Каталог статей

Лёша встал во весь рост, оглядел вокруг свой спящий экипаж и подошёл к моей кровати. « Что!? Грамотным стал, обленился, не хочешь уже первым вставать» - негромко произнёс он и перекинув полотенце через левое плечо, сунул в рот сухую зубную щётку. Надел тапочки, ещё раз продублировал команду: - «Мужики подъём» и побрёл в трусах с обнажённым торсом к умывальнику, висевшему на стене  в коридоре. Когда Лёша вернулся, мы с авиатехником  Мишей Тихониным уже встали и заправили свои кровати. Миша Тихонин был родом из Кустанайской области, но по распределению после училища попал в Уральск. С большим удовольствием всегда летал в командировки в Кустанайскую область.

Неспеша вышли из дома и направились к бортовой машине ГАЗ-51, в которой уже ждали нас несколько девчонок-девятиклассниц, работавших сигнальщицами и двое аэродромных рабочих. Перепрыгнув через высокий  борт, мы расселись на толстые деревянные скамейки, размещённые поперёк кузова. В кабине сидел агроном отделения, он же руководитель авиахимработ в совхозе Ащесайский Чингирлауского района - Анатолий Кузнецов, недавно окончивший Уральский сельхозинститут и приехавший по направлению в данное хозяйство. Грузовой автомобиль выехал на край посёлка и остановился для того, чтобы подобрать по пути последнюю опоздавшую сигнальщицу. Прямо перед нами в нескольких шагах собиралось на пастбище местное деревенское стадо коров. Немного подальше от стада на коне восседал пастух, который правой рукой через определённый интервал щёлкал длинным кнутом, раздающим в предутренней тишине звук, похожий на винтовочный выстрел. Впереди стада стоял и медленно жевал челюстями бык-производитель симментальской породы, озирая вокруг свой большой «гарем». Своими мощными и мускулистыми задними ногами он иногда взрыхлял землю, отчего вокруг него стояло небольшое пыльное облако. Коровы с завистью искоса смотрели на его бычье достоинство, его огромные сексуальные принадлежности, с помощью которых почти каждый деревенский двор, каждый год озарялся крестьянским деревенским счастьем, в виде маленького озорного, породистого телёнка.

Вот, наконец, машина  тронулась в путь в направление к нашему химическому аэродрому. Я стал насвистывать музыку любимой песни и даже подпевать её. «Не свисти, не пой, не к добру с утра»- громким отрывистым голосом произнёс командир, стоявший тут же в кузове, оперевшись руками на передний борт. Я посмотрел на него с недоумением, внутренне посмеявшись над его боязливой  предосторожностью, но свистеть на всякий случай перестал. По приезду на аэродром все сразу занялись своим привычным делом. Авиатехник начал готовить материальную часть к полётам, я стал запрашивать прогноз погоды, а Лёша давал указания и инструктаж рабочим перед началом работ. Заправившись бензином и ядохимикатами, мы произвели взлёт и полетели на поле. Солнце едва только начало вставать из-за горизонта, а мы, снизившись над огромным зелёным полем пшеницы, включили химаппаратуру. Из штанг, расположенных под нижними крыльями самолёта начал отделяться шлейф ядовитого раствора жидкости, в  брызгах которого отражались утренние лучи солнца, переливаясь всеми цветами радуги. Стоял полный штиль. С началом нового рабочего дня работа закипела, предвещая полнейшую гибель всем вредителям зерновых культур, находящимся внизу под крылом самолёта.

Примерно через 8-10 полётов мы приземлились и пошли к завтраку, который к этому времени уже привёз нам водитель грузовой машины в овальных зелёных военных термосах. После сытного завтрака, экипаж немного отдохнул, лёжа на спине и полностью расслабившись от работы на расстеленном чехле самолёта. Но вот опять очередная заправка, выруливание на старт и самолёт начал интенсивно разбегаться по лётному полю аэродрома, как вдруг прямо впереди по курсу на горизонте появилась маленькая чёрная точка, которая ежесекундно разрасталась у нас на глазах. Лёша неистово закричал сквозь шум мотора самолёта: - « Это комиссия, надо срочно сваливать отсюда!» И когда самолёт набрал полностью подъёмную силу для взлёта, он убрал газ и  начал интенсивно, но плавно нажимать гашетку тормоза. Самолёт почти остановился. Лёша развернул его назад, и мы помчались к стоянке, на ходу заскакивая в заранее установленные техником упорные колодки под колёса. Испугавшись разъярённого крика командира, авиатехник мгновенно привязал самолёт, а я передал через этот же летящий к нам борт о временном прекращении работ, в связи с отсутствием бензина. Лёша в это время инструктировал сторожа, пожилого старика-казаха стоявшего с ружьём и отправил бензовоз на центральную усадьбу. Подлетев к нам, он скомандовал: - «Бежим!» и мы помчались бегом, что есть мочи в сторону речушки Лесинки, протекающей неподалёку и впадающей в реку Илек.

