Осень! Унылая пора, очей очарованье.
Любимое время года великого русского поэта А.С.Пушкина. Для нас пилотов
спецприменения авиации в Народном хозяйстве, это последний рывок в выполнении
полётов на АХР, «финальный заезд» - завершение работ трудного очередного года, который
перевернёт ещё одну страничку истории нашей нелёгкой, трудовой лётной
биографии. Да, да, да, - уважаемый читатель, как ты уже догадался: опять серьёзная подготовка, сборы,
взлёт и долгий перелёт, но уже в другом южном направлении в страну чудес, с её
необычайно жарким климатом, многочисленными полями с белоснежными комочками
хлопка и гостеприимными людьми, густо населяющими солнечную республику
Узбекистан. Перелёт группы проходит слаженно, чётко без всяких отклонений от
заданного маршрута. Внизу пролетаем очередной поворотный пункт маршрута: город Аральск.
Почему именно на нём, акцентирую ваше
внимание? Когда-то под самым городом плескались воды Аральского моря. Теперь, в
связи с обмелением, его воды отошли далеко, примерно на 80 км, а от моря к городу
прорыт канал, по которому изредка ходят маленькие рыболовные суда. Пролетая
дальше в сторону моря, на бывшей береговой черте видны, вросшие в песок по ватерлинию жалкие останки рыболовецких
сейнеров, некогда принадлежавших рыбачьим совхозам. Одна только белая солевая пыль вьётся вокруг
них, остальное всё находится в безжизненном, мёртвом и опустошенном состоянии. Летим вперёд на совхоз Ленина, подальше огибая
железнодорожную станцию Тюратам, в районе которой все полёты Гражданским судам
запрещены военным ведомством. Согласно карте пролетаемой местности, впереди
должна встретиться знаменитая Сырдарья, которая впадает в Аральское море. Но, некогда
полноводная и огромная река, теряется где-то в бывшей прибрежной акватории, и
никакого устья перед впадением в море нам на пути не встретилось. Вскоре, мы производим
посадку в бывшей старой дореволюционной столице Казахстана, городе Кзыл-Орда. Ещё один лётный день, подошел к концу, и мы
идем на ночлег, удобно расположившись в гостинице аэропорта. На следующий день, после очередного перелета, всей группой
прибыли на место, в г. Джизак, который расположен в центральной части
Узбекистана, на юго-западе от Ташкента - столицы республики. Нас определили на
работу по дефолиации хлопчатника в так называемой «Голодной степи». Что она из
себя представляла. Это огромная равнинная территория с сильно засоленной
почвой, на которой ничего не произрастало. На ней были проведены сложнейшие и
трудоёмкие ирригационные работы. Прорыто множество арыков и каналов, сооружена
мощная дренажная система. В результате почва стала более-менее плодородной. Восстановленная
почва была разбита на участки, на которых создавались новые целинные совхозы,
без названий, а лишь пронумерованы простыми цифрами: 1,2,3,4, и т.д. Вот в
одном из таких совхозов № 5, нам и предстояло работать. Начали мы летать с КВС Захаровым Михаилом, но через
неделю, из-за проблем со здоровьем, его заменил КВС Коробков Володя, с которым
мы доработали до конца. Весь совхоз состоял из 3-х вагончиков, в одном из
которых жили мы, в другом находились кабинеты директора и главного агронома, а
в третьем расположилась бухгалтерия. Рабочие приезжали «своим ходом» из Джизака
и Бухары. Вот и все совхозные дома, и всё его население. На этих восстановленных землях
хлопок был маленький и низкосортный, но надо было осваивать огромные просторы
этой почти уже ставшей плодородной местности. Наконец, обработав последнее поле, мы закончили свою работу.
Все стали собираться обратно в дальнюю дорогу, домой. Мы занимались укладыванием своих нехитрых
пожитков, как вдруг к аэродрому подъехал наш бензовоз, и из него вышел
водитель, рыжий узбек, с голубыми глазами и ещё один, которого он представил
как местного муллу, которого звали Кудрат.
