 Пора подводить итоги в жизни. Как я ее
жил, свершилось ли то, что задумал? Мои
детские мечты не осуществились, я жизнь прожил скромно, не отмечен наградами,
не было больших должностей. Но могу на исходе ее заявить, что жил я по совести. По сравнению с прошлыми годами стал более жестким к людям. Это связано не так с
моим характером, как с тем, что у людей стал проявляться такой сволочизм, что тошно становится. Деньги повыбивали все мозги и мораль.
Ранее я опубликовал воспоминания о работе на заводе
«Гидропресс», но совершенно не осветил
свою работу на стройке. Толя Блинцов,
тоже из Бурлина, нашел мою статью про «Гидропресс» сумбурной и не последовательной. С этим я
согласен. Я с большим уважением отношусь
к Анатолию, из всех печатающихся на сайте у Валеры, Толю
я знал лучше всех. Знал не только его,
но и его сестру Ларису и Василия
Николаевича, отца и маму Толину, вот
запамятовал, как ее зовут, Раиса
Николаевна, по моему. Я не был другом Анатолия, у нас разное было понятие о
ценностях в жизни, мы совершенно разные по характеру люди. Да и жили мы не
рядом, в деревне в детстве дружат по
месту жительства. Некоторые черты в его характере мне не нравились, но никогда
я не отрицал и не отрицаю и сейчас, что
он неординарная личность, и что он умен.
А замечания одного из читателей, что статьи пишет не
он, а его жена, меня также обидели, как
и Анатолия. Что этот человек может рассказать о себе и кто он есть, чтобы
делать такие выводы. Не знал он Анатолия, а не знаешь, так и не суди. Золотые
медали, полученные в школе, как Анатолием, так и его сестрой Ларисой,
заслуженные. Анатолий после этого выказывания
перестал писать, и мы можем лишиться его ёмких по содержанию воспоминаний, написанных прекрасным литературным языком.
Толя, заявляю официально от всех, кто тебя знает не понаслышке, не обращай
внимания, «собака лает, а караван идёт своей дорогой». Еще могут найтись умники, которые заявят о том, что это моя дочь пишет, а не я. Сразу сообщу всем, что дочь и
не читала мною написанного материала,
а то бы она не удержалась и прокомментировала мои статьи. Ей бы со своими
статьями справиться. Я пишу по
настроению, а она журналист по профессии
и пишет по заданию, а это не так легко,
как некоторые думают. Писать по
крику души проще. Хотя, когда душа закричит,
сказать трудно. У меня настрой на лирический лад давало общение в «Одноклассниках». Сейчас его нет, так как на работе посчитали,
что многие сидят в «Одноклассниках» и не работают. Насчет многих это не так,
больше всех сидел в них я. Но для этого я
приходил за два часа раньше до работы. У меня сейчас некоторая ремиссия
старой армейской болезни, по
хорошему, надо бы сходить к врачу,
попить лекарства и все встанет в норму.
Но тогда прощай машина, врач мне не подпишет медицинскую справку. Хотя
мой одноклассник и друг детства, имея серьезную болезнь сердца, вот уже
несколько лет ездит без медицинской справки.
Особого беспокойства мне это не доставляет, зато, коротая ночное
время, пишу вот воспоминания.  Пошел работать я на строительство с одной целью, получить квартиру. Так как на заводе мне не
обещали дать квартиру в ближайшее время. На заводе я работал с октября 1968
года по июль 1970 года токарем. Потом
учеба в политехническом институте пять лет. 1975 году пришел на это же завод
уже в качестве инженера. В июле 1977
года я женился, мне уже было 30
лет. В июне 1978 года родилась дочь. Жить в общаге нам было очень тяжело, так как в туалет
жене Оле надо было бегать с пятого на
второй этаж, оставлять дочь одну. На
пятом этаже туалет был мужской, на втором этаже жили семейные и там был у них женский
туалет. Это ее раздражало, свое неудовольствие она выливала на меня. Человек с
большой энергией, заточивший себя по собственному желанию в четырех стенах
квартиры, Оля весь негатив, который в ней скапливался за день, сливала на меня. Я был виновен, что не смог
обеспечить нормальные условия для проживания.