Отбежав метров 400-500, мы залегли в канаву, поросшую густым низкорослым кустарником. Аэродром был на пригорке и нам было видно всё, что там происходило. Самолёт с комиссией приземлился, и из него начали выходить проверяющие, в количестве, даже со страха не помню сколько человек. Первым, по-моему, был инспектор Кашинцев Борис Борисович, второй - начальник АТБ, но это было уже не столь важно. Комиссия направилась к ГСМ, но путь им преградил сторож с ружьём. Они опешили и начали заговаривать с ним, что мы, мол, свои и прилетели посмотреть и помочь экипажу. Но сторож, дай Бог ему здоровья, упрямо и настойчиво повторял: «Не подходи, ультрем!», что в переводе с казахского языка означает –«убью» и что он русского языка «ни черта не понимает». Двое проверяющих нагло хотели пройти вперёд, но сторож произвёл выстрел из ружья в воздух и комиссия спешно решила отступить к своему самолёту. Некоторые запрыгнули с перепугу обратно в самолёт, а другие осторожно попросили у сторожа разрешения сходить по маленькому за киль самолёта.

В душе мы праздновали победу, не спеша встали, направились в сторону речушки. Но вот, когда самолёт с комиссией взлетел и стал левым креном разворачиваться и заходить на нас, имитируя, посадку, Лёша опять дал команду - «Вперёд, бегом марш!». Люди в комиссии были из числа командно-руководящего состава нашего предприятия. Все «ухищрения» экипажей они знали, поэтому просто решили нас попугать. По своей сути наше бегство было неким покиданием места происшествия, хотя никаких происшествий в данный момент и не было, мы были трезвы, документы в порядке, на оперативной точке тоже всё соответствовало требованиям руководящих документов, но наш командир знал, что комиссия всё-равно найдёт «кучу» недостатков, нужно будет оправдываться, не исключались и «наказания рублём».

Мы бежали так быстро, как будто на нас напала стая голодных волков. Я впервые увидел перед собой, как сверкают пятки. Впереди, немного справа от меня бежал командир, как-то неестественно выбрасывая назад и в сторону ноги, а ладонями, свернувши  их лодочкой, как бы загребал впереди воздух и отбрасывал его далеко назад. Сердце сильно колотилось, готово было вырваться наружу. Финалом снижения этого самолёта  был - низкий пролёт над нашими головами и перевод винта с малого на большой шаг. Мы сходу влетели в большой обрывистый  овраг и скатились вниз к зелёной, ужасно вонючей тине на его дне.

«Фуу-у, кажись пронесло, хуже чем на войне!»- переводя дыхание проговорил  командир. «Меня, кажется, тоже пронесло»: - повторил за ним Миша, снимая на ходу штаны и пристраиваясь поближе к камышам, где отчаянно квакали лягушки.