Он пожелал пригласить к себе в гости, в свой кишлак, но почему-то только
одного из членов экипажа. Потом, пристально посмотрев всем в глаза, показал пальцем на меня. Мы на следующий день
стояли в плане на вылет, Коробков не
хотел меня отпускать одного, да ещё неведомо куда. Но я сразу понял причину
такого гостеприимства. Дело в том, что в бензовозе оставалось еще достаточно
бензина, сэкономленного нами за счет эффективной работы. Видимо, водитель
бензовоза рассказал об этом мулле, и он приехал попросить его у нас, таким вот
замысловатым образом. Экипажам за экономию бензина ничего не платили, и все
лётчики всегда распоряжались остатками, по своему усмотрению. Обычно, во время
массовой уборки хлопка, чтобы свести до минимума утечку рабочей силы, все
автомобильные заправки прекращали продавать бензин частникам. Это были обычные
«перегибы» руководства республики. Бензин становился страшным дефицитом, и мы
без проблем обменивали наш Б-91/115 на всё, что угодно, так как на нем
превосходно работали все «Жигули». Я пообещал Володе Коробкову и остальным
членам нашего коллектива, что-нибудь
раздобыть в качестве гостинцев домой, и мы, усевшись втроём в кабину, отправились в неизвестный и таинственный, для меня путь. Первую остановку сделали в Джизаке, где под навесом в летнем
ресторане сели за стол. Нам подали горячий лагман, плов и зелёный чай с
лепёшками без сахара. Всё это стали есть руками безо всяких приборов. Совершив
трапезу, мы встали, сложили лодочкой ладони и приставили сначала напротив лица,
затем, приподняв вверх, по мусульманскому обычаю, поблагодарили Аллаха, за
вкусный обед. Выехали из города и, проехав около 50 км, автомобиль въехал в
совхоз «Ленинградский», расположенный у подножья Зааминских гор. В парикмахерской совхоза их
цирюльник поработал над моей прической, после чего, меня трудно было отличить
от местного узбека. Затем зашли в огромный совхозный универмаг, где я набрал
много разных интересных вещей, примерно на 30 рублей. Сумма была очень большая,
но когда я подошел к продавцу, узбеку, чтобы рассчитаться, он с меня не взял ни
копейки, сказав, что, всё это мне дарит мулла Кудрат. После этого мы поехали
дальше. Подобрав по пути несколько человек, которые ловко устроились
на цистерне и подножках автомобиля, мы начали подниматься в горы. Проехали
вброд сначала одну горную речку, потом ещё несколько таких же, причём машина
легко и свободно двигалась вперёд, всё выше и выше в горы. Дорога петляла
серпантином на склонах гор. А буквально
в нескольких метрах простиралась вниз глубокая пропасть. Поначалу ландшафт был
очень красивый, встречалось много деревьев и кустарников. Но с поднятием на
высоту растительность скудела, становилось всё прохладнее свежее. Где-то на отметке 2000 метров,
остановились у мазар. Тут мулла начал петь свою молитву на арабском языке. Оказывается,
здесь у него похоронена мать, и он всегда это проделывал по обычаю, впадая в
какой-то транс и не замечая никого вокруг. Справа и слева вверх тянулись красивейшие горы, с отполированными
годами и словно вставленными в них скалами. По дороге с равными интервалами
встречались стационарные государственные отметки, показывающие высоту гор,
относительно уровня моря. Наконец, на отметке 2800 метров, мы въехали
в высокогорный кишлак, где и произвели выгрузку содержимого цистерны. Поскольку
я был в одной рубашке, мне мулла выдал настоящий узбекский халат и тюбетейку.
Вот теперь я стал похож на настоящего узбека. Принесли ружьё и карабин и мы тем же составом стали
подниматься на машине выше в горы. Автомобиль стал двигаться вперёд только на
второй, иногда на третьей скорости. Через некоторое время заехали в какой-то
лесок, поросший диким орешником. Здесь предстояла охота на горного зверя или
дичь. Я вышел из автомобиля, и мне дали в руки заряженный карабин. Я зашёл в
лес. Было жутковато и темно. Вдруг невдалеке с шумом взлетела птица! Я сразу
выстрелил, но промахнулся. Подошёл рыжий узбек, взял у меня карабин и, после
меткого выстрела огромная птица упала где-то рядом. Да, закон гор суров и
беспощаден. Или ты стреляешь метко в цель или совсем не стреляешь. Я предложил,
лучше пострелять по мишени, поставленной на пологой скале. Все согласились и,
расстреляв пару магазинов, мы двинулись дальше в горы. И вот, наконец, на отметке 4200 метров мы въехали
в зону альпийских лугов, представлявших собой большое плато с высокой сочной и
тёмно-зелёной густой травой. На небольшом возвышении находилось белое
одноэтажное здание сейсмологической станции со всеми своими радарами и
антеннами, переплетенными всевозможными растяжками. Рядом рос большой сад с зимними
сортами зелёных яблок. Чуть поодаль находился конезавод, возле которого мирно
паслись рыжие, гнедые и чёрные лошади с белыми звёздочками во лбу. Табун лошадей охраняла большая тёмно-серая
овчарка. Мулла дал указание набрать по три мешка яблок и три мешка
плодов «Беге», похожих на плоды «Айва». Мы подъехали к конезаводу и нас
угостили настоящим крепким кумысом и предоставили возможность поскакать верхом
на лошади. Опьянев от кумыса и свежего горного воздуха, я скакал галопом на
лошади по альпийскому лугу, внутренне радуясь такому счастливому случаю,
подаренному мне судьбой. Вдали, в сизой
дымке, виднелись снежные вершины. «Лучше гор могут быть только горы» - невольно
вспомнились строчки из песни Владимира
Высоцкого. Как не хотелось покидать этот райский уголок, но в горах
быстро темнеет и мы, попрощавшись со всеми, стали спускаться в кишлак. Остановившись во дворе, я заметил клетки, подвешенные к
потолку. В них находились небольшие горные куропатки (кеклики), которых местное
население приносило в дар мулле, за
оказанные им услуги. Спустившись вниз,
по выдолбленной из камня лестнице, я оказался в огромном чудесном саду.