На пятом этаже жило еще три семьи: моя, Худопая
Федора и Александра Гуревича. Трудности
у всех были одинаковые, у Федора уже была дочь Наталья, крикливая до ужаса. Они жили рядом с нами, непонятно по какой
причине, но у Варвары, его жены,
постоянно что-то на кухне подгорало. Оля
очень хорошо и вкусно готовила. Я
любил поесть, был всеяден, но такой вкуснятины, которую она готовила, не ел
в жизни никогда. Вообще к семейной жизни
я был не готов, в отличие от жены. По
этой причине все хлопоты по хозяйству Оля взвалила на свои не очень хрупкие
плечи. Этому я не возражал никак. Она не была полновата, но кость от природы
имела широкую и к моему неудовольствию требовательная и к себе и ко мне. Когда
женился, я как-то не задумывался про ее неуживчивый характер. В жизни это мне принесло очень
много неприятностей. Я на очень многие вещи не обращал, и не обращаю, внимание,
до сих пор. Типа пролетела мимо пуля и «ага». Оле до всего было дело. У
нее активная жизненная позиция, которую она выразить в жизни не смогла. И весь
актив попадал мне. Если вопрос с садиком для Наташи решался просто, так
как у Николая Лысенко, сотрудника нашего бюро,
жена, Фаина была директором детского садика завода «Гидропресс», то вот
с жильем у меня не получалось ничего.
Главный технолог завода Питерманн Петр Аронивич, уйдя на пенсию, перешел работать в ГКБ (отдельная
конструкторская организация при заводе). Главным технологом поставили Довгого
Владимира Ивановича, он меня не знал. Петр Аронович добился бы мне квартиры. Он
у меня был руководителем дипломного
проекта, и я ему очень нравился, своей
исполнительностью, своей не конфликтностью характера. Он и на завод меня
принял, исполняя в то время обязанности директора, так как директор был в
отпуске, и дал мне максимальную
зарплату, как отличнику, 120 руб. в
месяц. Понимая во внимание мой возраст, мне было 27 лет, через полтора года он повысил ее до
145 руб. и еще дал возможность прирабатывать в учебном комбинате в рабочее
время. Рублей 25-35 в месяц получалось. Так что я «на круг» получал на руки 150
руб. На меня даже стали обижаться мужчины, которые проработали на заводе более
20 лет. В общем, я зарабатывал больше, чем они.
Это Равиль Халюшев и Николай Лысенко, мол, ты получаешь
зарплату, как начальник бюро. На
что я им ответил: - Идите и читайте
лекции в обеденный перерыв.
- Нет! Мы уже давно учились и не помним
материала.
- Тогда и не ропщите. Я этот хлеб
зарабатывал трудом и потом. Насчет пота я, конечно, преувеличил.
Трудом, это, да. Вести занятия мне было не
трудно, так как я хорошо учился в институте, а здесь пришлось эти знания
передавать рабочим. Пришлось немного подготовиться, техническая библиотека на заводе была очень
хорошая. В дальнейшей жизни мне много
пришлось преподавать и у рабочих в учебном комбинате, как охрану труда, так и технологию для плотников штукатуров маляром и мозаичников
и даже заключенных. Наиболее сложно было преподавать плотникам, объем очень
большой, много незнакомого материала. Я не ставил из себя знатока плотничного
дела. Некоторые рабочие поправляли меня, где я не правильно рассказывал. Я с
ними соглашался и не обижался. Всю жизнь я не считал себя корифеем во всем.
Считал и считаю, что есть люди, которые данный вопрос знают лучше меня. Никогда
не стыдился спрашивать о том, что мне непонятно. Но страшно не люблю людей, не
знающих ничего и советующих. Особенно начинающих меня учить в области охраны
труда. Вот это я не терплю. Как меня представил сотрудникам своего отдела в
Областной технической инспекции ее начальник Логинов Владимир Борисович.
