 Жизнь пошла размеренная, в разгулах умеренная, ппродолжал летать в командировки, которые не приводили в восторг МАМУ. Жил я первое время, как говориться, в «примаках». На свадьбе обещал называть тещу мамой, потом язык «не поворачивался», считал это кощунственным, по отношению к своей родной матери. Так до самой ее смерти ни разу и не назвал, только на ВЫ и по имени отчеству, не смог. МАМА постоянно пилила меня за командировки, «отбрыкивался» как мог, но культурно, без резких и грубых выражений, а как иногда хотелось, в итоге пришлось съехать на частную квартиру.
Сразу потребовался холодильник, телевизор, шкаф, стол, диван. Стал обживаться, пускать корни в Уральскую землю. В общем, дом, работа, дом, главное на обслужку не опоздать, рутина. Летом съездил в отпуске на родину, а заодно и на свадьбу к «Торчку» - Юрке Слащилину, благо Кирсанов в 80 км от Ртищева. Погуляли, пропил «Торчка», но, наверно, не досыта, не сложилась у него семейная жизнь именно с этой «мадам», через год развелись. Стыжусь, уже 6 лет живу рядом, а не навестил. Там, в Кирсаново, сейчас и Лушников живет, жив буду - летом навещу, главное было бы здоровье. Во всякие истории попадать я перестал, остепенился, но это внешне, в душе – «каким ты был, таким ты и остался».
Так, не геройствуя, не выпендриваясь, я встретил 1978 год, как потом оказалось, полный приятных сюрпризов и перемен в моей жизни. Меня приняли кандидатом в члены КПСС, до этого был «членистоногим» - куда член, туда и ноги. Это не последняя глупость, которую я совершил в этой жизни, но об этом позже, а пока готовимся к перелету в Белоруссию. Принял я борт 07832 у Букина Михаила Ефимовича, наработка 400 часов, краска еще заводская, польская, новьё. 11 марта две группы по 5 бортов (позже еще 5) ушла на запад. Дошли до Саратова, весна, погода не очень «летучая», 10 дней ждали у «моря погоды», за это время «финансы запели романсы». Я на седьмой день, узнав что на следующий день прогноз опять не летный, рванул к маме в Ртищево поправить свое финансовое положение. Съездил, поправил, привез гостинцев, мать пирогов напекла, правда всех (33 человека) этим до сыта не накормил, но попробовать хватило всем, все сказали маме спасибо. К нашему звену был закреплен РЭСОСник (техник по радио, электро, приборному и специальному оборудованию) Иванов. Он имел честь отметиться в Саратове. Ситуация на первый взгляд абсолютно безобидная, выходит он на улицу из ресторана после обеда, кто-то из местных попросил у него прикурить. Он бросает ему коробку спичек со словами: «Держи, нищета». Слово не воробей, фонарь под левым глазом - железное тому подтверждение, потом неделю утром ходили готовить самолеты с такой подсветкой.
Только на одиннадцатый день появилось «окно» по погоде до Воронежа, ура, летим! Но это «окно» появилось не только для нашей группы, буквально со всех щелей на Воронеж рванулись борты и собрались под Воронежем практически в одно время. На кругу был клубок из АН 2, просто чудо, что никто никого не зацепил. Руководитель полётов (РП) бросил руководить и вышел на улицу, после посадки крайнего борта РП вызвал всех на разбор. Пожилой РП сказал: «Вижу такое второй раз в жизни, первый раз в 41-ом, когда немцы бомбили. А один наш экипаж от Саратова до Воронежа замерзал, летели с завязанными шапками, у них вырвало верхнее стекло с откидной части фонаря. Они летели без техника, Вова Панин остался в Уральске повторять мою глупость, вступал кандидатом в члены. На 9 техников и двух «кишкомотов» (специалистов РЭСОС) 10 бортов подготовить это не проблема. Видимо кто-то из «кишкомотов» помогал и наступил на стекло, когда чехлил или расчехлял двигатель, так как стремянки на перелете никто не вынимал из фюзеляжа, они же там хорошо пришвартованы к потолку, поэтому при чехлении ходили по фюзеляжу, наверное, кто-то на фонарь и наступил. Пришлось мне с Володей Шилимовым в Воронеже идти в ПАРМ к слесарям и вырезать из дюраля заглушку.