Площадь его составляла 6 га.
В нём росло большое количество разнообразных, неизвестных мне доселе растений,
многие из которых цвели и распространяли удивительный аромат. В саду росли
гигантских размеров гранаты, а так же распростерлись яблони, груши и персики,
на которых висели спелые плоды. Отдельно росли деревья грецкого ореха с плодами, похожими на плоды большого
зелёного маслина, с очень толстой кожурой, внутри которого находился сам
грецкий орех. Если очистить его голыми руками, то пальцы становятся коричневого
цвета, будто обмазанные йодом, так как в кожуре его очень много. Кстати, так
его и добывают. Кожуру отжимают на фармакологических фабриках, разливают по
пузырькам, и отправляют в аптеки. В саду стоял почти новый трактор ДТ-75 с окучником, по
словам рыжего узбека, он принадлежал лично мулле. Объём обрабатываемой площади был
довольно значительным. В те времена в Узбекистане религиозный культ был
почитаем, поэтому всё это воспринималось как должное, видимо местное начальство
на эти вольности со средствами производства, перешедшими в частную
собственность, «закрывало глаза». Мне сказали, что в этих кишлаках не было
медицинских работников, лечил травами, делал обрезание и отпевал один мулла. Сбоку, на отвесном выступе горы находилось выдолбленное
углубление, прикрытое серым брезентом. Я вошёл в него и увидел трубу, вставленную
прямо в стену горы, из которой постоянно вытекала прозрачная горячая вода из
термального источника. Рядом находилось мыло и чистое полотенце. Скорее всего,
это была туалетная комната, так искусно и своеобразно оформленная умелыми
руками. Кстати, сам туалет находился здесь же за небольшой ширмой. Чуть ниже
через центр сада протекала небольшая горная речушка с чистой, прозрачной
ледяной водой, через которую был построен из камня оригинальный полукруглый
мостик. Пройдя вверх вдоль речки, я увидел интересное сооружение, войдя в
которое понял, что это мельница, с двумя крутящимися противоположно друг другу
жерновами. В действие она приводилась за счёт стремительного, течения воды.
Вдруг, среди этого великолепия, где-то впереди, зазвучала
молитва на арабском языке. Это мулла проводил вечерний намаз из небольшого,
отдельно стоящего домика. Протяжные звуки молитвы разносились по горному ущелью,
отдаваясь через некоторое время громким эхом, покрывая своим звуком
немногочисленные кишлаки, разбросанные по его склонам. Как-то быстро сразу начало
темнеть. Спустившись вниз по течению, я увидел посреди речки горную рыбу
форель, плывущую вверх навстречу стремительно бурлящему потоку. Как ни удивительно и прекрасно находиться в саду, но надо
было подниматься наверх в дом, где меня
уже давно ждали, и всё было готово к вечерней трапезе. У входа в дом ждал рыжий
узбек-переводчик, который предупредил, что будет всё без спиртного и чтобы я в
доме, да и вообще не курил, так как мулла это категорически не приемлет. Это
был даже не дом, а просторная изба-сакля с низким потолком и малым количеством
крошечных окон. Мы сели на курпешки (тонкие подушки), постеленные перед низким столом. Он возвышался над полом, примерно сантиметров
на 30. Посредине стоял большой поднос с десертом,
состоявшим из очищенных и перемешанных, грецких, миндальных и земляных орехов с
изюмом. Справа от меня сидел старый аксакал, отец муллы, который
довольно сносно говорил по-русски. Он был участником Великой Отечественной
войны, и сидел в халате с прикреплёнными к нему орденом Красной Звезды и медалями.
