  На Сайте "Одноклассники" вышел на меня СПЕЦШКОЛЬНИК, окончивший нашу школу №11 в Свердловске, в 1954 году (я - в 1950). Карамышев Виктор Григорьевич, сейчас ему 75 лет. Авиатором он не стал, но окончил УПИ (Уральский политехнический институт) и работал всю жизнь инженером в «закрытых» предприятиях. Мы пообщались, поделились воспоминаниями и фотографиям. В его жизни был интересный факт, будучи в гостях у матери в деревне Поворня, под Свердловском, 1 мая 1960 года, с двумя друзьями-соседями первыми "встретились" с американским пилотом Пауэрсом на земле, после того, как его разведывательный самолёт U-2 был сбит силами ПВО.
 Тепличный участок возле деревни Поварня, что в 29 километрах от Свердловска. Через участок идёт высоковольтная линия (6000В). Сбегается народ, появляется совхозный джип. Быстро соображаем, что случилась беда, высоковольтка, парашютист, явно, что это не плановое мероприятие, а аварийная ситуация. Все абсолютно уверены, что парашютист советский, до ближайшей границы несколько тысяч километров. Дружно, всем набежавшим народом, подняли на ноги, по всем признакам и поведению – живой. Показывает, где и что надо открыть, отсоединить. Парашют отделили, сняли скафандр. Только молчит всё время, на вопросы не отвечает, решили, что это всё-таки последствия аварии и пережитого.
Мужчина среднего роста, коренастый, на подбородке большое розовое пятно, похоже шлемом надавило. Так молчащего, в комбинезоне осторожно усаживаем в джип и увозим к дому заведующего отделением Косулинского совхоза, Партину Александру Васильевичу (умер в1965). Гостя посадили на лавочку у ворот дома. Он рукой показал, что хочет пить. Кто-то убежал в дом, вскоре появляется хозяйка - Партина Мария Алексеевна с кринкой прохладного молока. Он выпивает её, а Мария Алексеевна целует летчика в лицо. Проявленные эмоции легко объяснить, ее сын - Партин Александр, с 1954 по 1956 учился в нашей 11-й спецшколе ВВС, но, после закрытия школы в 1956 году, окончил летное училище гражданской авиации и в это время летал на вертолете. (Марья умерла в 1966 году, а ее сын Александр - в 1972).
Что с «молчуном» дальше делать? Отправили его на этом же джипе, вместе с сопровождающими, четырьмя любителями покататься, в Косулинский сельский совет. Минут через десять, возле дома Партиных резко тормозит военный джип с вооруженными солдатами. Ищут парашютиста со сбитого самолета. Толпа, поддавшись поведению и настроению поисковиков, без лишних вопросов (почему и кем сбитого?), дружно ответила, что видели. Джип без "лишних слов" резко разворачивается и в погоню.
Теперь поняли, что дело неладно. С Башкировым Михаилом, на его мотоцикле "Урал", помчались за железную дорогу, в сторону, откуда был слышен глухой удар. Виктор в коляске мотоцикла, Михаил газует, следуют от деревни Поварня на север. Пересекли Сибирский тракт, места исторически известные, в 1826 здесь проходили декабристы, а в 1921 отступал адмирал Колчак. Позади, метрах в четырёхстах, бегут мальчишки и взрослые. Место ровное место - бывшая пашня, у кучи останков самолёта уже толпится человек двадцать, огня нет, лишь кое-где, через груду металла пробиваются слабые струйки дыма.
 Почти на поверхности бесформенной кучи дюраля, лежит большой, диаметром 40-50 сантиметров, рулон фотоплёнки, явно засвеченной, позеленевшей. Что удивительно, такой легковоспламеняющийся материал, а не загорелся. После учёбы в нашей спецшколе, в самолётах Виктор более или менее разбирался, но что самолёт явно не «наш», понял. На разрушенном фюзеляже нашли пластиночку с непонятным словом, оканчивающимся на «…sion». Виктор, выступавший здесь в роли такого доморощенного «эксперта», сделал заключение, что самолёт французский.