Девять дней в Воронеже, вполне естественно (сердце не камень) опять появляется нужда в денежных средствах, но мама уже далеко. Сидим в гостинице, опять ждем погоду, скучно. Решили мы с «Балой» (Каиргалиев Шамшитдин Хамитович, Царство ему небесное, сразу же после перестройки ушёл с аэропорта, занялся своим делом и вскоре помер совсем молодым) съездить в город, посмотреть, а заодно навестить знакомых девчушек из Уральска, они учились там в Лесотехническом институте. Вот страна была, учись в любой точке СССР! Приехали мы в город, вышли из автобуса спросить, как дальше добираться до их общежития, а как раз напротив остановки увидели забегаловку под названием «Пельменная». Зайдем? Зайдем, но, как говорил мой наставник - Кравченко Владимир Андреевич - пельмени без водки - мясо в тесте. Взяли, правда немного, всего 0.7 портвейна, нам же еще в гости. Зашли, расположились, разлили, вдруг кто-то по плечу похлопывает – «ментавр», показывает на противоположную стену, а там черным по белому ПРИНОСИТЬ И РАСПИВАТЬ... ШТРАФ. Мы с невозмутимым видом (нутро кипело) взяли все вино и в унитаз вылили. Объясняем: «мы приезжие не знали. - Читать умеете? «Бала» уже с ним по-казахски начал «лапшу вешать», но не отстает, повел в опорный участок, там дежурный руки потирает, оформляет. Дошли до освидетельствования, ТРЕЗВЫЕ, дежурный аж позеленел: «Ты чего, дурак, не дал им выпить? Потом бы и тащил сюда, а сейчас, до свидания, ребята».
Счастливо оставаться, вышли, балдеем, а вино жалко, тем более деньги на исходе, опять скучаем. Сидим в гостинице, вечер, вдруг дежурная по этажу старшего ищет, позвала к телефону. Командир звена у нас был Демидов, кавалер Ордена Ленина. Звонили из «ментовки» аэропортовской. Задержали нашего рэсосника Иванова, предложили прийти и забрать его. Пошли, привели «под белы рученьки», под правым глазом «компостер. Кто, где, за что, он только мычал, скорее всего «менты пытали», но история об этом умалчивает.
На десятый день вырвались мы из Воронежа, дошли до Гомеля. Устроились в гостиницу и в магазин за продуктами, на кабак уже «времени в карманах» не осталось. Иванова зовем - пошли отмечаться, а то командировку не оплатят, даже не вышел до утра из гостиницы, заказал только кому-то пирожков с кефиром. 20 дней всего прошло, как вылетели, а поумнел и спесь с него сбили. Первое апреля, не верится, прилетели в Пинск и по точкам выставились.
Посёлок со странным названием «Телеханы», у одного моего хорошего знакомого супруга тоже родилась в Белоруссии, в деревне «Курбаки», до сих пор не могут нигде найти, что бы это могло значить, наверное, лучше повеситься, чем родиться в деревне с таким названием. Площадка с асфальтовым покрытием, сам поселок не далеко, ходили по утрам пешком. Жили на квартире у частника, до сих пор фамилию помню – «Заяц», в семье шестеро детей, не скучно. Старшая дочь Марина работала официанткой в ресторане, где мы были поставлены на довольствие. Четыре хозяйства «скинулись», построили склад для удобрений, площадку заасфальтировали, открыли счет в ресторане. На посевные компании, уборочные, там заказывали обеды, ужины, удобно, хозяйства не большие, свои столовые в каждом хозяйстве содержать накладно. И нам удобно, разрешалось в сутки бутылку пива, пачку сигарет на каждого, а из продуктов, сколько съешь, 10 шницелей по цене как бутылка водки. Мы сразу стали усиленно питаться, это нам Маринка подсказала, местные так делали.
