 Яркое солнце пустыни над безоблачным
небом полуострова Мангышлак нещадно светило на окрестности г. Новый Узень. Вокруг
города и далеко за его пределами находились нефтепромыслы с многочисленными
"журавлями-качалками", которые круглосуточно качали из-под земли
нефть, прозванную в народе " чёрным золотом". На этих нефтепромыслах
работали сотни тысяч людей со всего Советского Союза, конечно, неплохо
зарабатывая при этом. Тяжёлые условия труда, невыносимая жара, приводили иногда
к травматизму и даже трагической гибели людей.
В один вот из таких августовских жарких дней мы вырулили на
полосу, на самолёте Л-410, на борту которого находился " Груз-200 ." Не
было никакой возможности отправить человека в последний путь ни машиной, ни
поездом, поэтому для этих целей использовали самолёт, как единственный быстрый
и эффективный транспорт. Произведя взлёт, взяли курс на Шевченко, далее на
Гурьев и Уральск. Дозаправившись, полетели по трассе на Актюбинск и произвели
посадку в аэропорту г. Кустанай. Внеочередным рейсам заход на посадку всегда
разрешали с прямой, если позволяла погода.
 Назад возвращались обычно пустыми и в этот раз мы вышли на
контрольный пункт поворота Магнитогорск. Шли на эшелоне 5 600 метров, со
скоростью около 400 км
в час. После пролёта Магнитогорска, взяли курс на Оренбург. Вдруг начало потряхивать,
потом всё сильней и сильней. Внезапно впереди сверкнула молния, и начался
ливень. Болтанка возрастала, частота молний усиливалась, полёт происходил как
по стиральной доске. Мы понимали, что вошли в зону сильной грозовой
деятельности, но была тёмная ночь, и ничего не было видно. Пытались вести
самолёт строго по курсу и высоте, но его швыряло в разные стороны вверх и вниз.
В наушниках стоял страшный треск. И вот сквозь его я услышал спасительный голос
пилота, пролетающего над нами неизвестного
самолёта. Он видел нас по бортовому локатору и, начал подсказывать,
давая определённые рекомендации, что нам помогло выйти из опасной зоны. Всё это
детально и доподлинно описано в рассказе моего друга Валерия Белкина "Ангел".
Пролетев ещё немного, начали потихоньку отходить от
перенесённого в этом полёте. Но, как говорится, на кого учились, то и получите
сполна. Приступили к снижению к аэропорту Оренбурга. Внизу в лунном свете извилистой
тёмной змейкой показался седой Урал. Заправились, подписали задание на Гурьев,
т.к. в Уральске ночью всё равно домой не доберёшься, а утром надо быть на месте
в Узене. Добравшись до Шевченко, произвели там посадку далеко за полночь. Сильно уставшие,
после почти 8-ми часового полёта, мы подходили со вторым пилотом Толиком
к АДП (аэродромный диспетчерский пункт), где нас ждала ещё одна новость. Звонил
заказчик и просил самолёту срочно прибыть в Новый Узень. Этот аэропорт к ночным
полётам не пригоден, поэтому я стал всеми силами отказываться, выставляя резкий
аргумент, что экипаж вылетал на сегодня продлённую санитарную норму. Но наша
работа и налёт всецело зависел от заказчика, пришлось полететь. Буквально через
30 минут полёта, мы вышли на дальний привод Нового Узеня. Развернули самолёт по
курсу посадки, прошли дальний, затем ближний привод и в это время на полосу
ударил мощный луч света, от прожектора, поставленного в торце полосы, нас ждали
и подсветили полосу. Так как шасси были выпущены и предпосадочная подготовка полностью
проведена, наш самолёт удачно приземлился на полосу аэродрома Новый Узень. Включив рулёжные фары и заруливая на перрон, мы увидели кругом
стоявшие автомашины и людей. Когда вышли из самолёта, ко мне подошёл молодой
парень-чеченец и просил отвезти "Груз-200"
в Грозный и что полёт с «Заказчиком» заранее согласован. Я опять начал
отказываться, приводя ту же, что и в Шевченко, причину. Но тут из толпы вышел
старый седой аксакал-чеченец с заплаканным лицом. Дрожащим голосом он мне
сказал: "Не кощунствуй сынок, отвези, пожалуйста, нашего брата-земляка в
последний его путь. По нашему мусульманскому обычаю мы должны предать его земле
на рассвете". После этих жалостных слов и просящих взглядов, трудно было
ему отказать, и мы стали готовиться к полёту в Грозный. Вместо положенного
деревянного ящика и вставленного в него оцинкованного гроба, в самолёт занесли
