Каталог статей

Пользуясь возможностью поделиться знаниями по истории посёлка Бурлина и по просьбе администратора этого сайта (с его отцом, Колесниковым Николаем Евстафьевичем я работал вместе в Бурлинском статистическом управлении), я посчитал возможным опубликовать здесь мои воспоминания. Мой хороший знакомый Николай Григорьевич Зинченко, который жил в Облавке, но школу заканчивал  в Бурлине, и с которым мы часто встречались по работе в Уральске,    тоже мне настоятельно советовал "оставить свой след"  нашем Бурлинском сайте.

Так дедушка Терентий с бабушкой Меланьей и с детьми сюда приехали. У деда с бабушкой были два сына и три дочери. Приехали они с Украины, бабушка Меланья Лаврентьевна говорила про Херсонскую область, деревня Васильевка. Мой отец родился в 1998 году, мама – Пелагея Осиповна была на один год моложе. С ними приехали и несколько земляков с семьями. Помню только фамилии Кузьменко, Калиниченко, многие из их потомков и сейчас живут в Бурлине. Сначала вырыли и немного, как смогли, обустроили землянки, на быках пахали землю, сеяли, убирали урожай, разводили скот.

Потом стали строить и настоящие дома, строили как на Украине, из самана. Но соломы ещё было мало, поэтому в пойме речки и на озёрах резали камыш, секли его, сушили и добавляли в глину, получалось достаточно удобно и, самое главное, сухом климате эти дома были долговечными, я помню даже несколько таких старых домов. Строили коллективно, работали и женщины и дети, вместе заготовляли камыш, делали саман, ложили стены, перекрывали крышу жердями и плетнями, потом мазали, сначала «начерно» глиной с камышом, потом снаружи и внутри делали «чистовую» обработку, тонким слоем выравнивали раствором глины и свежего навоза.

Климат здесь оказался суровее, чем на родине, особенно зимой. Нужно было делать хорошие печи. На берегу Утвы подобрали место, где были запасы хорошей глины и песка. Станком формовали кирпичи, сушили тут же на берегу. Потом даже появился горшечник, он мастерил кое-какую немудрящую посуду, обжигал здесь же на берегу в специально изготовленной печи. Потом попробовали обжигать и кирпичи, получались они, конечно, дорогими, но зажиточные хозяева стали использовать такой кирпич для изготовления фундамента дома. На родине дома отапливали преимущественно соломой, здесь и соломы не хватало, да и толку от неё было немного, заготовку дров в лесу по Уралу местные не приветствовали, к Уралу не подпускали. Из навоза, по опыту местных жителей, приспособились делать кизяк, конечно, хлопотно, но без особых проблем можно было зимой натопить дом даже в сильный ветер и мороз.

Так и появилась в Бурлине улица Садовая, назвать её коллективно решили так, потому что были все с Украины и стали копать во дворах колодцы, сажать яблони и другие деревья. Потом вместо землянок стали строить настоящие дома, если удавалось найти хоть немного леса, то строили высокую двускатную крышу, заготавливали камыш, вязали снопы и ими крышу крыли, были потом и соломенные крыши. При советской власти уже и крыши из толи, рубероида и даже кровельного железа появились, к 60-м годам прошлого века дома стали крыть шифером.

Постепенно приспосабливались к местным условиям, налаживали контакты с людьми, живущими здесь ранее. Перенимали опыт, потихоньку учились рыбачить и охотничать, а когда Советская власть подвергла Уральское казачество репрессиям, то стали пользоваться уже дарами природы открыто, свободно и результативно, не уступая в этом местному казачеству с Самарской стороны, которое контролировали и лес и пойменные луга нашей стороны, Бухарской.

Место, где поселились мои предки, «бойким». Ближе к Бурле была большая площадь, огороженная забором из плетней. Сюда сгоняли скот со степи, здесь русские купцы покупали скот и гнали дальше в Россию. Потом, когда построили железную дорогу, отсюда перегоняли скот до ближайшей железнодорожной станции, а потом везли скот по железной дороге. Потом, уже при Советской власти здесь был «Заготскот», а место назвали «Восьмой аулсовет», впоследствии просто «Восьмой аул».

Вполне естественно, был цент торговли, были построены деревянные срубы, которые использовались как склады товаров, зерна, лавки и магазины. Сначала строилось это всё вроде бы беспорядочно, но потом как-то сформировалась улица, которую потом, уже при Советской власти, назвали «Советская», я помню эти амбары, склады и магазины, всё на высоких сваях, побаивались большого наводнения, хотя так Бурлин никогда не затоплялся, даже в 1942 году и 1957 году, когда весной уровень Урала поднимался до рекордного. Товары завозили с России, торговали преимущественно татары.