Этот человек проработал в охране труда
столько лет, что многие и не живут столько,
и он был совершенно прав.  Я занимаюсь охраной труда более 30 лет. Точнее с
февраля 1980 года. Но начал я работу на стройке с должности главного механика
управления. Попал я туда по протекции Олиного
друга. Какие там у них были
взаимоотношения, я не знаю. Он был
женат, но на отношения с женщиной, это
никак не влияет. Работал он в Обкоме комсомола, а там у них было за фишку
переспать с сотрудницей. Хоть и ходила у них поговорка «Не люби жену брата и
сотрудницу аппарата», ее придерживались не все и не всегда. С руководителями
комсомола я был близко знаком и двойной стандарт их поведения я знал. Это они
нас воспитывали в духе идей коммунизма. Сами же старались жить и нечего от
жизни не упускать, брать все что можно. Поход на сторону даже и приветствовался,
хотя и не афишировался. Но в других
целях, чтобы не узнала вторая половина.
Надо отдать должное, что комсомол был хорошей школой
воспитания кадров руководителей. Руководитель имел в то время и приличную
заработную плату и другие льготы.
Иногда льготы были
выше в денежном эквиваленте, чем
зарплата. Так что супругам приходилось закрывать глаза на их романы. Это
касалось как мужчин, так и женщин.
Сейчас маразматики начнут меня порочить. Вот не стал руководителем и клевещет на них. Тогда было не так. Так только делали это
они, поумней и с проститутками министры
не фотографировались, как это позволяют они себе сейчас. Вы думаете,
я их за это осуждаю? Нет! Я их осуждаю за двойной стандарт. Нас учили, что надо жить так, а сами жили по
другим законам. Вот и дожились. Так что характерно, сейчас иудство властей в
несколько раз выше, чем было тогда.
Коммунисты хоть видимость порядочности создавали. И если порочащие факты
руководителя вплывали наружу, то его и с
партии исключали и с работы снимали. Сейчас же
у начальства нет тормозов ни в
жлобстве, ни в хамстве поведения с подчиненными. Понятие о порядочности
исчезло из лексикона руководителя. Понятие о порядочности исчезло и из
отношения руководителя с подчиненными. Тем не менее, я не могу обвинить в чем-то
жену, это я характеризую ту обстановку, которая царила в самой продвинутой
организации молодежи. На стройке работу, как написал,
я начинал с должности главного механика строительного управления
СУ-7. У меня было в подчинении около сорока
человек. Водители, слесари, электрики,
мотористы штукатурных станций и подъемников, художник, уборщица,
жестянщик. Опыта работы руководителем у
меня не было никакого. Принял меня на
работу главный инженер Строгонов Виктор Сергеевич. Начал объяснять, как и что делать. Объекты были поделены в
управлении между начальником Кулинич Илья Григорьевичем и главным
инженером В.С.Строгановым.
Строительное управление занималось отделочными работами. У нас были
штукатуры, мозаичники, плотники, маляры.
СУ -7 являлось структурным подразделением треста «Оренбургжилстрой». В нем было два
общестроительных управления, и два отделочных,
УПТК (управление по комплектации материалов) и Участок механизации.
Участок механизации находился рядом с нами. И мне приходилось с ними постоянно
держать контакт, так как и подъемники и штукатурные станции были их, мы их
брали в аренду и люльки тоже. Оба руководителя Александр Федяев и Александр Поляков
поняли, что я лопух, но некогда меня не обманывали. Старались помочь и исправить ошибки, которые
я допускал во время работы. Ошибок я делал много. Ведь на руководителя никто не
учил меня. Опыт армии сюда не подходил, там была железная дисциплина. Опыт общественной работы тоже не совсем
соответствовал работе главного механика. Задачи ставились конкретные. Решать их
надо было любым способом, как законным, так и не совсем. Тем более у меня было
около 10 человек условно-освобожденных. Была такая форма отбытия наказания. Для
человека просидевшего две третьи срока,
при хорошем поведении, допускалась условное освобождение. Жили они в
специальных комендатурах, под постоянным надзором. Работали чаще на стройке. Начали их труд
применять на больших химических стройках, поэтому и прозвали «химиками».