Вскоре рядом, резко тормозит грузовик с солдатами. Гражданских взрослых и, тем более, детей, отогнали подальше, место оцепили. Поняли, что в помощи гражданских лиц и расследовании происшествия больше никто не нуждается, уехали домой. По показаниям спидометра мотоцикла, от места приземления Пауэрса до разрушенного самолета было около трёх километров. Как события развивались дальше, Виктор знает только из рассказов земляков и прессы, т.к. уже вечером уехал к месту своей работы. Володю Сурина и Петра Асабина потом наградили орденами, как лиц, принимавших активное участие в задержании нарушителя государственной границы, Виктору ордена не дали, в посёлке он уже не жил, поэтому, наверное, забыли.
Пилотируемый Пауэрсом самолёт-шпион U-2 был сбит во время полёта над Свердловском 1 мая 1960 года. Пауэрс выжил, был приговорён советским судом за шпионаж к 10 годам лишения свободы в тюрьме «Владимирский централ» ныне СИЗО № 1 Владимира, но позже обменян на советского разведчика Рудольфа Абеля, разоблачённого в США.
В то время этот случай активно обсуждался на радио и в печати, современная молодёжь если и знает об этом, то весьма и весьма поверхностно. Поэтому я посчитал возможным хоть как-то поделиться сведениями, полученными от Виктора Карамышева, как непосредственного свидетеля такого, далеко не ординарного, случая. Описываемый эпизод из нашей жизни как-то перекликается с материалом одной статьи школьного друга «admin»a этого сайта Николая Полтавца, который рассказал о приземлении Юрия Гагарина тоже со слов очевидца. В интересное время мы жили, время становления и расцвета авиации и космонавтики. И, на мой взгляд, сведения, полученные от непосредственных участников событий, представляют определённую ценность.
Во время нашей переписки я несколько раз уточнял детали происшедшего, Виктор отвечал на мои вопросы и, под впечатлением моих записей на форуме, в одной из которых я рассказал, как однажды чуть не замёрз при движении по железной дороге, отразил несколько уточняющих деталей. Характеризуя местность, где собственно всё и произошло, писал: «…проскочили место, где ты замерзал в 1948 году». Поэтому в своей статье я решил тоже рассказать об этом, чтобы посетители сайта на примерах этих жизненных ситуаций, тоже смогли проникнуться атмосферой нашего времени.
 Не помню, было это в октябрьские праздники или под Новый год. Ночь, мороз, полная луна, кругом устоявшийся снег, много снега. При яркой луне он кажется голубым. мчится товарняк. Я и три солдата едем в грузовом пустом вагоне для насыпных грузов.
Повстречался я с ними, вечером, на Свердловском вокзале, пытаясь как-то уехать домой, на каникулы. Я – «спец», ученик специальной военной средней школы, 9-го класса, и никакой-ни будь, а спецшколы ВВС. Они - выпускники ШМАС (школы младших авиационных специалистов), едут на восток по предписанию, в часть. Мне тоже на восток, в свое Петухово, не доезжая до Петропавловска Казахстанского. До утра пассажирских поездов не было, а мне все равно ехать «зайцем» (с билетами было трудно, да и денег не было) и я согласился ехать с ними попутным товарняком.
Они в теплых бушлатах и сапогах, а я в вытертой старой шинели с голубыми курсантскими погонами, ботинках и брюках «навыпуск». Стоим на заснеженном полу вагона, в «затишке» - ветер свистит снаружи. Они выпили водки, предложили мне немного, я оказался. Мне ехать около 500 километров, им – уже и не помню. Им, вижу, пока ничего, одеты достаточно тепло, у меня же, часа через два, ноги «задубели». При проезде какой-то станции, из любопытства (где едем?), я, завязав ушанку под подбородком, выбрался по внутренним скобам и повис на локтях на «борту» вагона. Отвернувшись от ветра, я рассматривал панораму проносящегося мимо заснеженного пространства, буквально «пролетающих» полей, перелесков, полустанков, станций и одиноких будок дежурных на переездах. И вдруг я почувствовал, как отходят от холода ноги, теперь они не стояли на ледяном полу, а висели и немного согревались от ещё тёплого тела книзу, к висящим ногам, ступням.