Асфальт, конечно, хорошо, грязи нет, работать всё время можно, практически от погоды никакой зависимости, хоть неделю дождь «лупит», а на следующий день уже можно летать. Но резина изнашивается довольно интенсивно, три баллона поменял, пока там работали. Приходили местные мальчишки посмотреть, прокатиться, смотреть разрешали даром, а вот пролететь была такса - слойка. Слойка это литр самогона. К вечеру этих слоек собиралось достаточно, хорошо рабочие и трактористы помогали избавляться от них. Работа шла интенсивно и к 20 апреля вылетали продленную санитарную норму. Помошников домой поехал, а Ваня Сосновцев продолжил.
В общем, вернулся я в Уральск 15 мая с химическим налетом 300 часов, да плюс перелет 15 часов, а 16 мая жена родила мне сына, обозвал Дмитрием, обмыл сынишку хорошо, с «Балой» шампансим, как на дуэли стрелялись, даже МАМА стала возмущаться, я ведь раньше не показывал ей свое истинное лицо, маскировался, как мог.
Быстренько сделал регламент технического обслуживания, забрал жену с сыном из роддома (она перед родами переехала к своей маме) и снова на АХР по нашей области. Трудились в этот год очень даже хорошо, заняли первое место по Казахскому управлению гражданской авиации, наградили грамотой и денежной премией в размере 300 рублей на экипаж. Грамота досталась командиру воздушного судна Амангалиеву Олегу Ибатовичу, а нас со вторым пилотом Вовой Калюжным вполне устроила премия, хотя сейчас, я, наверное, и от ксерокопии приказа не отказался, память всё-таки.
Опять сто часов налетали, надо выполнять очередной регламент на матчасти, сделали и в Кустанай. В Кустанае у меня заболело в правом боку, Командир воздушного судна Иван Андреевич Скирда сразу поставил диагноз - межреберная невралгия и добавил: «Я знаю, и не спорь». Тут же было прописано и лечение, баня и стакан водки. Совхозную баню топили каждый день, сенокос. Процесс пошел, вечером после работы парная и стакан, повторяли до пяти раз за вечер, очень уж хотелось побыстрее вылечиться. Боль действительно прекращалась, здоровее не бывает, а утром опять руку правую поднять не могу, так и доработали.
Прилетели в Уральск, я пошел на прием к тетке жены, она работала терапевтом в железнодорожной больнице, тогда она размещалась на углу проспекта Ленина и улицы Революции. Неделю я обследовался и лечился, глотал таблетки, пил микстуру, все вроде прошло. При выписке я спросил у тетки, чем же я болел, хотелось сопоставить с диагнозом, который мне Скирда поставил. Оказалось, что у меня воспалилась печёнка. Печень и водка, еще бы неделю лечения по рецепту «академика» Скирды и пришел бы мне, наверное, полный «кердык», ну а пока все в норме. Делаю регламент и готовлюсь к Узбекистану, слетал, отработал, вернулся. За АХР 78 года самолет у меня налетал 800 часов, принял я его с наработкой 400 часов, а прилетел из «Узбекии» мотор сняли по отработке межремонтного ресурса. Получилось, что по итогам АХР я занял третье место с Сосновцевым, первое место с Амангалиевым и третье место с Телятовым, с которым мы работали в Узбекистане, вот и наградили грамотой от министра нашего БУГАЕВА, бронзовой медалью ВДНХ и внеочередным «Москвичем 412». «Москвич», правда, «перехватил» секретарь партбюро авиаотряда Борис Николаевич Кузнецов, я в обиде не был, просто к этому времени я уже уволился, а «Москвич» машина вечная, купить - купишь но никогда и никому не продашь, поэтому и «скандалить вдогонку» не стал.