Но вот самолёт с комиссией набрал высоту и взял курс куда-то на восток. Мы вышли из укрытия и пошли медленно к реке, где нас уже поджидал бензовоз с водителем по имени Ильяс. Он достал из бардачка две бутылки спиртного, сухарь хлеба и немного соли. Алексей дал указание мне с Мишей  раздеться и плыть к рыбаку на резиновой лодке, удобно устроившемуся возле камышей почти на том берегу. Вода в речке была кристально прозрачная, чистая, тёплая и мы, сходу прыгнув с берега, поплыли к резиновой лодке. Вода приятно ласкала наши уставшие от сумасшедшего бега юношеские тела. Так не хотелось выходить из воды, но грозный окрик командира заставил нас плыть быстрее к обезумевшему рыбаку. Мы попросили у него живой, недавно пойманной рыбы и, разместив их по две в каждой руке, поплыли на спине назад к берегу. Лёша налил полный стакан, наскоро очистил живую рыбку, посолил, выпил, крякнул и закусил  живой краснопёркой, которая издавала странный писк, пытаясь вырваться из его рук. «Делай как я, со мной не пропадёшь!» - уже гордо и безбоязненно произнёс командир. Мы последовали его примеру и правда, через некоторое время стало на душе хорошо и мысли о страшной комиссии, начали быстро исчезать. «В принципе чего мы так испугались комиссии, у нас вроде всё нормально с документами?» - спросил я у Алексея. На что он мне ответил: «Любая комиссия всегда что-нибудь обнаружит и найдёт нарушения, ибо грош цена этой комиссии». Им положи только палец в рот, руку откусят.  А, вообще, запомни, есть старый анекдот про пожарную комиссию. Нет пожарного щита - одно нарушение, есть пожарный щит, сразу десять нарушений. То им бирка на огнетушителе просрочена, то багор не той стороной висит, то воды в бочке недостаточно, то кошма неправильно свёрнута.  Чего-нибудь обязательно найдут или обязательно должны найти.

Стало как-то свободнее дышать и говорить и мы решили идти в посёлок пешком. «Какой прекрасный день, какую работу испортили!»- не унимался командир. «Ведь ты уже был в их объятиях в Чаганском совхозе?» - сказал Лёша. Я отчётливо вспомнил случай встречи комиссии с КВС Гриценко А.Е., тоже на химии, когда ему практически незаслуженно  инспектор отрезал талон. Было даже как-то противно вспоминать тот случай и ту комиссию. Какой прозорливый командир и какие мы молодцы, что сумели вовремя сбежать от них, размышляли мы вслух, восхищаясь сообразительностью и почти «подвигом» нашего командира самолёта. Быстро и легко дошли до посёлка, пообедали и легли отдыхать в нашей прохладной, с одним единственным окном, комнате.

Но, как говорят одна беда не ходит. Вечером того же дня к нам на точку прилетел или приехал (точно не помню) экипаж командира Анвара Шабакаева. Мы очень обрадовались приезду гостей и попросили накрыть столы  в актовом зале местного дома Культуры. Послали гонцов в магазин, на ужин заказали деревенских пельменей и сели встречать гостей, за столы ,сдвинутые в одну большую линию. Первый тост по старшинству был предложен Анвару. Он поднял бокал и только успел сказать громко: «Ну! Мужики!», как на противоположной стороне актового зала с шумом отворилась дверь и в зал вбежали заместитель командира 2АЭ Бадингер Иван Матвеевич, за ним замполит лётного отряда, бывший инженер АТБ Салтыков Анатолий Александрович и ещё пара человек с ними. Все остолбенели. Анвар выдержал паузу и как бы даже торжественно с приятным удивлением произнёс: «О!, мы вас так долго ждали  и вот, наконец-то, дождались, присаживайтесь к нашему скромному столу, угощайтесь пельменями» Это была наземная комиссия, посланная командованием авиаотряда для ознакомления с обстановкой и помощи на местах дислокации экипажей. Комиссия с трудом добралась до места назначения на ужасно старом, тёмно-зелёного, ядовитого цвета ГАЗ-69, с выцветшим и рваном во многих местах тенте на крыше автомобиля.

«Ну вот не мытьём, так катаньем, всё-таки добрались до нас» - сказал потихоньку Лёша. «Вот это номер, вот это встреча» - подумали про себя присутствующие в зале. Но зря мы так беспокоились, комиссия оказалась очень добропорядочной, лояльной и довольно-таки компетентной во всех интересующих нас вопросах. Комиссия очень устала от долгой утомительной дороги и плотно поужинав и расквартировав её по местам, мы улеглись спать и вскоре крепко уснули, довольные визитом дорогих гостей из Уральска.

Владимир Калюжный, Тольятти, апрель 2013

На снимках: инспектор по безопасности полётов Кашинцев Борис Борисович, командир второй эскадрилии Бадингер Иван Матвеевич, замполит лётного отряда Салтыков Анатолий Александрович, командир воздушного судна, ныне один из преподавателей Уральского лётного училища Шабакаев Анвар. К сожалению, фотографий других лиц, которых я тоже упомянул в этом коротком очерке, у меня нет.