У моих родителей было шесть детей, которые почему-то все умирали в младенчестве, я был седьмым. Мама пошла к батюшке, тот сказал, чтобы пока не давали имени, меня окрестили и тогда батюшка мне дал своё имя: «Вениамин». Я выжил и дожил вот уже почти до ста лет, хотя никогда в жизни не видел взаимосвязи моего имени, рекомендованного батюшкой, и своей трудной, но достаточно успешной, состоявшейся дальнейшей жизни. Как человек своего времени, фанатично в Бога я не верил, на войне стал коммунистом, тем не менее, не отметить такой интересный факт в моей биографии я не могу.

О революции мне рассказывали родители. Насколько я помню, основные моменты этих событий и Гражданской войны, связанные с наступлением Чапаева. Они развёртывались по линии Ташла – Вязовка – Бородинское – Иртек – Ранний – Дарьинск – Рубёжка – Уральск и станица Сламихинская, где знаменитый комдив и погиб. В нашей местности орудовали банды, достоверно никто сейчас не может утверждать, были они из отступающих казачьих частей Оренбургского атамана Дутова, либо орудовали местные казаки с Самарской стороны, которые прятались здесь от революции и репрессий, связанных с расказачиванием, но, в тоже время, не желающих покидать родные края и уходить с Дутовым за границу.

У земляков мой дед пользовался авторитетом, был неформальным вожаком. В 1930 году собрали сход, в сельский совет пришло указание организовать колхоз. Мне тогда было уже шесть лет, я это помню. По предложению одного из первых переселенцев, друга моего деда, Кузьменко, колхоз стал именоваться «Труд крестьянина». Была у нас лошадь, которую отец отвёл на общий двор, мать смотрела укоризненно, но промолчала, не возражала, хотя, наверное, недопонимала, почему свою лошадь надо отдавать.

Годы 1932 и 1933 были не урожайными, потом их называли «голодными». Поэтому в школу я пошёл только в девять лет, опекали меня родители, берегли, как представителя продолжения рода, да и одежды, обуви приобрести было не на что, голодали. Но окончить школу тогда не пришлось, в 1942 году, из девятого класса, меня забрали в армию, а в 1943 году призвали и отца, который потом, видимо в силу уже достаточно преклонного возраста работал на оборонном заводе в Свердловске, где и скончался, больше я его не видел.

Свою дальнейшую судьбу я постараюсь изложить в общем, кратко, а если кому-нибудь будут интересны детали, то можно здесь посмотреть моё интервью, которое я давал корреспонденту местного издания «Uralsk.info». 15 августа 1942 года я стал курсантом Ленинградского военного училища связи, которое было эвакуировано в Уральск. Проучился я девять месяцев и меня направили в 1943 году в Подмосковье, где формировались воздушно-десантные войска. Тренировки, прыжки с парашютом, готовили к выброске в тыл врага на Украине, для захвата плацдарма. Просидели два дня на аэродроме вылета, что-то у командования «не срослось», отставили, вернули опять в Подмосковье.

Был откомандирован в город «Лодейное поле» севернее Ленинграда. Воевали с финнами, советские войска освобождали Карелию, с перспективой продвижения до Хельсинки. Успешно форсировали реку Свирь, за что получил правительственную награду. Сравнительно легко преодолели первую линию Маннергейма, с большими потерями взяли и вторую линию. Потом хорошо сработали военные дипломаты, финны, опасаясь больших потерь, капитулировали. Нас вернули в Лодейное поле.

Много опять тренировались, переформировались, через Белоруссию нас направили для выполнения операции по взятию Варшавы. перебросили в Венгрию, на озеро «Балатон». 16 марта 1945 года здесь выполнялась операция по окружению и уничтожению 30 немецких дивизий, 11 из которых были танковыми. Они не хотели сдаваться, видимо планировали сдаться американцам. Город Будапешт несколько раз переходил «из рук в руки», взяли его с большими потерями.

Потом перешли границу с Австрией, освободили Вену, при взятии которой в войсках был приказ о максимальном сохранении города, Вена и её исторические культурные памятники были сохранены. Уже 3-4 мая 1945 года прошли слухи, что Германия капитулирует. Немцы были деморализованы. Весть о Победе отметили очень эмоционально, палили в воздух из всех видов оружия, как будто не настрелялись за войну. Но после подписания «Акта о капитуляции» для нас война не закончилась, воевали до 12 мая, догоняли и пленили немецкие формирования, не сложившие оружия. В Чехословакии тоже пришлось повоевать в эти дни, участвовал во взятии городов Брно и Братислава.