У него были огромные жилистые руки с ладонями, размером с небольшую совковую
лопату. Он всю жизнь молол муку местному
населению на своей водяной мельнице. Слева сидел мулла Кудрат, почему-то
называвший меня Иваном. Он окончил одиннадцатилетнюю школу в Арабских Эмиратах
на арабском языке, и плохо говорил и понимал по-русски. С двух сторон от деда
сидели и немного баловались маленькие и очень шустрые дети Кудрата. Зашла хозяйка в национальном костюме, жена муллы. Хотя лицо ее было прикрыто вуалью, было видно, что она очень молодая.
Поставив на стол горячий лагман из кекликов, она тут же ушла. Рыжий узбек сказал мне, что мулла заплатил за
неё калым, 30 000 рублей. По тем временам стоимость пяти новых автомобилей «
Жигули», Мне так хотелось посмотреть на
эту девушку-узбечку, но местные законы не позволяли видеть ее, кроме своего мужа. Поэтому
оставалось только догадываться о необычайности ее красоты. Мулла был очень красивым, интеллигентным, на вид
тридцатипятилетним мужчиной, с подстриженной наголо и чисто выбритой головой. В
руках он всё время перебирал красивые чётки. После ужина мулла повёл меня к
себе в спальню, где стоял большой расписной сундук, из которого он извлёк свою,
отделанную дорогими камнями и шитую золотой ниткой праздничную одежду муллы.
Комната была без окон, с одним лишь отверстием в потолке, через которое было
видно звёздное небо и слышалось громкое журчание горной реки. Кудрат вытащил
один доллар (большая редкость в те времена), расписался на нём и подарил мне,
на память. На следующий день, после плотного завтрака и утреннего
намаза, мы стали готовиться спускаться с гор. Узбеки стекались со всех кишлаков
и несли на головах в мешках и больших пакетах фрукты, орехи, виноград и даже
дичь и мясо. Я поблагодарил всех за большое гостеприимство и подарки. Погрузив
все на машину, мы начали спуск по той же
горной дороге вниз. Также сидело много человек на цистерне, кабине и подножках,
и по мере продвижения вперёд, они спрыгивали по пути на землю, куда им было
надо доехать. По прибытию на аэродром меня нервно поджидал экипаж, но
увидев огромное количество подарков, которые я разделил на всех поровну, сразу
обмякли, повеселели и стали расспрашивать о моём путешествии в горы. Узбеки
сами всё перегрузили в пустой самолёт и пожелали нам счастливого пути. Распрощавшись
с ними, мы сели в самолет и вырулили на старт в самое начало полосы. Подарков
оказалось около тонны, да и бензина мы заправили полные баки, поэтому разбег
продолжался необычайно долго. Наконец, еле-еле оторвав самолёт от взлётной полосы, взяли курс
на соединение с основной группой. Вскоре, догнав остальные самолеты, мы в составе своей группы
полетели назад домой в Уральск, Впереди
был последний этап перелёта и долгожданная посадка на своём, родном аэродроме.
Посадку, которую, каждый день с нетерпением ждали жёны, дети и родственники
лётчиков и авиатехников, своих любимых «узбеков-химиков», которые
самоотверженно трудились, помогая в уборке главного и основного узбекского
урожая, называемого в народе « белым золотом». Кстати, наше знакомство с муллой имело продолжение, связь не
оборвалась, отношения продолжены, то есть советские люди, несмотря на различный
общественный статус, принадлежность к религии, национальность, место жительства
- всё равно был один Советский Народ, чего, естественно, сейчас нет. Он мне прислал
несколько посылок с сухофруктами, гранатами и орехами. В письме, написанном
рыжим узбеком, говорилось, чтобы я не в коем случае не выслал деньги, это вроде
бы как дань уважения. И я, по его просьбе высылал две посылки. Одну с
дефицитным в то время кассетным магнитофоном "Весна", хотя я тоже
просил не высылать денег, но он тут же выслал 200 рублей (стоил магнитофон в то
время 195 рублей). И вторую посылку с детскими вещами и, также по его просьбе,
со свечами для автомобиля ГАЗ-53.
Владимир Калюжный, январь 2012, Самара
|