Ноги немного отогрелись, я спустился вниз, так как устал висеть, да и шапку все-таки продувал ветер. В дальнейшем, такую прогулку на «волю» для отогрева ног я повторял несколько раз. Поезд останавливался только на крупных станциях – в Шадринске и Кургане. Иногда он замедлял ход на некоторых станциях и крутых подъёмах. На рассвете мороз стал крепчать. А я все чаще стал выглядывать, как бы не проскочить свою станцию. За Петуховом был такой подъём, и мы им пользовались еще пацанами, чтоб спрыгнуть с подножки вагона.
Смотрю, уже проплывают мимо знакомые строения, здания и цеха нашего механического завода. Поезд ход немного сбавил, но на станции не остановился, набирая скорость пошёл дальше. Теперь остается только мой, знакомый с детства, подъем возле нашей МТС и кладбища. В руках у меня сверток – подарок матери, купленный на ее же деньги, сэкономленные на карманных расходах. Это – клеёнка из толстой виниловой плёнки с аляповатыми узорами краской и пахнущая каким-то резким, резиново-сладковатым, вонючим, запахом.
Я жду замедления хода, постепенно скорость уменьшается, и я бросаю свой свёрток. Вижу внизу какие-то заснеженные предметы, козлы со шпалами, а может быть и запасные рельсы. Вылезаю на борт вагона и чувствую, что скорость как-то стабилизировалась, становится очевидным, что поезд пошёл на разгон и уже нет времени спускаться по наружным скобам «лестницы» и спрыгнуть привычным способом. Мои попутчики кричат, чтобы я не прыгал, опасно. Но как не прыгать, когда я уже приехал, да еще выкинул такую ценность (кто-то может еще помнит, что такая клеёнка в то время была сравнительно дорогим и жутко дефицитным товаром). Опасаясь столкновения с препятствиями, я «сиганул», оттолкнувшись от верха, лицом по ходу вагона и полетел кульбитом под откос, к счастью, именно под откос, в снег, а не на гору щебёнки или кучу запасных шпал. Лежу, не шевелюсь, боюсь, что, что-нибудь поломал, но боли не чувствую. Встаю, УРА! - живой, пытаюсь вытряхнуть снег, он, кажется всюду, даже под нательной рубашкой.
Побрёл назад, уже раннее утро, и удачно, при лучах восходящего солнца, обнаруживаю своё «богатство». Кое-где, и в ботинках тоже, снег растаял, я ускоряю шаг, чтоб не замерзнуть. Мороз крепчает на рассвете, вокруг никого, пытаюсь бежать по уплотненному снегу на дороге, стучу ногами и осознаю, что их не чувствую.
 Услышав скрип снега под полозьями, оглядываюсь назад, вижу лошадь, запряжённую в сани, в санях казах с вожжами в руках, в малахае (это такая их большая зимняя национальная шапка - треух). Лошадка бежала споро, быстро нагоняя меня, поравнявшись со мной, остановилась. Прыгнул в сани, казах, гостеприимно укутывая меня в тулуп и прикрывая сеном мои ноги в ботиночках, спросил, кто я такой. Я ответил, что я сын Платоныча, он понимающе кивнул, «базаркома» - руководителя местного базара знали все. Подвёз меня к дому и сдал на руки изумленным родителям. Оттерли меня, накормили, дали стакан бражки. Проспал, наверное, не менее суток, отходя от мороза и той поездки в ночи, почти «романтической» и незабываемой до сих пор.
Это был конец 1948-го года. Больше в жизни я никогда не прыгал с поезда. Как-то больше не приходилось. Наверное, по своей значимости это событие в моей жизни несоизмеримо со случаем, описанным ранее в первом эпизоде статьи и искушённому читателю может показаться ничтожным, но тоже как-то характеризует наше время, относительно мирное время, если не считать моего участия во Вьетнамской компании, описанного мной ранее. Это время моего поколения, время массовой тяги молодёжи к получению знаний, время становления и развития передовых отраслей народного хозяйства, советской авиации и космонавтики. Теперь только приходится, к сожалению, констатировать факт утраты завоёванных позиций, особенно в умах современной молодёжи, в своей основной массе, поколения не созидания, а потребительства ранее накопленного предыдущими поколениями.
Анатолий Рябков, Одесса, ноябрь 2015 |