Контингент очень разношерстный, но абсолютно все считали, что их осудили
неправильно. И совершили они преступление не по своей вине, а по стечению
обстоятельств. Самая запоминающаяся фигура из них - Борис Седов (Седой). Мне его
представили, как «пахана». Правда, на это я как-то должным образом не
отреагировал, по причине запарки. Работа главного механика мне запомнилась тем, что все
время не хватало времени. Что-то не успевал намеченное мной за день сделать, часто не успевал
сделать, намеченное руководителями. На работу я уходил в 7
часов, приходил в 21-22 часа вечера. Вечно этим была недовольно
супруга. Так что напряг шел с двух сторон.
Со стороны работы и дома тоже. Как я это выдержал, не знаю. Наверное, сказалась моя закалка в
армии, и до этого в школе. Работал все
субботы иногда и в выходные дни. Особенно не любил праздники. Меня всегда
ставили дежурить в самое не удобное время. Кадровичка, сама пришедшая из-за
квартиры, понимая, что я выступать не буду, так как мне нужна была квартира, составляя график дежурства,
всегда брала этот фактор во внимание. У меня был бригадир Александр Иванович, честно
сказать свой хлеб он не отрабатывал. Хитрый и умный, как бригадир он был никаким. Помощи от него
не было. В работе мне помог «Седой». В
начале он ничего не делал, приходил на
работу в очень дорогом светлом сером костюме. Шел вальяжно, явно красуясь и любуясь собой. Переодевался в робу сварщика. И целый день ничего
не делал. Только ходил и курил, получая
за это сто рублей в месяц. Я это не замечал, а главный инженер Плигин Сергей
Павлович это видел и ругал меня. С.П
Плигин «подсидел» В.С. Строганова. Очень
грамотный и глубоко непорядочный человек. Везде он видел, только плохое. Мне по должности с ним приходилось постоянно
контактировать. Но он научил меня работать руководителем. За это я ему
благодарен. Несколько эпизодов, где Сергей Павлович показал себя,
что он опытный руководитель. Сидим не
планерки объекта, строительство общежитий на АТП, заместитель управляющего
Фролов задает вопрос: - Когда будут переходники на рукава к штукатурной
станции? Отвечаю:
- Завтра!
- Что для этого нужно?
- Отпустить меня с планерки.
- Отпускаю! Приезжаю к себе в ОГМ. Включаю станок и начинаю делать
щтуцера. Через час в ОГМ появляется
главный инженер и видит, что 10 штуцеров уже готово.
- Николай Афанасьевич! Так нельзя работать главным механиком. Я думал, что вы
не понимаете, как «сачкует» ваш токарь, он за неделю не смог сделать ни одного
штуцера, а вы за час их сделали 10 штук. За что вы ему платите 100 руб. в
месяц. За то, что он вам «компостирует» мозги? Надо
заставит работать своих подчиненных, вы их очень жалеете. Они на вас ездят. Или вот еще один эпизод. На доме мои подчиненные
отказались откапывать штукатурную станцию, мол, это не наша работа. Я взял лом
и лопату и стал ее откапывать. Это увидел главный инженер. Так не пойдет. В
этом месяце лиши всех премии, или они тебя никогда не будут слушаться. В этот
день они ехидно посмеивались. При получении зарплаты расстроились и пошли
жаловаться на меня главному инженеру. Он, конечно, мое решение оставил в силе.
Зато потом ворчали, но все указания выполняли. Так постепенно
стал набираться опыта, руководить
людьми. Летом мне брат Гена посоветовал,
что только если я буду знать про своих людей все: как живут, какие у них
проблемы, их характеры, то только тогда буду понят ими, и они меня будут слушаться и выполнять
задания. И произошел эпизод, после которого мне стало легко
работать. ОГМ находился рядом с
конторой. Получив задания от
руководства на день, я иду к себе. Думаю, как лучше его выполнить. Тут мне
навстречу идет Виктор Аверьянов, условно осужденный. Он у меня работал
электриком. Я удивился, так как он
должен быть на объекте. Спрашиваю его: - Почему ты здесь,
а не на объекте. Срочно бери инструмент и езжай на объект.