и положили тело в завёрнутом ковре и перевязанном верёвкой. Взлетев также по прожектору, мы взяли курс на Кизляр, а затем,
повернув налево, пошли на перевал, до которого было всего 70 км. После 600 метрового
перевала стали резко снижаться к аэродрому города Грозный. Город находился в
огромной яме-чаше, окружённой вокруг высокими горами. Внизу горели факела
попутного газа от продуктов нефтепереработки. Впереди виднелась зажжённая яркими
огнями взлётно-посадочная полоса. Диспетчер разрешил внеочередной заход
и посадку. Солнце ещё не вышло из-за гор, но было уже почти светло.  Зарулив на перрон, напротив КДП (командный диспетчерский
пункт), мы вышли из самолёта и тут же увидели на расстоянии несколько десятков
метров приближающихся в нашу сторону явно агрессивную группу людей с автоматами
Калашникова. Я дал команду всем лечь на бетон. К нам приближались обросшие
лохматые бородатые люди, постреливая вверх из автоматов. В какую историю мы
попали и что им от нас нужно, понять мы не могли. Приблизившись почти вплотную,
один из них спросил: " Оружие есть?". Я ответил, что нет у нас
никакого оружия. Тогда летевший с нами сопровождающий чеченец сказал ему на
чеченском языке, что мы якобы свои и привезли хоронить их брата-чеченца. Не
тронув нас, они проследовали дальше в противоположную сторону аэродрома.
Вдалеке, на самом краю перрона стоял военный самолёт АН-12,
и они направлялись в его сторону, наверное, надеясь поживиться кое-каким
оружием, а мы просто случайно оказались у них на пути. По выработанному годами
стереотипу, я почему-то не думал, что они могут отобрать самолёт или забрать
нас в рабство, а было лишь одно опасение, чтобы не забрали секретный портфель с
картами и сборниками аэронавигационной информации и секретными кодами "Я свой". Зашли в АДП, и здесь мне встретился знакомый товарищ Иса, по
национальности ингуш, с которым я сдавал в Ростове на первый класс и мы жили в одной комнате. Мы обнялись как старые
знакомые, и он мне сказал, чтобы я побыстрей отсюда «улепётывал» и больше пока
не прилетал. Было время перед самой первой Чеченской войной, и всюду бродили и
нападали разрозненные группы боевиков по 8-10 человек, и не ровен час, могло
случиться что-нибудь не хорошее. Подписав задание, мы выскочили на перрон к самолёту. Он
стоял весь раскрытый и одинокий. Чеченцев
и ковра уже на нём не было. Мы быстро запустились и вырулили на центр
полосы, откуда и произвели взлёт. На всякий случай шли на низкой высоте и перед
самым перевалом начали резко набирать высоту и, «перемахнув» через него, опять
немного снизились. Я рассчитал, что
топлива хватит только до Махачкалы и от Кизляра взяли курс на Каспийск, где
находился аэродром.  Сделав над морем 3-й, а затем 4-й разворот, приступили к
снижению. Полоса была расположена вдоль побережья. Слева тянулись бесконечной
грядой красивейшие горы с белоснежными вершинами, а справа берег Каспийского
моря. Недалеко справа, прямо в море виднелся завод "Дагдизель", на
который я возил ещё на Ан-2 спецрейсом из Уральска электронное оборудование и
перископы для подводных лодок, на заводе их ремонтировали.
Заправившись, мы взяли курс сразу на Новый Узень. Впереди 300 км водной поверхности Каспия. Внизу часто по
курсу встречались одиноко идущие сейнеры и баржи. Опять в глаза светило
утреннее яркое солнце, а внизу над сушей виднелись всё те же нефтепромыслы и
большое количество зон с заключёнными. Произвели посадку в Новом Узене, налетав
при этом 12 часов, то есть половину суток мы были в полёте. Дома нас ждал авиатехник, который сварил отменный борщ, но
есть и спать не хотелось. Тело от перенапряжения периодически сотрясала мелкая
дрожь. Пересилив себя, мы всё-таки поели и плюхнулись в постель, проспав почти
10 часов. Вечером аккуратно и потихоньку разбудил авиатехник и сказал, что
звонил "Заказчик" и надо срочно вылетать в Краснодар, везти в
реабилитационный центр молодого прапорщика-пожарного, обгоревшего на тушении
пожара. Опять сели в подъехавший за нами УАЗик и поехали на аэродром, надо было
спасать жизнь другому человеку, попавшему в беду. Вот такая была у нас беспокойная, трудная и в то же время
интересная и настоящая мужская работа. Владимир Калюжный, январь 2012, Самара. |