Квартирный вопрос в ОАО решался очень тяжело, проще сказать квартир не было. Выслушивать МАМУ я устал, ей было «глубоко плевать», как говорил В. Высоцкий, на мои грамоты, виноград, дыни, гранаты, которые я привез из Узбекистана. Ей надо было, чтобы я, как ее муж, пошел работать на завод и там зарабатывал квартиру. На Ворошиловском заводе с квартирами было лучше. Была у меня такая возможность прейти работать на завод. Сашка Бакиров - начальник отдела кадров на заводе, был близким родственником Ивана Мокшина, а с «Мокушкой» я был очень близок, «кентами» были, вместе работали, вместе и свободное время проводили. Но это же режимный завод, по гудку зашли, по гудку вышли и ни какой самостоятельности. Ее муж там проработал всю жизнь. Вот она только его боготворила, мне это было не по нутру, я поехал в Ртищево на разведку. Пришел в строевой отдел воинской части, в Ртищево полк первоначального обучения курсантов БВВАУЛ, берут буквально «с руками и ногами», квартиры предоставляют, мне больше ничего и не надо, думал я в то время. Вернулся в Уральск и написал заявление на увольнение.
Командир Уральского объединённого авиаотряда Агапов Вильгельм Павлович, от увольнения отговаривал, всё-таки передовик производства, но квартирный вопрос решить не мог, сложность его решения была несоизмерима с моими заслугами. Ну участие в ВДНХ, «Москвич» вне очереди, это ещё «куда не шло», это было в компетенции нашего командира, но квартира… Эта проблема и стала вскоре основной причиной текучки кадров, приживались в основном местные, и я, из-за неустроенности быта, вынужден был уехать.
Армия встретила с «распростертыми объятиями». Жить остановились на первое время у моей матери, мне предстояла учеба в течении пяти месяцев в «институте» прапорщиков. В конце февраля 79-го года меня откомандировали в г. Рубцовск Алтайского края. Но учиться, в полном смысле этого слова, как-то и не пришлось, все знания я получал самостоятельно в процессе самоподготовки. Узнав из моего личного дела, что я работал авиатехником, мне сразу предложили заняться обновлением схем, стендов, наглядных учебных пособий. Отказываться было глупо - освобождали ото всех занятий, кроме (почему-то) политических. Вручили ключ от свободного класса, дали денег на канцелярские товары и вперед. Правда, от караулов тоже не освободили, что немаловажно. И здесь я опять вспомнил секретаря партийной организации нашего авиаотряда Кузнецова Бориса Николаевича, давшего мне путёвку в партию. Меня ставили часовым только на пост №1, охранять Знамя Части, кто служил, тот знает, что это такое. Доверять этот пост можно было только ЧЛЕНАМ и кандидатам в ЧЛЕНЫ партии! Хорошо не очень часто пришлось, всего три раза не сумел «соскользнуть».
Время бежало, экзамены сдал на отлично, даже по физической подготовке умудрился уложиться в нормотивы, присвоили звание «прапорщик», то есть «знаменосец», так как раньше, ещё в Царской Армии, знамена носили только прапорщики. Вернулся в полк, съездил за семьей, на время моей учебы, чтобы не передраться с моей матерью, жена с сыном уезжала в Уральск, потому что две женщины на кухне, это далеко не два мужика в туалете.
 Началась служба, сравнивать с «Аэрофлотом» как-то не совсем корректно. Если «Аэрофлот», то это начало утренних работ на АХР, ясно, штиль и настроение «пахать», то в армии - низкая облачность, моросящий дождь и ожидание «отбоя» полетов. Сдал я зачет инженеру полка по самолётам и двигателям, закрепили за мной L-29 борт №58. Вообще самолетик хороший, крепкий, уж как его курсанты бьют, а он «терпит», даже воевать может! Вместо подвесных баков можно две бомбы по 100 килограмм подвесить или блоки реактивных снарядов.