В Венгрии служил ещё до января 1946 года, потом нас перебросили в Подмосковье, город Муром, откуда попал и на Дальний Восток, где прослужил до марта 1947 года, после чего был демобилизован. Перед демобилизацией меня долго и упорно уговаривали остаться в армии и служить на корабле дальнего плавания в качестве радиста. Отказался категорически, нужно было домой, в Бурлин, там осталась мать с сёстрами, отца уже не было, нужно было брать ответственность за семью. 7 марта отправился домой на воинском эшелоне, который «развозил» всех отслуживших по всему Союзу.

С несколькими земляками доехали мы до Оренбурга, а потом до станции «Казахстан», здесь весна, разлились все наши местные речушки, транспорта не было, пошли 35 километров пешком. Дома мама, две сестры, есть нечего. Мама побежала занять у соседей хоть кусок хлеба. Отдыхал 1, 2 и 3 апреля, 4 апреля вышел на работу в колхоз, работал простым колхозником, «куда пошлют», но таил в себе мечту всё-таки окончить школу и поступить в институт. Всё-таки я был достаточно грамотным, 9 классов за плечами.

В 1961 году окончил вечернее отделение Бурлинской средней школы, потом направили и я успешно отучился в учебном заведении по подготовке руководящих кадров, откуда был распределён в колхоз «Приуральный» нашего Бурлинского района, работал агрономом и секретарём партийной организации. Работал успешно, никуда не планировал перебираться, но вскоре у нас заменили председателя, была компания по укреплению руководящих кадров и нам из числа «двадцати пяти тысячников» прислали бывшего директора какого-то Московского завода, который в сельском хозяйстве ничего не смыслил, а прислушаться к специалистам не хотел, считал это ниже своего достоинства.

В Партии я с фронта, всегда отстаивал свою позицию и, вообще, в последующем развале Союза настоящих коммунистов винить нельзя, просто всё было уже настольно забюрократизировано, что мнения коммунистов никто и не спрашивал, победили неудовлетворительно подготовленные в идеологическом плане аппаратчики, которые не увидели в происходящих событиях преступных помыслов и даже предательства интересов Советского народа со стороны отдельных функционеров.

Не сработался я с новым председателем, поехал в район, первый секретарь райкома Брыжин Александр Алексеевич меня внимательно выслушал, понял и распорядился перевести меня в районное отделение статистики, где я сначала работал рядовым инспектором, а потом и руководил этим направлением деятельности.

Потом меня перевели в Уральск, работал в областных органах статистики, в 1974 году, когда подошёл пенсионный возраст, тогдашний руководитель области Иксанов М. Б. меня не отпустил на пенсию, дал год, чтобы я подготовил себе достойную замену. Потом в 1975 году ушёл на пенсию, правда, пришлось поработать ещё некоторое время в Облсофпрофе, подготовленных специалистов пока не хватало.

Но вернёмся к моему родному посёлку. На моей памяти можно отметить несколько существенных моментов в его развитии. Столыпинскую реформу можно смело назвать первым событием, которое, собственно и привело к его образованию в виде посёлка, раньше на этом месте кроме как сезонных ярмарок по продаже скота, никаких существенных событий не было и мероприятий не производилось, поэтому и инфраструктура Бурлина была соответствующая. Коллективизация 30-годов, которая вывела созданный здесь колхоз на передовые позиции в районе и стала поводом для придания посёлку статуса районного центра.

В период освоения целинных и залежных земель посёлок получил дальнейшее развитие. Сюда перевели Уральский техникум сельского хозяйства, существенно развивалась инфраструктура, были заасфальтированы две улицы: Чапаевская и Советская, построена хорошая дорога до железнодорожной станции «Казахстан». Потом последовал, по моему мнению, не совсем обдуманный перевод районного центра в нынешний Аксай, из-за падения статуса посёлка никаких существенных продвижений не происходило, постепенно наступал некоторый упадок. Когда же в Карачаганаке было открыто месторождение нефти и газа, произошли некоторые изменения, в связи со строительством капитальной дороги с Уральска до Аксая, которая проходила через Бурлин. Посёлок немного «ожил».

Трагические, на мой взгляд, события последних полутора-двух десятилетий, связанные с развалом Союза, привели к массовому переселению из посёлка его основавших жителей и их потомков. Дома по моей родной Садовой улице продавались за бесценок, переселенцы из южных районов области устраивались на малоквалифицированные, но высокооплачиваемые работы на Карачаганаке, брали кредиты, сносили старые дома и строили новые, современные коттеджи. Нашу улицу выровняли, закатали в асфальт, улица преобразилась, но последовавшие вскоре кризисные явления в мировой экономике не способствовали дальнейшему развитию посёлка. Извините, но сейчас я не в состоянии сколько-нибудь обоснованно прогнозировать его дальнейшее существование. Жалко, обидно за свою Родину, о которой я сейчас часто вспоминаю с болью в сердце и, как говорится, «со слезами на глазах»

Вениамин Скаленко, Уральск, апрель 2016.