- Я не поеду, у меня здесь дела.
- Какие дела? Он ничего не отвечает.
- Дела будешь решать после обеда, а сейчас ты на объекте нужен.
Виктор берет лом и идет на меня. Чем
была вызвана такая реакция, я и сейчас не знаю? Это видят пять человек и среди
них Седов Борис. Я не растерялся, даже и не испугался. Просчитал,
как действовать, если он решит
меня ударить ломом. Минуты две стояло это противостояние, потом он бросил лом
собрался и уехал. На следующий
день ко мне в кабинет заходит Борис
Седов. - Николая Афанасьевич! К вам можно? - спрашивает меня. Я
отвечаю:
- Я занят»!
- Я не расписывался за инструктаж - говорит мне Борис.
- Тогда заходи
- Вы видели Виктора Аверьянова сегодня?
- Да!
- Ну, и как?
- Фингал у него огромаднеший, это моя работа!
- А за что?
- Как за что? Вчера бы он Вас угрохал,
Вы думаете, кто-нибудь разбирался
бы с нами, приехал бы «воронок» и всех снова в зону загребли. А я
вами восхищаюсь, такое самообладание перед смертельной опасностью, я вижу второй раз в жизни. Первый раз это был работник органов, ему по
должности положено не бояться
смертельной опасности. Вы же сугубо гражданский человек держались великолепно
достойно, не грамма страха я не увидел в ваших глазах. Вы
заслуживаете уважения, так могут вести себя очень смелые люди.
- Да ладно, что бы он сделал. Я физически подготовлен.
- По внешнему виду не видно.
- Внешний вид обманчив, смотри и делаю
стойку на руках и из нее сальто и встаю на ноги.
- Вот это ДА!!! Класс. А посмотришь увалень,
тюфяк. Делаю пистолет на двух стульях, а потом один стул отталкиваю
и выхожу на стойку одной рукой.
- Невероятно!!! Берет и снимает передо
мной кепку.
- Вы знаете, что это такое?
- Нет!
- Это в нашей среде считается самым высшим знаком уважения, Николай Афанасьевич! Ваш бригадир «гонит
дурру», он не руководит бригадой, а подставляет Вас. Вы это не видите!
- Вижу, только не знаю, что сделать.
- Теперь давай делать будем так. Вы утром вызываете меня, даете задание по ОГМ мне, а вечером
проверяете, что сделано. Сами же езжайте на объекты и там наводите порядок.
Месяца через три у нас будет все в ажуре.
Началась у меня прекрасная жизнь. Работа в ОГМ шла
без моего участия. Если не хватало,
какого материала, то они воровали его у других управлений, благо рядом
их было достаточно, но все всегда было выполнено. Тут срочно надо было делать малые формы.
Главный инженер, Плигин Сергей Павлович вызвал меня и говорит, поговори со своими
рабочими про «вечеровки», то есть работу
после смены, я заплачу. Я переговорил. Они согласись, но
говорят, мы бы хотели услышать гарантии от главного инженера.
Привел их в кабинет, он подтвердил, что хорошо заплатит, но работу надо сделать
за неделю. Началась гонка. Снабженец завез уголок, трубы, прутки,
электроды. Каждый день я с Сергеем
Павловичем в 20-00 проверял, что
сделано, Все шло по графику, срывов не было, я был уверен на 100%, что все будет сделано. Вот уже месяц с
Борисом мы работали, понимая друг друга. Мне как-то не очень было удобно видеть в его
глазах восхищенный взор, направленный на меня. Он быстро навел порядок, меня
стали слушаться беспрекословно, как зеки, так и вольные работники. Когда были свободные минуты, я с ним беседовал про жизнь. Власть его над
химиками было неограниченна ни чем. Я поинтересовался, какая причина, что он попал в тюрьму. По
глупости, в деревне на танцах подрался и сломал челюсть парню, дали три года.