Мы летали на боевое применение на полигон в Богай-Барановку (в Саратовской области). С моего борта летчик как-то «умудрился» сбросил такие блоки вместо бомб. Перед полетом на стрельбу летал на бомбометание и что-то напутал, сбросил блоки, но не признается. Ну это в авиации явление обычное, признаться никогда не поздно, а вот попытаться «свалить» вину на другого… Говорит: «Я на гашетку нажал, а они и отстрелились», потом месяц оружейники «прозванивали» свои жгуты, так ничего и не нашли, разрешили вешать подвесные баки, облетали и допустили к дальнейшей эксплуатации без ограничений. Просто мой борт больше на стрельбы не летал.
Мне выделили служебную жилплощадь, это была половина коттеджа с печным отоплением и небольшим участком под огород. Купил мотоцикл Днепр МТ-9, построил гараж, была дача. В общем, заняться чем было, было бы желание.
Полк был учебный, но и тревоги учебные никто не отменял. Прибегает посыльный – «Тревога!». Это чтобы не пугать гражданское население сиреной, оповещение осуществлялось через посыльных. Я на мотоцикл и на стоянку самолетов. Расчехлил свой, подготовил – никого нет! Расчехлил все свое звено, готовлю звено полностью, подошёл автомобиль со сжатым воздухом, зарядил все воздухом, опять никого! Вдруг едет «УАЗ»ик, заместитель командира полка по инженерно-авиационной службе, .подъехал, я доложил, что готовлю самолёты по тревоге. Он спросил, где я проходил срочную служил? Сахалин ПВО ВВС - коротко и ясно. Он сел в свой «УАЗ» и уехал. Весь личный состав эскадрильи собрался часа через два, потом построение всего полка, разбор действий личного состава при получении команды «тревога». Вдруг называют меня, выйти из строя! Вышел, командир полка объявляет мне благодарность, за действие по тревоге. Мои непосредственные командиры «глазами захлопали». Эту благодарность я хорошо запомнил, она оказалась не единственной за всю службу, потом были и другие, за сдачу металлолома, за участие в спортивных соревнованиях.
За время службы я еще не раз вспоминал «маленьким язычком» Кузнецова БН. Как звено хорошо «отдохнет» в гаражах после полетов, так на следующий день «порка», а меня ещё и на партсобрании не раз вспомнят, я единственный из техников звена был членом партии, остальные беспартийные, сочувствующие мне. Вскоре и «постановка на вид» не дала себя ждать, за совместное участие в активном отдыхе. Ну почему ты с ними?А с кем? Да чтоб им меньше досталось. Дальше как у персонажа известной комедии Афони –выговор, дошло и до с «занесением». Правда потом я стал на собраниях говорить о вещах, которые командиры не хотели от меня слушать и отстали. Прошло какое-то время, я довольно долго взысканий избегал, выговор сняли, а здесь и «дембель» не заставил себя долго ждать, отслужил день в день, срок подписки (теперь это называется контрактом) закончился.
Ходил только на построение раз в неделю, больше никуда, не имею права. Двадцать пять курсантов выпустил в самостоятельный полет. За годы моей службы один самолет разбился, погибли оба и курсант и инструктор. Попали в стаю голубей, помпаж двигателя, чтобы катапультироваться, высоты нет, сажали «на брюхо», но зацепили за макушки лесополосы и рухнули. Мой борт тоже «ловил» голубя, но одного, да итого пополам перерубило так, что в двигатель только его половинка попала, даже забоин не было на лопатках компрессора, тем не менее, двигатель поменяли. Три месяца пришлось переслужить, командование думало, что я передумаю. НЕТ!!! И моя казачка по дому соскучилась, да и я за это время в любимые зятья выбился, чем дальше живешь - тем любимей!!!
Сергей Бормотин, Красный Кут, январь 2015.
<- НАЗАД
ДАЛЕЕ -> |
