на ее основе. Патроны выдавали только при охране самолетов
и штаба училища. При охране складов выдавали только винтовку с четырехгранным
штыком. Поэтому реальной охраны практически не было. Были случаи, что местные
дядьки воровали доски со склада. Когда часовой пытался их остановить криком:
«Стой! Стрелять буду!», они посылали его «куда, подальше», говоря: «У тебя, все
равно патронов нет!». Ну, не будешь же тыкать их штыком. Тем более, ни какого
учета этим доскам, никто не вел. При охране штаба случались смешные курьезы.
Дело в том, что по субботам в клубе училища устраивались танцы. На них
постоянно приходили, кроме местных, еще и городские девчата. Дорога от ворот до
старого клуба проходила мимо штаба. Некоторые девчонки шли не по дороге, а
вплотную к зданию. И вот курсант, стоящий на посту, пытался своими командами не
подпускать молодежь близко к объекту. Девчата смеясь говорили, что у него все
равно нет патронов. Но ведь у него они
были, он охранял штаб. Как тут поступить? Не стрелять же, в самом деле. И промолчать тоже нельзя.
Я, схватив карабин (да, это был я),
подбежал к девчатам, на ходу открывая затвор. Протягивая им, показал на
вставленные патроны. - «Вот, смотрите,
есть!». Раздавался дружный смех и они, понимая, немного отходили в сторону.
 Однажды, стоя в карауле по охране
самолетов, мы увидели лошадей. Они паслись недалеко от караульного помещения.
На них были путы, чтобы не убежали. Днем мы угощали их кусочками сахара и
хлеба. Но на ночь их тоже никто и никуда не увел, и мы решили на них
покататься.
В детстве, когда мне было 10 лет, я гостил
летом у бабушки в сибирской деревне, недалеко
от Новосибирска. Со своим еще одним дядей, которому было 12 лет, мы пасли
колхозных коров. Я до сих пор зову его просто Толя. Он научил меня «щелкать»
пастушьим кнутом, а главное, запрягать и немного ездить верхом. Поэтому я с
легкостью развязал уздечку, которой были спутаны передние ноги лошади, и
обуздал её. Запрыгнув на спину, я поехал
к стоянкам Ан-2. Там между самолетами было широкое и ровное
пространство. Лошадь послушно подчинялась моим командам. А когда, обхватив бока
ногами, я сильно прижался к ней, она сама, без команды перешла в галоп.
Это было несравненное чувство какого-то
полета. Лошадь несла меня мягко и плавно,
покачивая, словно по волнам. Была глубокая ночь, а освещение стоянок,
практически, отсутствовало, мне стало очень страшновато, вдруг лошадь
споткнется и упадет. К тому же, то ли я не правильно сидел, или у меня недостаточно
натренированные мышцы ног, и я быстро устал. Пришлось приостановить лошадь. Она
послушно перешла на рысь, и я чуть не слетел от частого подбрасывания, так как
опыта у меня не было, да и без седла сидеть на спине лошади было достаточно
дискомфортно. Перейдя на простой шаг,
она довезла меня до своей
полянки. Проделав все в обратном порядке, я поблагодарил ее за прекрасные
моменты, принеся ведро воды и дав кусочек сахару. Больше, ни разу в жизни мне
не пришлось иметь дело с лошадьми. Но и впечатлений от того момента мне хватило
надолго.
Но вот наступил сентябрь, и нас перевели на
второй курс. Только потом я понял, как быстро промчался первый. Из-за большой
загруженности, время прошло практически незаметно. Зато второй курс, как нам
показалось, длился раза в два дольше. Нас больше не посылали на разные работы.
Мы только учились и летали, ну и в наряды ходили. Свободного времени было
много, поэтому дни тянулись долго. Для некоторых эти дни стали роковыми. В
основном, это были наши старшины. Они
стали ходить в самоволки, в так называемые «притоны». Многих «накрыли» облавами, периодически
проводимыми командованием. Поэтому всех попавшихся, отчислили из училища. Но
те, кто действительно хотел стать летчиком, не поддавались никаким искушениям,
придерживаясь курсантской заповеди:
Ты лучше голодай, чем «что попало» есть!
И лучше будь один, чем с «кем попало»! На снимках: пилот-инструктор Вагин В.Н. и я с
лошадью
продолжение
следует -> |