Отсидел, пришел, женился. Надо было ходить отмечаться в милицию, каждый месяц,
пропустил срок. Приходит участковый и начал отчитывать, я нож взял, да ему в
живот. Получил пять лет, отсидел, пришел, мне пожаловались доброхоты, что пока
я сидел, жена погуливала. Выпорол ее, она пожаловалась, мне три года дали, вот
таки живу. Да мне в зоне лучше, чем на воле. Я там власть, а здесь я никто. Вдруг неожиданно Борис исчез, узнаю, что он в бегах. Еду в автобусе, смотрю Борис.
Подхожу, спрашиваю: - Что тебе не хватало? На работе ты у меня в фаворе,
в спецкомендатуре с тобой считаются? К тебе все относятся с уважением».
- Не могу, мне в зоне лучше. Николай Афанасьевич! Вот если, что случится, так
заходишь в камеру и сразу же привет от «Седого» и все, никто тебя не обидит.
- Да ладно тебе.
- Нет, от тюрьмы и от сумы не зарекайся!
Потом его взяли, больше с ним я не встречался.  Одно время мне пришлось полгода работать в зоне.
Проводил занятия с заключёнными, получал
зарплату и на основном месте работы и столько же в зоне. Познакомился с заключёнными,
они работали в учебном комбинате. Мы
ходили по зоне без сопровождения. Захожу
в кабинет, сидят три зека, здороваясь и говорю : «Привет от Седого»! Зеки удивленно встают, откуда его знаешь, мы
с ним друзья. Сейчас говорят, посиди,
Николай Афанасьевич. Минут через десять приходит солидный человек,
подает руку, здоровается. Спрашивает:
- Ты на самом деле знаешь Бориса, расскажи,
я рассказал. Он моргнул
глазом, и через 10 минут на столе
появилась бутылка водки, закуска. Сегодня твои занятия мной отменяются, я хочу
с тобой выпить. Мне зека Попов показывает, отказываться нельзя. Сели и
уговорили втроем бутылку. Я, «пахан»
этой зоны. Мне «пахан» и говорит: «Пока мы
пили, связались с «Седым». Он подтвердил, что ты не блефуешь, что ты
достоин уважения. Борис очень серьезный
человек и это его заявление очень многого стоит. Если к тебе так относится
Борис, то я перед тобой снимаю кепку. Моя кличка «Лом». Ты в любом месте можешь
сказать, что ты мой друг. Это тоже многого значит.
Славу богу мне не пришлось больше испытывать судьбу,
не пришлось быть в зоне, больше я не
рискнул показать свою связь с авторитетами криминального мира. Меня удивляла
власть «паханов», люди они были очень серьезные спокойные, несуетливые. Власть
в их руках была видна сразу же. Еще один раз я встречался с «паханом» по кличке «Хасан», на строительстве ГПТУ «Нефтьхиммонтажа»,
там мне пришлось читать лекции
стропальщикам. Я когда шел первый раз думал, как я их соберу. Это вопрос я
задал прорабу. Он мне сказал, найдешь
«Хасана», Хасан тебе соберет. Так и было,
захожу в бытовку, спрашиваю, кто Хасан? Сидит мужчина лет пятидесяти пяти, пьет
чифирь. Говорит: «Я Хасан! Что хочешь»?
Объясняю ему. Он говорит, через десять минут все будут здесь. Все быстро
собрались внимательно слушали, я сказал,
что буду приходить в такие дни недели в 12 часов дня. И не разу не было срыва
занятий. Среди вольных такой исполнительности не было, даже при самом строгом
начальнике. Конечно,
работа на стройке это не только общение с заключёнными, но запоминаются
особые события в жизни. Никогда в жизни никто, так открыто не восхищался мной, как Борис, и
некто так не помогал в работе, как он. Мир заключенных, это другой мир и ценности у них другие. Николай Полтавец, Оренбург, октябрь 2012
Продолжение ->
|
